В.Б. Я в то время, как вы знаете, работал в Малом театре. Таком же большом по количеству труппы, как и МХАТ. И в Малом театре, впрочем, как и по всей стране, были свои раскольники, люди, которые хотели сознательно разделить, отторгнуть единую труппу. Помню шумные собрания, выступления крикунов, болтунов, которых дергали за ниточки кукловоды. Но там был Михаил Царев, там была Елена Гоголева, да и более молодой состав «маловцев» не позволил осуществиться никакому расколу. Чем же был слабее МХАТ, какая гнильца поразила его? Нельзя же объяснить тем, что в Малом был Бондаренко, а во МХАТе Смелянский… Никакому демону-искусителю не по зубам коллектив, если в нем живо то соборное начало, которое определяет всегда русских людей.

Т.Д. В Малом у вас, Владимир Григорьевич, были очень сильные старики, более мудрые. А во МХАТе, как вы понимаете, был иной руководитель, и существовал авторитет руководителя. И авторитет отдельных личностей, возглавляющих этот раздел театра. Их, собственно, было немного, два человека, которые работали в тандеме с Олегом Ефремовым, два достаточно больших и известных человека. А в противовес им в тот момент сильных лидеров не нашлось. Дальше эти разрушители достаточно легко через прессу и телевидение убедили всю страну, что в старом составе МХАТ оставаться не мог. Надо было много лет работать в самом театре, чтобы знать, что это не так, что никакого раскола труппы не было. Конечно, в любой большой труппе существует ряд бездарных актеров, не сумевших реализовать себя. И от них любой руководитель должен уметь постепенно избавляться. Но это - не раскол театра. Отторгнули далеко не бездарных актеров, а иные бездарные и сейчас существуют в той труппе. Отторгнули реалистическое мхатовское направление.

В.Б. Уже прошло десять лет после раздела МХАТа на две части. Вы вынуждены были выстоять, вы доказали свою жизненность. Само по себе - это доказательство лжи об избавлении МХАТа от балласта. Почему они и бесятся.

Если бы не было лично вас, если бы изгнанные разбежались по необъятной России, то в историю вошел бы не целенаправленный раздел национального театра, не разрушительный, инспирированный кем-то удар по русскому театру, а мудрый шаг ефремовского руководства, вовремя избавившегося от советского бездарного балласта. Ваше существование - это вечный еж под кожей разрушителей… Но выиграл ли тот театр от этого раздела? Дал ли что-то существенное этот раздел труппе МХАТа имени Чехова?

Т.Д. К моему очень большому сожалению - и, поверьте, искреннему сожалению - выигрыша у них не получилось. Для меня не было бы большей радости, если бы я видела мощный творческий расцвет театра, который сегодня носит имя Антона Павловича Чехова. Кстати, сменой названия театра именно они отказались от преемственности. Стали неким новым театром. Именем великого Чехова можно называть и города, и корабли, и планеты. Но если основоположники решили все-таки назвать театр именем Горького, они видели в этом определенную гражданскую позицию. Они видели в имени великого Алексея Максимовича Горького некий идеологический заряд, предполагая, что это определит и дальнейшую судьбу их детища - МХАТа. Сегодня не принято говорить о Горьком. Если говорят, то как-то извиняясь: «Вы знаете, я все-таки уважаю этого писателя. Простите, конечно…» За что прощать? Есть очень мощный русский писатель, вышедший из самого сердца страны. Он был и духовным, и художественным, и социальным знаком России. И он остался этим знаком. Сегодня, уничтожая имя Горького, уничтожают огромную часть нашей отечественной культуры, часть того же МХАТа. Уничтожают позицию писателя - его право быть гражданином, человеком, заинтересованным в жизни народа. Он лучше многих знал, что такое русский народ. Будь сегодня жив Алексей Максимович Горький, я думаю, судьба нашей культуры нынче не была бы такой плачевной. Я знаю, на защиту кого выступил бы великий писатель. Это знают и те, кто отказался от его имени.

В.Б. Заметьте, Татьяна Васильевна, как наши противники, противники нашей культуры умело противопоставляют Чехова - Горькому, Булгакова - Шолохову, Ахматову - Есенину. Сталкивают славные имена. Мелкая театральная тусовка кидает грязь на великих классиков. На самом деле, скажем, в истории МХАТа всегда будут стоять рядом Чехов, Горький и Булгаков. Они не мешают друг другу, а дополняют, обогащают. В афише вашего театра не случайно всегда присутствуют эти три имени.

