Я хочу тебе что-то сказать..."
Бедная Надя, не зная ничего, хоть "сердце девочки гибель чуяло", подошла к родителю.
Лицо бледное, подошла к нему,
Отец быстро схватил и стал жать,
Чтобы крик ее не мешал ему
И на помощь людей не дал звать.
Отец, "жмучи" Надю и крича: "Ты, родная дочь, иди к матери!" -зарррезал свою дочку, "крошку семилетнюю".
Засверкал тут нож палача-отца,
Совершил он ужасный кошмар.
И теперь:
Два креста стоят над могилкою:
То мамаша и дочка лежат.
Эпилог этого всего "совершения кошмара" таков:
Отец "за железной решеткой сидит", а:
...красавица где-то шляется,
На свиданье к нему не идет...
"Зверь-отец" в конце обращается ко всему советскому обществу с призывом:
И хочу всем мужчинам сказать:
Как умрет у вас жена первая,
Детям мать вторую не брать.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Такая печаль звучит ежедневно по вагонам пригородных поездов столицы.
Но это далеко не все.
Слушайте дальше.
Закончив пение, "певец печали нашей" обращается ко всем гражданам с таким предложением:
-- Граждане! Мо'ть кто хотит иметь ету песню переписану, то прошу -- цена двадцать копеек!
Достается из-за пазухи целая папка с перепечатанными на машинке песнями.
Я, разумеется, купил.
И многие еще купили.
И вот, когда я радостно кинулся за покупкой, мне предложили:
-- Гражданин! Имеится у меня еще и "песня-роман", очинно антиресная (ударение на о: роман).
-- А о чем же, -- спрашиваю -- тот "роман"?
-- О любви.
-- Дайте, пожалуйста!
"Роман", я вам доложу, знаменитый!
"О любви" -- и больше ни о чем другом.
Ты вспомнишь комнатку уютную,
Где мы сидели с тобой вдвоем.
Меня ты в губки целовала
И называла "милый мой".
Потом ты "другую" полюбил.
Ты полюбил одну богачку.
Я знаю просто, милый мой:
Богачка золотом займется
И позабудет про тебя.
Кончается роман очень грустно:
Вот скоро, скоро, друг любезный,
Венок терновый мне сплетут.
С венком терновым в гроб дубовый
Меня на кладбище свезут.
И сердце раны там залечит,
Какие есть в груди моей,
И зарастет моя могила
Тернистой зеленью ветвей.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я плакал, читая поэму "Отец и дочь", плакал я горько и над "песнею-романом".
Почему я плакал?
Да так. Взгрустнулось, вот и заплакал.
* * *
Когда я, вернувшись домой, читал вслух об "Отце и дочери", маленькая девочка, слушая поэму, спросила:
-- Дядя! За что же папка свою девочку маленькую зарезал?
-- Это он, -- говорю, -- "по обшибке". Ему надо было кого-то другого зарезать, а он девочку резанул. "Обшибка" вышла.
"Обшибка" вышла.
1929 ______________________________________________________________________
На рудниках
И вот я, деревни сын,
В сердце Донбасса вгрызся.
В буйном цветении века машин
Дымарями Донбасс покрылся...
Стихотворение это, как вам известно, не мое. Стихотворение это хорошего поэта Андрея Панова.
Надо вам сказать, что я в сердце Донбасса не "вгрызался", а въехал на плохоньком поезде в сердце Криворожья, именно туда, где добывается железная руда и марганец.
Если даже принять фабричные трубы за "буйное цветение", то на Криворожье такого "цветения" очень мало. Зато там целые залежи причудливо сверкающего камня, который на солнце отливает черным, синим, зеленоватым и серовато-серебристым огнем.
-- Что это, -- спрашиваю я у соседа, -- за камень такой?
-- Это кварцит.
"Кварцит! С чем же он, -- думаю себе, -- рифмуется?"
Кварцит... Антрацит... Стрептоцид... Аппендицит...
Я, ей-богу, не стану врать в своих впечатлениях о криворожских шахтах.
Из-за этого, собственно, я и начинаю с того, с чем "кварцит" рифмуется...
