– Милостивый государь, все, кроме вас двоих, заметили, как вы влюблены друг в друга. Сегодня в обществе только и говорят о вас и мисс Ройл.

– Правда? – Рогану не понравилось то, что он услышал. Как много известно лондонскому обществу о том, что произошло между ним и мисс Ройл?

– До меня дошли слухи, что в Белой книге полно записей о заключенных пари о том, что свадьба состоится до Дня святого Михаила Архангела.

Роган прокашлялся и, не раздумывая, сунул руку в карман и быстро вытащил оттуда специальное разрешение.

– О, миледи, вы просто заглянули в мое сердце.

Или, скорее, в мою совесть.

– Если мисс Ройл примет мое предложение и вы благословите ее, я женюсь на ней сегодня же.

Румянец сошел с лица леди Аппертон, губы ее задрожали.

– Бог мой, – начала она, запинаясь. – Должна сказать, что глубина ваших чувств друг к другу оказалась намного сильнее, чем я предполагала. Ну что ж, это чудесно!

Роган поднял руку.

– Я богат и титулован, поэтому уверен, что она примет мое предложение.

Леди Аппертон прищурилась и подозрительно посмотрела на него.

– Тогда почему же вы не радуетесь? Если мисс Ройл пожелает выйти за вас замуж, я, конечно же, дам ей благословение, так же как и Лотариан.

Роган барабанил пальцами по коленке.

– Тогда нет вопросов, она должна выйти за меня замуж. Проблема лишь в том, что она до сих пор может испытывать привязанность к моему брату, лорду Везерли.

– Боже! – Леди Аппертон прикрыла рот рукой. – Вы уверены?

– Нет, не уверен. Мне неизвестно, что творится в ее сердце. Однако, насколько я знаю, сердце моего брата… покорила леди Тидвелл.

Внезапно за книжным шкафом раздался сильный шум. Роган вскочил, хотя леди Аппертон, казалось, совсем не волновалась и осталась на своем месте.

Он пристально взглянул на нее, ожидая объяснений.

– Крысы, – пожала она плечами. – Просто несколько крыс между стенами.

– Должно быть, это очень крупные крысы.

– Хмм, в самом деле, – Она повернула свое маленькое личико к книжному шкафу, стоявшему около камина, и прищурилась. – Может, вы знаете хорошего крысолова?

Мэри, набросив на плечи накидку, торопливо бежала вниз по лестнице. Она надеялась выскользнуть из двери в передней незамеченной и без сопровождения сестер пойти повидаться с леди Аппертон и Старыми Повесами из Мэрилебона.

Ее рука уже соскользнула с перил лестницы, когда миссис Полкшэнк окликнула ее из дальнего конца коридора.

– Слышала, что вы ничего сегодня утром не ели, мисс Ройл.

Мэри застыла на последней ступеньке. Она надеялась, что сестры не слышали миссис Полкшэнк и не поняли, что она вышла из спальни.

– Я могу что-нибудь приготовить для вас, если хотите. Только что вскипятила воду – могу заварить чай сию же минуту. Испечь свежее печенье.

– Спасибо, миссис Полкшэнк. Я направлялась… – Взгляд Мэри упал на ярко-красную ткань, повязанную вокруг талии поварихи. Девушка медленно спустилась с последней ступеньки и подошла ближе, чтобы рассмотреть материал. – Ваш пояс, могу я на него посмотреть, миссис Полкшэнк?

Повариха послушно развязала пояс и вручила его Мэри, которая разгладила складки и пробежала пальцами по материалу. Он был мягким, и, хотя в центре красовалось огромное пятно, ошибиться было невозможно – это расшитая золотом темно-красная ткань.

Это был кашемир. Кашмирская шаль.

Взволнованная, Мэри внесла шаль миссис Полкшэнк в гостиную и поднесла ее к солнечному свету, пробивавшемуся сквозь окно.

– Где вы взяли это? – Мэри сверлила миссис Полкшэнк испепеляющим взглядом. – Вы знали, что это кашмирская шаль? Очень дорогая шаль, то есть, когда она была новая, она, вероятно, стоила как дом. Но сейчас она испорчена, не так ли?

Миссис Полкшэнк побледнела.

– Я не украла ее, мисс Ройл, нашла в мусорной корзине. Я думала, что никто бы не стал возражать, если бы я порезала ее на тряпки.

Мэри не могла поверить в то, что слышала.

– Вы собирались разрезать это на тряпки?

