– Я искренне рада, что он согласился взять этот случай в Мельбурне, – закончила – сестра. – Успешная операция, а я не сомневаюсь в том, что она будет успешной, вернет ему веру в свои силы и восстановит в нем то, что было разрушено.

Трагическая история подействовала на Гейл. Но при этом ей стало немного легче – ведь это совсем другое дело, чем если бы он оставался на берегу, чтобы быть с Бэрри. Из дальнейших расспросов она узнала от сестры Мак Манус, что давний коллега Бретта, практикующий в Мельбурне, написал ему в Порт-Саид, умоляя согласиться сделать очень специфическую операцию его жене. Между судном и главным управлением компании начался оживленный обмен телеграммами и разговорами по рации, в результате было решено обеспечить в Мельбурне замену для главного врача «Юджинии».

Они шли по упругому желтому песку. Гейл спросила:

– Сестра, эта операция – он тогда оперировал девушку, с которой был помолвлен? Сестра Мак Манус посмотрела на нее с интересом. – Так он вам рассказывал? – Он однажды упомянул девушку – девушку, которая умерла. – Да, это она, – сестра Мак Манус тяжело вздохнула. – Это полностью изменило его жизнь. Я молю Бога, чтобы в этот раз все прошло удачно. Вера в него его друга, конечно, должна помочь. А когда он вернется к настоящей работе, то, я думаю, он сможет по кусочкам восстановить свою разрушенную карьеру.

Они сидели в тени большого пляжного зонта, каждая погруженная в свои собственные мысли, пока сестра Мак Манус не решила, что они должны хотя бы мимоходом глянуть на гостиницу Гэлл Фэйс – очень популярное среди туристов место. Они могут выпить там чаю перед возвращением на корабль.

Они вернулись в Коломбо на такси и скоро уже были в оживленном вестибюле огромной гостиницы. Помещение было наполнено жужжанием больших вентиляторов под потолком, голосами людей, говорящих на разных языках и звоном кубиков льда в стаканах.

Решив выпить чаю в относительной тишине и покое гостиничной террасы, они прошли через ресторанный зал, приготовленный для ужина и танцев. Именно сюда, скорее всего, пойдет вечером Грэхем Бретт.

Будет ли с ним Бэрри? Ее сердце опять защемила тоска. Кто же еще кроме Бэрри, может оказаться здесь вместе с ним?

Последующие несколько дней не случилось ничего примечательного. По-прежнему стояла невыносимая жара. Гейл постоянно возвращалась в уме к тому разговору с сестрой Мак Манус и все ждала, может быть, Бретт сам расскажет ей о своем намерении покинуть корабль в Мельбурне. Доктор в общении с Гейл был очень официален и подчеркнуто вежлив. Никакого намека на дружелюбие и расположенность. Иногда, страдая от этой бездушной вежливости, Гейл чувствовала, что готова потребовать от него объяснения тем непонятным вещам, которые он наговорил ей в ту ночь. Но на работе все время кто-нибудь мешал, да ей и не хватало смелости, чтобы обратиться к нему с подобным требованием.

Наконец «Юджиния» вошла в широты с умеренным климатом. Жара спала, солнце светило по-прежнему ярко, но уже не испепеляло своими лучами. Корабль заметно оживился. Пассажиры уже не валялись целыми днями в защищенных от солнца местах, хватая ртом воздух, как выброшенные на берег рыбы. Они стали появляться на игровой площадке; возобновилась танцы по вечерам.

Для Гейл, однако, эта перемена не принесла большого облегчения. Она называла себя сумасшедшей за то, что переживает за человека, который ее так мало уважает и низко ценит. Но перестать беспокоиться за Грэма Гейл не могла – она чувствовала себя виноватой за то, что своим молчанием способствует обману. Но роль доносчицы ее отталкивала. Кроме того она помнила угрозы Бэрри насчет Пипа и матери.

Гарри Мэтьюсон тоже тревожил ее. Гейл надеялась, что Бэрри получила урок и теперь не даст Гарри застать ее где-нибудь одну и устроить сцену.

Сам Гарри выглядел несчастней обычного и Гейл временами даже бывало стыдно оттого, что она избегает его. Но он все чаще бывал навеселе после ужина и Гейл вовсе не улыбалась перспектива успокаивать полупьяного молодого человека с его непредсказуемыми вспышками ярости.