Потому что, "вгрызаясь" на какую-нибудь там неделю в рудники, ни черта вы про кварцит более не узнаете, кроме того, с чем он рифмуется, или какой можно к нему ассонанс или аллитерацию применить...
Чтобы узнать об этом кварците подробнее, чтобы знать, что с этим кварцитом связано (а связано с ним ой как много!), не неделю, не две и не три нужно принюхиваться к этому кварциту и приглядываться к нему.
* * *
Итак. Первое, значит, впечатление -- кварцит.
Второе впечатление -- копер.
Всюду копры, копры, копры...
Что такое копер?
Прежде всего это слово, которое рифмуется со словом "шахтер".
Любой писатель, приезжая на рудники, знакомится с пролетарской на них жизнью и может, не доехав даже до рудников, уже написать такое стихотворение:
Выпираются копёры,
А на них стоят шахтеры...
Если люди, знающие толк в шахтерской жизни, скажут вам:
-- Что вы, товарищ, мелете? Сроду никакие шахтеры на копрах не стояли!
Вы на это отвечайте смело:
-- А вот в честь моего приезда залезли туда и стоят!
На копрах всюду шкивы.
И шкивы годятся для стихов:
И стоят копры со шкивами,
Будто кони буйногривые.
Шкивы так похожи на гривы, как, скажем, я на канарейку.
* * *
Затем на вас сильное впечатление производит карьер.
Карьер -- это штука, весьма напоминающая корыто. Огромнейшее корыто. Глубина такого корыта бывает саженей этак в пятьдесят, а длина его -- саженей полтораста. Детей в карьерах не купают, белье не стирают, а добывают там руду железную.
Рифмуется карьер со словом "фокстерьер".
Карьером он называется потому, что в нем пролетарские и непролетарские писатели карьером удирают от "бурок".
"Бурка"... Что такое бурка? Опять же это совсем не то, что на Кавказе из шерсти делают.
Шахтерскую бурку на плечи не накинешь, от дождя ею не укроешься.
Она и небольшая и не очень приметная -- только и всего, что торчит от нее небольшой хвостик, в обиходе он называется еще бикфордовым шнуром, а бегут от этой бурки люди, особенно писатели, как я уже говорил, карьером.
Бурка -- штука, на шахтах весьма популярная.
Однажды на одном из наших литературных выступлений подана была нам записка с таким вопросом:
"Скажите, а здорово вы удирали от бурок?"
Мы сказали правду.
-- Удирали здорово!
Ответ этот вполне удовлетворил слушателей; они убедились, что и мы, чужие на шахтах люди, серьезно к бурке относимся.
Когда бурка "рвется", в карьере гремит гром; тогда люди прячутся в штреках и не выходят оттуда до той поры, пока не разрешит им этого свисток.
Для того, чтобы сделать бурку, нужно иметь забурник и пневматический к нему молоток.
Что такое молоток, вы знаете. Пневматическим он называется потому, что молотком тем "бьет" от сжатого воздуха.
А вот что такое забурник, пояснить я вам, пожалуй, не смогу. Это такая штука, что забуривается, то есть глубоко куда-нибудь вовнутрь вгрызается.
На рудниках вы часто можете услышать такое выражение:
-- Эх! Вставить бы тебе забурник!
Следовательно, забурник этот еще и "вставляется"..
Во всяком случае, когда вы поедете на шахту и услышите вышеприведенное выражение, я вам не рекомендуй: напрашиваться:
-- Вставьте, мол, пожалуйста, мне забурник!
Выполнить вашу просьбу, конечно, смогут, но чтоб от этого вы стали настоящим шахтером -- вряд ли.
Особенно интересен спорт на рудниках -- сбегать в карьер глубиной в 40--50 саженей по лестнице. Лестницы эти почти вертикальные. Ступенек я не подсчитывал, но их порядочно.
Спорт этот больше всего рекомендуется людям 6--7-пудового веса. Пробежаться можно раза три-четыре туда и назад. Отличное после этого наступает настроение Тогда каждый человек, который изложил в анкете свое происхождение начиная с прапрапрапрадеда и теперь состоит в должности заведующего торготделом в одном из трестов, лежит и разглагольствует мечтательно: