Зрелый я человек, мудрый. Осмотрительный. Выхожу на работу собранный, глаза сузив. Жизнь прожить — минное поле перейти. Бдительность прежде всего.
Итак, переступаю порог любимой конторы. Внимание!
Встречаю в коридоре Орлика. Седой хищник, хитрюга и анонимщик. В последней подлянке и меня обдал грязью — за компанию. Его авторство вычислено однозначно. Не здороваться? Плюнуть в физиономию? Незрело. Непрактичное донкихотство. Еще одну катанет и уж обмажет не краем, а плеснет навозной жижей целенаправленно, в лоб. Улыбаюсь, протягиваю руку. Рукопожатие. Мудро. Очко набрано. Очко домашнего спокойствия. Очко сладкого сна.
Навстречу — Митя Тихацкий. Вчера назначен заведующим отделом нетканой пряжи. Митя знает, что мы знаем, что он ничего не знает о пряже, любой — тканой, нетканой. И он сам знает, что ничего не знает. Он пришел к нам из рок-группы. Он там щипал электрогитару. В музыке Митя разбирается тоже, как таракан в гидравлике. Группу разогнали по причине профнепригодности и идейной опустошенности. И тогда Митина теща пошла к одному хорошему большому человеку, который в юности дружил с тещиным папой, и большой хороший позвонил в нашу контору, и плохого электрогитариста Митю сделали никудышным заведующим отделом нетканой пряжи.
И вот этот самый Митя идет мне навстречу. Он смотрит виновато. Ему уже сытно, но еще стыдно. Отвернуться и пройти мимо? Презрительной гримасой осудить кумовство и синекуру? Но вдруг Митя скажет теще, что Зайчиков (это я) казнит его, Митю, презрением? А теща возьмет да и пойдет к большому хорошему другу юности ее папы. И тогда может быть пиф-паф ой-ой-ой, вылетает Зайчиков мой. Внимание! Включаем мудрость и осмотрительность. Ласково кланяюсь Мите Тихацкому. И даже дружески-ободрительно ему киваю: "Ничего, мол, Митя! Не тушуйся. Войдешь в курс, притрешься к коллективу, нащупаешь рычаги".
Митин взгляд теплеет. Он благодарен за моральную поддержку. Он ведь чувствует, что его немножко бойкотируют, а тут вроде прорыв блокады. Придет домой, скажет теще: "Есть у нас там милый человек, некий Зайчиков".
И я иду дальше. Довольный. Еще одно очечко заработано. Очко душевного покоя. Что значит зрелость, осмотрительность, дальновидность!
В пять собрание. Речь мысленно составлена. Глаголом буду жечь сердца людей. Поднимусь в прениях и рубану. Скажу то, что все в конторе знают. К директору с дельным предложением не прорвешься. Два заместителя и два секретаря-референта мешают друг другу. Хватило бы любой пары из двух. Четыре визы никогда не совпадут. Все хотят свою ученость показать, пишут резолюции вразнотык, крадут время, теряют документы. Контора пробуксовывает, кпд ниже паровозного.
Но на собрание приезжает наш министерский куратор. "Эге, — срабатывает мой соображометр, — перед лицом внешних сил нужно демонстрировать монолитность конторских рядов. Не гадить же в родном, гнезде".
В прениях встаю и говорю:
— Товарищи! У нас нет ни малейших оснований для нытья и брюзжания. Позвольте сказать откровенно, без этой, знаете ли, дипломатии: работаем мы слаженно и продуктивно. Отдел нетканой пряжи возглавил молодой перспективный специалист. И мы можем с гордостью…
И дальше в том же духе. В метро подбиваю итоги дня— не наследил, не подорвался, врагов не нажил. Бикфордовы шнуры с бегущими огоньками за мной не тянутся? Не тянутся. И ведь ничью кровь не пустил, ничью судьбу не поломал. Трудный, но хороший был день.
Дома переодеваюсь в мягкое, мятое, домашнее. Ужинаю. Врубаю цветной. Заваливаюсь на тахту. Рядом на журнальном столике — бутылка "Жигулевского" и стакан. Играет "Спартак". Федя Черенков забивает два гола-красавца. Что еще человеку надо? Блаженство! Рай! А все потому, что зрелый я, мудрый, выдержанный. Чего и вам желаю!..