Теперь ей приходилось брать с собой на вечернюю прогулку по носовой палубе кого-нибудь из подруг. Как-то раз не найдя никого, с кем она могла бы побыть на палубе, Гейл вернулась в свою каюту и решила сесть за письмо к матери.

Она вывела «Мама, дорогая, « и думала, как ей начать письмо, но мысли ее отвлеклись. Гейл сидела, глубоко задумавшись, с ручкой в руке, когда с мостика донесся звон колокола. Вскоре она почувствовала какое-то изменение в движении корабля. Странные звуки доносились с палубы – топот ног и возбужденные крики.

Гейл открыла дверь.

– Человек за бортом! – сказал ей кто-то, пробегая по коридору.

– Мы остановились. – Гейл последовала за остальными на палубу и протиснулась сквозь толпу поближе к поручням. Мощный прожектор шарил по воде, освещая спасательный буй и маленькую лодку, рыщущую около корабля. Из разговоров в толпе до слуха Гейл несколько раз донеслось слово «акула». Она вздрогнула. Ей стали мерещиться зловещие треугольники плавников, рассекающие воду около того места, где шли поиски.

Она почему-то сразу подумала о Гарри Мэтьюсоне. Гарри или Бэрри! Но с какой стати это должен быть кто-то из них, при том, что на корабле шестьсот человек команды и полторы тысячи пассажиров?

Тут Гейл пришло в голову, что может понадобиться ее помощь. Если миссия этой маленькой лодки завершится успешно, то у нее появится работа. Она пошла в лазарет, где Эни >Даунинг уже наполняла горячей водой грелки.

– Доктор Бретт и старшая медсестра уже спустились на нижнюю палубу, – сказала она. – А у мисс Харкорт истерика. Это Гарри Мэтьюсон, она была с ним.

Гейл остановилась, как вкопанная, услышав, что ее подозрения оправдались, но быстро взяла себя в руки и стала успокаивать разволновавшихся пациентов. Слух ее, тем временем, напряженно ловил звуки, доносящиеся снаружи. Время шло – и с каждой пролетающей секундой уменьшалась надежда.

Эни Даунинг покачала головой и сказала:

– Не похоже, чтобы... – Громкий, дружный крик раздался на верхней палубе. Гейл застыла на месте.

– Они нашли его! Его вытащили из воды! – Гейл выскочила на палубу и опять стала пробиваться к поручням. Радостные крики толпы оглушили ее, когда маленькая шлюпка, пропав из поля зрения людей на верхней палубе, подошла к борту корабля. Кто-то сказал:

– Они поднимают его на нижнюю палубу. – Она выбралась из толпы и отправилась вниз. Гейл была без формы и ее задержали, было, стюарды, пытающиеся оградить нижнюю палубу от зевак, но кто-то из персонала узнал Гейл, и ей разрешено было пройти через заслон.

Фостер делал искусственное дыхание неподвижно лежащему на палубе человеку. Грэхем Бретт стоял на коленях рядом с ним в луже воды. Сестра Мак Манус поддерживала миссис Мэтьюсон. Она облегченно вздохнула, увидев Гейл.

– Сестра, займитесь, пожалуйста, миссис Мэтьюсон. – Она передала ее с рук на руки Гейл. Мать Гарри была в полуобморочном состоянии. Отведите ее в каюту и будьте наготове в лазарете.

Миссис Мэтьюсон порывалась остаться, но сестра Мак Манус сказала ей, что она отвлекает их от Гарри. Тогда она позволила Гейл увести себя наверх.

– Не бойтесь – успокаивала ее Гейл. – Все будет хорошо; главное – они нашли его. – Она оставила мать Гарри под присмотром стюардессы и отправилась в лазарет.

Все было готово, но время шло, и никто не появлялся. Гейл и Эни Даунинг поглядывали друг на друга в молчаливой тревоге. Наконец, в дверях появилась маленькая процессия. Сперва показались носилки, рядом с которыми шла сестра Мак Манус. Она держала руку Гарри. Гейл внутренне разразилась благодарной молитвой – раз старшая медсестра проверяет его пульс – значит он жив! Следом вошли доктор Бретт и Фостер, оба серые от усталости.

До всеобщего сведения было доведено, что произошел несчастный случай и, хотя кое-кто отнесся к этому скептически, публике пришлось принять официальное разъяснение.