– Спит сейчас. Под утро он стал очень беспокоен, несколько часов сильно метался в постели. А потом жар спал, доктор говорит, что он быстро поправится. Но до завтра его перевозить нельзя.

– Наверно, у него нынче были гости, да? – спросил Варден, лукаво подмигивая.

– Да. Старый мистер Честер пришел, сразу как за ним послали, и ушел только что, минуты за две до вашего прихода.

– А никакой молодой леди не было? – осведомился слесарь, с разочарованным видом поднимая брови.

– Нет. Только письмо, – отвечала вдова.

– Ага, и то хорошо! – воскликнул слесарь. – А кто его принес?

– Барнеби, разумеется.

– Ваш Барнеби – настоящее сокровище. Мы вот считаем себя разумнее его, а между тем ему легко удается то, что у нас никак бы не вышло. Надеюсь, он не ушел опять бродить?

– Слава богу, нет. Он уже в постели. Ведь всю ночь он не спал и весь день на ногах, так что совсем измучился. Ох, сосед, если бы я могла почаще удерживать его дома, обуздать его вечное беспокойство!..

– Все придет своим чередом. Угомонится и он, ласково утешил ее слесарь. – Не падайте духом, Мэри. По-моему, он с каждым днем становится разумнее.

Вдова покачала головой. Все же, хотя она понимала, что слесарь вовсе этого не думает, а говорит так, чтобы ее утешить, ей было приятно услышать похвалу ее бедному безумному сыну.

– Да, да, поверьте мне, из него еще выйдет человек дельный, с головой, – заключил слесарь. – Смотрите, как бы ваш Барнеби не заставил нас краснеть за себя, когда мы с вами к старости выживем из ума… Ну, а где же другой наш приятель? – добавил он, заглянув под стол и обводя глазами комнату. – Где первейший плут и хитрец из хитрецов?

– У Барнеби в комнате, – ответила вдова с легкой улыбкой.

– Ведь все решительно понимает! – сказал Варден, качая головой. – Я бы поостерегся говорить при нем то, что надо держать в секрете. Ого, этому хитрецу пальца в рот не клади! Ей-богу, я готов поверить, что он, если захочет, может научиться даже считать, писать и читать… Что это – кажись, кто-то скребется у двери? Уж не он ли?

– Нет, это как будто с улицы стучат, – возразила вдова. – Да, вот опять! Кто-то тихонько стучит в ставень. Кто бы это мог быть?

Помня, что стены и потолки в доме очень тонкие, и боясь потревожить больного, спавшего наверху, оба все время говорили очень тихо. Таким образом, человек, стоявший под окном, не мог слышать их голосов, даже если стоял у самой стены; а так как сквозь щели пробивался свет и в комнате было тихо, человек этот мог подумать, что дома только одна хозяйка.

– Может, какой-нибудь озорник или вор? – предположил слесарь. – Дайте-ка мне свечку.

– Нет, нет, – поспешно возразила вдова. – Такие гости никогда не пробуют вломиться в мое бедное жилье. Оставайтесь здесь. Если понадобится, я вас кликну. Я сама открою.

– Да отчего же? – спросил слесарь, неохотно отдавая ей свечу, которую взял было со стола.

– Оттого что… ну, я и сама не знаю отчего, но мне так хочется… Вот опять стучат! Пожалуйста, не удерживайте меня!

Варден смотрел на нее с величайшим удивлением, не понимая, почему эта женщина, всегда спокойная и кроткая сейчас в таком волнении и даже раздражении из-за какой-то безделицы. Она вышла из комнаты и старательно закрыла за собой дверь. Постояла минутку в прихожей, словно в нерешимости, положив руку на засов. Снаружи опять принялись стучать, и голос под окном – слесарю он показался знакомым и смутно напомнил что-то неприятное – произнес шепотом: «Да ну же, скорее открывай!»

Слова эти были сказаны тихо, но внятно, таким голосом, который легко проникает в уши спящего и заставляет его проснуться в испуге. На миг даже слесарю стало жутко, он инстинктивно отскочил от окна и настороженно прислушался.

Гудевший в трубе ветер мешал ему ясно слышать, что происходит снаружи. Однако он различил в прихожей стук отворенной двери, мужские шаги по заскрипевшим половицам… Наступившую затем мгновенную тишину прорезал вдруг странный звук – не то сдавленный крик, не то стон или зов на помощь, а затем слова: «Боже мой!», произнесенные так, что у слесаря захолонуло сердце.

Он кинулся в прихожую… И увидел на лице вдовы то страшное выражение, которое как будто было ему знакомо, – и все же впервые он его видел так ясно. Она стояла, как пригвожденная к месту, мертвенно бледная, с перекошенным от ужаса лицом, и застывшими глазами смотрела на вошедшего с улицы человека. Это был тот самый человек, с которым слесарь столкнулся прошлой ночью на темной дороге!

Он увидел Вардена, их взгляды скрестились. Это длилось один миг, быстрый, как молния, мимолетный, как тень от дыхания на стекле, – и незнакомец выскочил за дверь.

Слесарь бросился за ним. Уже он протянул руку, чтобы ухватить незнакомца за полы развевающегося плаща, но тут вдова крепко уцепилась за него и, упав на колени, преградила ему дорогу.

– Не туда, – крикнула она. – В другую сторону! Он убежал в другую сторону. Вернитесь!

– Нет, я видел его там, – слесарь указал рукой. Вот он мелькнул мимо фонаря. В чем тут дело? Кто это? Пустите меня!

– Назад, назад! – кричала женщина, продолжая удерживать его. – Не смейте его трогать! Я не хочу, чтобы вы гнались за ним. Из-за него могут погибнуть другие. Вернитесь!

– Что все это значит?! – воскликнул слесарь.

– Не спрашивайте меня, не говорите, не думайте об этом. Я не хочу, чтобы его выследили и задержали. Не ходите!

Удивленный слесарь смотрел во все глаза на цеплявшуюся за него женщину. Уступая ее отчаянной настойчивости, он позволил втащить себя в прихожую. Вдова с лихорадочной быстротой закрыла входную дверь на цепочку, заперла ее, дважды повернув ключ в замке, задвинула все засовы и увлекла слесаря в комнату. Только тут она подняла на него глаза с тем же застывшим выражением ужаса и; упав на стул, закрыла лицо руками. Она дрожала, как человек, которого коснулась рука смерти.

До крайности пораженный всеми этими странными происшествиями, следовавшими друг за другом так стремительно и бурно, слесарь молча смотрел на съежившуюся и дрожавшую женщину, и это продолжалось бы долго, если бы сочувствие и жалость не развязали ему язык.

– Вы нездоровы, – сказал он. – Я позову кого-нибудь из соседок.

– Нет, нет, и не думайте! – Она сделала отрицательный жест, все еще не поворачивая головы, чтобы он не увидел ее лица. – Достаточно уже того, что вы оказались свидетелем…

– Да, более чем достаточно… А впрочем, нет, мне этого недостаточно, – промолвил Гейбриэл.

– Пусть так, – отозвалась она. – Но не спрашивайте меня ни о чем, умоляю вас!

– Соседка, – начал слесарь, помолчав. – Сами посудите, разумно ли это, хорошо ли, справедливо ли это с вашей стороны? Вы знаете меня так давно и всегда советовались со мной… Право, я не узнаю вас! У вас с детства был такой сильный характер, такое мужественное сердце.

– Они мне понадобились в жизни, – сказала она. Но я старею телом и душой. Должно быть, годы и слишком тяжелые испытания сокрушили мои силы. Не спрашивайте, не говорите ничего!

– Да как же я могу молчать после того, что видел? – возразил слесарь. – Кто этот человек и почему его приход так встревожил вас?

Она не отвечала и держалась за стул, словно боялась упасть.

– Я спрашиваю вас, Мэри, по праву старого друга, который всегда был к вам очень привязан и, как мог, доказывал вам это. Кто этот подозрительный человек и что может быть общего между вами? Почему он, как призрак, появляется только в темные и ненастные ночи? Откуда он вас знает и зачем бродит вокруг вашего дома, шепчется с вами, как будто вас связывает нечто такое, о чем ни вы, ни он не смеете даже говорить вслух? Кто он?

– Верно вы сказали, что он призрак, который бродит вокруг этого дома, – тихо сказала вдова. – До сих пор только тень его всегда висела над моей жизнью и моим домом и в ночном мраке и при свете дня. А теперь он пришел сам, живой.