– Как вы провели день, миледи? – спросил Роберт.
– Спасибо, хорошо, милорд.
Взмахнув рукой, Роберт отпустил Сигрид, помогавшую Дженевре. Сигрид сделала книксен и вышла из комнаты.
Дженевра поглядела через плечо на мужа.
– Ты хотел бы поговорить со мной наедине, Роберт?
– Да, жена. Пришло письмо – приглашение от графа Нортемпстона. Просит помочь ему развлечь герцога Ланкастерского и его новую жену Констанцию Кастильскую.
– Джон Гонтский? – удивленно спросила Дженевра, и сердце ее оборвалось. Она чувствовала, что не в состоянии предпринять путешествие в Ардингстон, и в то же время не хотела, чтобы Роберт ехал без нее.
– Да, Джон Гонтский. Или король Кастильский, как он сейчас себя называет. Разумеется, он женился на Констанции в надежде занять кастильский трон.
– И он займет?
– Сомневаюсь. Ты хотела бы поехать со мной, жена? Приглашение адресовано нам обоим.
– Тогда мне следует подготовиться к путешествию. У меня нет желания ставить графа в неловкое положение. Или вас, муж мой, – добавила она, встрепенувшись. – Я понимаю, что вы недовольны мной, и постараюсь выбраться из этой ужасной меланхолии, которая на меня напала.
Роберт подошел к ней, схватил ее за плечи и крепко сжал.
– Ты должна, моя дорогая, ради Уилла и меня. – Он поколебался немного. – Если твое угнетенное состояние вызвано моими сомнениями в твоей верности, то могу лишь сказать, что я не хотел причинить тебе боль.
– Твое недоверие очень огорчает меня, Роберт, хотя истоки его ясны. – На миг хорошее настроение вернулось к ней, и она горячо заговорила: – Я невинна, и конечно, мне грустно оттого, что ты все еще подозреваешь меня в измене.
– Я знаю это, Дженевра, и обещаю обуздать свою подозрительность. А ты постарайся одолеть свою тоску.
Дженевра сидела на табурете, но тут она поднялась и повернулась к нему. По щекам ее струились слезы.
– О, Роберт! – пробормотала она и обвила его руками.
И он обнял ее и напрягся.
– Дженевра… – прошептал он.
Она почувствовала внезапный прилив желания, захвативший его, и в первый раз после рождения Уилла в ней встрепенулось ответное чувство.
Зазвонил колокол, сзывавший всех на ужин.
Роберт глубоко вздохнул.
– Нам надо спуститься вниз, – объявил он, отпуская ее.
Дженевра отодвинулась от него, взяла платок и, осушив слезы, подумала: «Если бы мы еще несколько мгновений побыли наедине, то плотина моих чувств прорвалась бы. А так лишь тонкая струйка вырвалась наружу. Но в плотине появились первые трещины».
В ту ночь, когда Роберт приблизился к ней, Дженевра смогла ответить ему чуть ли не с прежним пылом. Однако преграда между ними все же сохранялась. И, казалось, сломать ее невозможно.
Через два дня, повинуясь отчаянию, Дженевра по тропинке спустилась к краю утеса. Она любила смотреть, как пенилась внизу морская вода, яростный шум моря почему-то успокаивал ее. На этот раз она была одна, только с Уимси, которая стала ее тенью. Камеристок Дженевра распустила по домам, а от услуг пажей отказалась.
Собирались тучи, и в любой момент мог начаться дождь, поэтому никто не стал навязываться ей в попутчики, чему она была очень рада.
«Мне надо побыть одной… – твердила она себе, – одной, чтобы увидеть Господа на небесах. Даже если он выкажет свой гнев, направив на землю гром небесный, вспышки молний, которые напомнят об адском огне, и прольет на землю дождь, который измочит меня насквозь». Уимси скулила и ежилась под ненадежным навесом, образованным скалой.
Очевидно, Господь решил, что простого дождя для исцеления меланхолии маловато, и сверху посыпались громадные градины, они отскакивали от Дженевры и устилали землю вокруг маленькими ледяными шариками. Порывы ветра швыряли перед ее глазами градины, не давая ничего увидеть впереди.
Разыгравшаяся дикая буря, как ни странно, и вправду оказалась целительной, она принесла с собой умиротворение. Дженеврой овладело приподнятое настроение. Она громко рассмеялась и наклонилась, чтобы лучше рассмотреть, как вскипает подстегиваемая бурей пена внизу, как она крутится и ударяется о морской берег.
