Да, левачество, гуманистический пафос, культурный нью-эйдж - уютный фон для многих музыкантов из числа эрзац-революционеров. Но внутри белорусов живёт перманентное беспокойство, которое уже увело их со стадионов псевдонародной кабацкой любви на территорию, плотно обстреливаемую внимательной прессой и публикой. "Ляписы" чётко дали понять, что двигаться в рамках заданной системы координат они не собираются, и предсказать их возможные проявления я не берусь.

"Мы не европейские антиглобалисты, мы не люди, которые бегают с камнями, бьют супермаркеты, мы не группируемся вокруг автономных сайтов. Наша борьба носит несколько ситуационный, бутафорский характер. Но я этого не боюсь. Пафос эпатажа, присущий моей профессии, бурлеск именно в художественной форме. Моя цель - разбудить сомнамбулически настроенных граждан и разговаривать с теми, кто не в теме, вот важный посыл", - внятно высказался Михалок (mk.ru).

"Ляпис Трубецкой" пытается влить новое вино в ветхие мехи панка. Наполнить актуальным словом и, в пику "no future", предчувствием - ожиданием альтернативы. Это, конечно, не маяковский "прыжок в будущее". Пожалуй, это осязаемая мечта о новом мире, который нужно строить в себе и вокруг себя, через круг единомышленников.

На вкладке "Ляписы" предстают в образах великих русских писателей. По-моему, точнее были бы античные тоги, расписанные художниками первого русского авангарда.

При разглядывании нового роскошного коллекционного двухтомника Владимира Семенихина "Детская иллюстрированная книга в истории России 1881-1939 гг." возникает ощущение, что перед тобой, подобно фейерверку, с радостным треском раскрываются миры отечественной культуры. И ты зримо наблюдаешь, как один пласт эстетики, сознания и мировоззрения видоизменяется и перетекает уже в другой, следующий.

Так меняются облака на сильном ветру. Так русский модерн оплывает до своего конструктивистского остова, чтобы затем вновь прорасти через античный магизм сталинской пластики. А потом истончиться, развеяться, превратиться в туманное воспоминание.

Увесистые тома Семенихина пестрят комментариями и бесчисленными иллюстрациями, которых, как говорят, более двух тысяч. Ты понимаешь, что предпринят колоссальный труд историка культуры, но в подсознании хочется двигаться дальше, раздвинуть хронологические рамки, заглянуть в середину и конец баснословного ХХ века, поднять из глубины памяти любимые имена и образы.

Эта публикация - дань уважения к мастерам настоящего и прошлого, к магам детской книги, задающим ритм и способ восприятия мира у целых поколений.

Кто будет спорить, что детские впечатления - самые яркие и запоминающиеся, что они навеки впечатываются в душу, становятся невидимой частью интеллекта, оседают на тонких хрустальных гранях механизма человеческой памяти? Эти впечатления, словно оптическая труба, сквозь которую человек глядит на мир в течение всей своей последующей жизни.

Поэтому-то возникает проблема ответственности за этическое и эстетическое наполнение детских книг, журналов и лент. Ибо речь идет не только о воспитании вкуса и чувства прекрасного, но и о формировании ядра личности, которое именно в детстве приобретает тот или иной оттенок.

При сегодняшнем избытке сорной информации, при засилье пресловутых компьютерных игр, что стекают к нам с Запада по сточным каналам массового спроса; при пугающей беспринципности издателей, которые потакают низменным представлениями недалеких родителей, которые считают, что их детям требуется нечто тупое и яркое, - при всем при этом, имеющем место в нашей горькой действительности, в семьях существуют еще "нетленные картинки", кочующие из поколения в поколение. И через них транслируются в будущее коды культуры, тайные знаки, которыми испещрены шедевры отечественной книжной графики.

Увы, страница нашей газеты не вместит и капли из того моря одухотворенных изображений, что создавались в нашей стране для детских глаз и сердец.