Меня никогда не покидало ощущение, что раздел МХАТа - это не просто разрушительная театральная акция. На вас отрабатывали механизмы расчленения страны.

Т.Д. Да, вы правы. Сначала искусственно разделили единый творческий коллектив на МХАТ имени Чехова и МХАТ имени Горького. Дальше им надо было доказать, что МХАТ имени Горького абсолютно недееспособен. В течение всего десятилетия почти вся театральная пресса, как по указке, доказывала, что наш театр - недееспособен. Но существует зритель, который не желает читать эту желтую разрушительную прессу, а ходит в наш театр, смотрит наши спектакли и устраивает овации артистам. Приходят на наши спектакли даже по нескольку раз, семьями. Нравимся мы русскому зрителю, и ничего с этим не поделать. Смиритесь, пожалуйста, театральные критики, Латунские всех времен, что зрителю у нас душевно, комфортно, что зритель любит реалистический театр. Они не чувствуют себя оскорбленными той или иной похабностью, условностью, пошлостью. В театральной условности они видят пренебрежение к зрителю, издевательство над простыми человеческими чувствами. Они любят реалистического актера. А это требует подключения всего организма на сцене. Реалистическая игра - самая трудная. Реалистические декорации требуют высочайшего мастерства художника. У нас в театре сейчас работает лучший театральный художник страны - Владимир Глебович Серебровский. Работники всех цехов в театре стремятся осуществить эту волшебную реальность на сцене. Как они все сейчас работали над восстановлением «Трех сестер»! Это был единый коллектив. Они объединены идеей Художественного театра. Нам удалось сейчас с нашими молодыми актерскими силами создать живой спектакль «Три сестры» по рисунку 1940 года. По декорациям Дмитриева. Выполняя все мизансцены Немировича, идя от темы “тоска по лучшей жизни”. Но дальше-то молодые актеры работают в своих индивидуальностях, и заставлять их повторять интонации великих исполнителей 1940 года - Тарасовой, Ливанова, Грибова - невозможно.

В.Б. Опять параллель. Как бы ни хотели уничтожить ваш МХАТ, ничего не получается. Как бы ни хотели уничтожить Россию - тоже ничего не получается. И с уничтожением Сербии ничего не получится. С нами Бог!

Модель сопротивления МХАТа имени Горького, которая противостоит модели разрушения, - тоже уникальная. Это - один из окопов народного сопротивления.

А где-то сопротивляются русские художники. Академия Ильи Глазунова. Кинофестиваль Николая Бурляева. Славянский центр Вячеслава Клыкова. Союз писателей России во главе с Распутиным, Беловым, Ганичевым. Газета «Завтра» во главе с Александром Прохановым. Крестьяне, шахтеры, оборонщики, ученые. Благородный Игорь Шафаревич. Ученики великого Георгия Свиридова. Русские промышленники. Честные русские офицеры… Часто пока каждый наособицу, чем и пользуются враги, но зреет уже и тяга к единению. Близок поворотный Сталинград. И тогда мы вспомним каждый из наших окопов. Каждый акт национального сопротивления. Как вы выдержали все эти десять лет? Какие драматурги, актеры, режиссеры помогали вам? Что за молодежь к вам пришла, не боясь всех сплетен, которые распространяли о вашем театре в околотеатральных кругах?

Т.Д. В самом начале становления нашего театра очень талантливый белорусский драматург Алексей Дударев дал нам свою, для того времени крайне важную пьесу «И будет день». За постановку взялся прекрасный режиссер Валерий Белякович. Это был очень хороший союз. Который помогли создать вы, Володя. Перейдя из Малого по нашей просьбе к нам в театр, вы помните, как принимали этот спектакль в Киеве? Спектакль об афганцах. И из киевских госпиталей приходили раненые воины, приходили их матери. Мы им ставили добавочные стулья, вопреки всем правилам. И мамы несли букеты цветов к ногам актера, который играл афганца. Мы подружились после этого спектакля с Валерой Беляковичем. Не менее успешно он поставил у нас «Макбет», а совсем недавно и малоизвестную пьесу Александра Островского «Козьма Минин». Среди первых режиссеров, откликнувшихся на нашу просьбу, был и всемирно известный Борис Александрович Покровский, который поставил пушкинский спектакль, еще один постоянный знак нашего театра. Пушкин - это наше главное и в литературе, и в театре. Так будет всегда, пока жива Россия.