Внезапно внимание Дженевры привлек тревожный протяжный крик. Она отошла от края утеса.
И огляделась по сторонам. К ней кто-то мчался.
Роберт! Давний сон оказался вещим. «Вот я стою тут, в тени, на краю утеса. А позади меня Золотой Орел». Однако наяву Золотой Орел явился ей не в блеске сияющего шлема, а в повседневной одежде – подбитом ватой камзоле, лосинах и башмаках, в военной шапке на голове. Зато он не отворачивался, а мчался к ней во всю прыть, продолжая кричать.
Дженевра ждала.
Роберт остановился ярдах в трех от нее, словно боясь подойти поближе, и просительно раскрыл свои объятия.
– Дженевра, – умолял он, – не делай этого!
– Чего не делать? – спросила Дженевра не без любопытства.
– Не прыгай с утеса! Дженевра, жена моя, ты не должна убивать себя! Любимая, ты нужна мне и Уиллу!
Его слова и перепуганный вид мигом разрушили преграду. Но на сей раз Дженевра не стала плакать. Град еще падал, с силой колотя их, но ни он, ни она не замечали этого. Дженевра улыбнулась – радостной улыбкой, которой не озарялось ее лицо пять долгих месяцев.
– Я и не собиралась прыгать, Роберт. Я просила Господа исцелить меня. И он ответил на мои молитвы! О, Роберт!
Она бросилась прямо в его распростертые объятия.
И тогда пришли слезы, исцеляющие слезы, от которых камзол Роберта намок больше, чем от града, который уже начинал стихать.
– Любимая, – снова сказал он, прижавшись щекой к платку Дженевры. – Слава Богу! А я подумал, что толкнул тебя на тяжкий грех самоубийства.
– Нет, Роберт. Просто буря всегда успокаивает меня. Мне нравится наблюдать за морем, когда оно разбивается о скалы. Я была в отчаянии, но умереть не хотела. Я слишком люблю Уилла, покинуть его не в моих силах.
Она не стала говорить о своей любви к мужу, чтобы не раздражать его.
– Слава Богу! – повторил Роберт. – Но ты промокла насквозь. Пойдем!
Он не стал больше ждать – поднял ее на руки и пошел к замку, а вслед за ним понуро поплелась дрожащая Уимси. Это был долгий путь, и Дженевра боялась показаться Роберту слишком тяжелой. Однако он ни разу не оступился.
Она обняла одной рукой его за шею, а другую прижала к груди. Сердце у него билось ровно, уверенно. Он легко проследовал через внезапно умолкший большой зал, направляясь в их спальню.
Когда они вошли, Сигрид повернула юное личико к двери и от изумления широко раскрыла глаза. И, отложив шитье, тут же вскочила на ноги.
– Миледи! Вы вымокли. Позвольте мне…
– Можешь оставить нас, – бросил ей Роберт. – Уведи с собой собаку и оботри ее досуха.
Сигрид с поклоном удалилась, подталкивая вперед упиравшуюся Уимси.
Дженевра размышляла, какую сказку ей придумать для большого зала, пока Роберт укладывал ее на кровать и снимал с нее мокрую одежду.
Порывистая лихорадочная страсть вдруг овладела ими. Дженевра не сопротивлялась, напротив, она помогала Роберту снимать одежду с нее, а потом с него – неловкими пальцами путаясь в застежках на камзоле, она чуть не порвала его. Через мгновение они, уже обнаженные, лежали в кровати.
Однако Роберт не стремился поскорее избавиться от своей страсти. Дженевра не торопила его. Они ласкали друг друга, пока не наступили драгоценные мгновения взаимного восторга. Дженевре казалось, что она парит над своим телом, видит, как оно растягивается, слабеет, наслаждается под крепким мускулистым телом мужа. Роберт зарылся лицом в ее волосы, которые выпростал из-под чепца. И после того, как он поднял голову, душа Дженевры вернулась в тело.
– Любимая, – пробормотал муж и нежно поцеловал ее, а потом, крепко обняв, положил голову Дженевры к себе на плечо. – Мне так не хочется ехать в Ардингстон! – прошептал он, целуя ее волосы. – Я бы с радостью предпочел остаться здесь. Но в скором времени нам все равно предстоит путешествие в Тиркалл. Мы можем отправиться туда сразу после визита к Нортемпстону.