– Да, тогда она так не выглядела – вся была черной, выпачкана сажей, как будто ею затыкали дымоход.

Мэри внимательно рассматривала шаль.

– Теперь она так не выглядит.

– Шери выстирала ее и привела в порядок. Хорошая девочка, пусть и француженка, и все такое. Ведь ни один человек не может выбрать место своего рождения, в самом деле!

– Да, не может. – Она опустила шаль и прижала ее к груди. – Миссис Полкшэнк, полагаю, что эта шаль – тряпка, которую Элизабет нашла в папиной шкатулке с документами. Мне бы хотелось сохранить ее.

Повариха уставилась на шаль, пальцы бедной женщины задергались, словно она хотела вырвать этот кашемир.

– Вы же сами сказали, что она испорчена. И больше ничего не стоит.

– Возможно, она больше не стоит денег, но, возможно, будет много значить для Анны и Элизабет.

Миссис Полкшэнк заворчала.

Мэри прикусила губу, не веря тому, что она, бережливая Мэри, собиралась сказать.

– Вы продадите ее… за гинею?

Широкое лицо миссис Полкшэнк засветилось, и на губах появилась хитрая улыбка.

– Ну, это ведь кашемир, как вы сказали. Шаль может стоить кое-каких денег. Вы видели эти золотые нити?

– Миссис Полкшэнк, шаль была найдена в этом доме. Она принадлежит мне по праву.

– Очень хорошо. Спасибо, мисс Ройл. Гинея – справедливая компенсация за то, что я сохранила эту шаль.

– Большое спасибо, миссис Полкшэнк. – Мэри вошла в коридор и взглянула на высоко висящие настенные часы, чтобы узнать, который час. – Где мои сестры? Вы видели их?

– О, они в библиотеке, разыскивают какие-то бумаги. Мне сказать им, что вы спрашиваете о них?

Мэри направилась в библиотеку.

– Спасибо, не надо. Я пойду туда сама.

Когда она дошла до библиотеки, то остановилась, расправив на руке темно-красную шаль с золотыми нитями.

Это сумасшествие. Настоящее сумасшествие.

Но даже она должна была признать, что по прошествии этих дней все труднее и труднее становится отрицать достоверность истории детей миссис Фитцхерберт.

Мэри прибыла в дом к леди Аппертон на Кэвендиш-сквер два часа спустя. Девушка была не одна – ее сопровождали Анна и Элизабет.

И пришла Мэри не с пустыми руками. В корзине, раскачивающейся у нее на руке, аккуратно сложенная и тщательно спрятанная, лежала кашмирская шаль. Вполне возможно, что это та шаль, которую леди Джерси сняла с плеч и использовала для того, чтобы запеленать младенцев. Но сестрам понадобится помощь леди Аппертон и лорда Лотариана, чтобы удостовериться в этом.

Когда девушки вошли в библиотеку в сопровождении дворецкого, леди Аппертон сидела, как это часто бывало, на диване и разливала чай.

– Не двигайте вашу чашку, Лотариан, поставьте ее на стол.

– Я услышал ваш голос первый раз за все это время, дорогая леди. – Лорд Лотариан поднял глаза. Заметив присутствие слуги, который ждал, когда можно будет объявить о прибытии сестер, он поднес палец к губам, чтобы девушки не подавали голос.

– Все, что мне надо сделать, так это коснуться этой веревки и… – Она протянула руку и аккуратно потянула за шелковый шнур. Леди Аппертон сложила руки и затаила дыхание, когда хитроумное приспособление из металла ехало вперед, пока не ударилось о чайный столик.

Элизабет, которая не смогла сдержать любопытства, тихо прокралась и стала за диваном, на котором сидела леди.

Мэри хотелось скорее рассказать о кашмирской шали, но она знала, что в этот момент ничто не имеет большего значения для леди Аппертон, чем ее чаеразливочная машина.

Прибор леди Аппертон возвышался на полметра, это было слишком высоко для маленького чайного столика. По крайней мере, с десяток или более металлических колец завертелись, соединились и стали напоминать рабочий механизм больших часов. Устройство опустило тонкую проволочку, шириной с палец, в чашку. Зазвонил маленький звоночек, серебряный чайник наклонился вперед и стал наливать дымящийся чай прямо в чашку – до необходимого уровня, определяемого длиной проволоки. Внезапно чайник выпрямился, и четыре маленьких колеса отвезли прибор на место, к дальнему концу стола.