Невозможен даже подробный рассказ о том, как на смену чародеям серебряного века пришла целая армия советских графиков, художников книги и шрифта, на высочайшем эстетическом уровне отстоявших высокое звание самой читающей страны в мире.

От поколения к поколению, от империи к империи… Культура - организм, способный к воспроизводству, к болезням, к очищению…

Остается только поражаться тому, как, созданные в 70-х годах позапрошлого века драгоценные листы Елены Поленовой родили целое направление, звонко заявившее о себе в эпоху русского модерна. Как наследие Георгия Нарбута, Александра Бенуа, Мстислава Добужинского было воспринято и переосмыслено спустя полвека после отмены "ятей".

Поразительно, как школа Владимира Фаворского после кончины мастера в 60-х годах не расточилась, не истлела, но докатилась вплоть до наших дней, подспудно существуя в недрах национального полиграфического искусства.

В России детской иллюстрацией когда-то занимались и вполне "взрослые" художники: Кузьма Петров-Водкин, Юрий Анненков, Владимир Лебедев, Борис Кустодиев, Алексей Пахомов, Борис Григорьев. Даже фотограф-авангардист Александр Родченко пытался создать свою детскую книгу "Самозвери".

Этот процесс сейчас, к сожалению, не наблюдается.

А ведь признанные мэтры могут и должны прийти на помощь детской книге, которая сейчас почему-то представляется чем-то неважным и периферийным, будто бы несерьезным и недостойным внимания.

Странное дело: "золотой век" детской книги совпал со временем существования СССР. Да, мрачное тоталитарное прошлое не отпускает! До сих пор тревожит нас своими красками и мотивами, обрывками песен и отблесками солнечных смыслов. Уважительное и бережное отношение к детству, которое было этической нормой в Стране Советов, увы, не передалось сегодняшней эпохе. Культ детей заглох!

Впрочем, дух эксперимента, дух развития также незаметно улетучился с цветных страниц и обложек детских книг. Однообразная пестрота - вот свойство, доминирующее сегодня в культуре.

А вспомним игры футуристов, когда книга могла принять любой вид: и срезанные углы, и пятиугольные формы, множество наклеек, вставок бумаги другого качества, несоответствие размеров страниц! Буквы заголовков разбегались по обложке, как будто самостоятельно выбирая себе место, шрифт и цвет. Строка, расположенная поперёк страницы, заставляла переворачивать книгу боком - и всё это создавало ощущение веселого беспорядка и жесткой игры.

А манифесты Наивной непосредственности, появившиеся вдруг после периода, связанного с реализмом иллюстраторов-рассказчиков?

Для книжных графиков выражение "иллюстрировать книгу" считалось обидным. Они справедливо называли себя создателями книги. Наравне с писателем художник формировал образ произведения. И это тот случай, когда рисунок являет собой текст, как будто рядом с обычными буквами находятся иероглифы, которые легко читает глаз ребенка.

Сегодня, помимо чудовищных, заведомо вредных, сметающих любые чувства рисунков-наклеек, в России еще сочится ручеек детской книжной культуры. Однако почему-то кажется, что современным художникам чего-то не хватает. Происходит какое-то непопадание. Может быть, мало времени или сочувствия своему делу? Но в этой сфере любые оценки, конечно же, субъективны. Другое не вызывает сомнения: падение книжной культуры как таковой. Виноват не только уход советских профессионалов макета и шрифта. Страшный урон наносит культ денег в издательком деле, что приводит к фактическому узакониванию пошлости и безвкусицы. Даже переиздания любимых авторов умудряются испортить нелепыми добавлениями. "Колорит эпохи" добавляют дурацкие рамки и вставки, неряшливый, кривой макет. А ведь такие вещи, как тип, размер, цвет шрифта, незаметно формируют и весь облик издания. Книжное искусство предполагает знание колоссального количества тонкостей, которые продумываются очень тщательно, дабы книга начала дышать, и поверх слов говорила с читателем.