Жак улыбнулся и хихикнул. На этот раз — просто хихикнул, без своих шуток.

Еще нужно было поговорить с Айзеком, пока тот не начал веселить народ. Джек притащил от Роберта не только карты.

— А мне не нравится, — упрямо пробормотал Айзек, когда Джек отозвал его в уголок. — Этот бункер — чистая ловушка. Дверь заперта, а здесь вентиляция, как для людей! И матрасы! И даже ящики эти деревянные! А если взрыв? Пламя ж так разгуляется, ей-ей... А если ты код забудешь? Мы что, друг друга тут посжираем? Мне только код не говори, я-то точно забуду...

— Вот, — Джек передал ему потрепанный альбомчик. — Это тебе. Фотографии. От сына. Чтобы... чтобы вспомнить — и не забыть.

Айзек ничего не ответил — не смог ответить. Только упал там же, где стоял, и открыл первую страницу.

Джек сел у противоположной стены, рядом с дверью в бункер, и терпеливо ждал, пока Айзек дойдет до последней страницы.

Айзек трясся, но этого никто не замечал. Временно Жаба вдруг оказался в центре внимания. Может, потому что, впервые за долгое время, Эни рядом с ним развеселилась. И охотно смеялась над шутками, подпевала песенке:

                    Жарят нас из огнемётов —

                    «Упокоим мёртвых зло!»

                    Мы ж идём, раскрыв объятья

                    В долгожданное тепло!..

Только Джек смотрел на Айзека. Тот уставился на последнюю страницу, а потом поднял взгляд. «Ты убил его?» — спросил он одними губами. «Нет, — точно так же ответил Джек и помотал головой. — Я соврал». Айзек зажмурился на несколько мгновений, словно пытаясь выдавить слезы, а потом улыбнулся и кивнул Джеку, прижимая к груди альбом.

«Вот теперь все и вправду четко и красиво», — подумал Джек, откидываясь к стене. Но сейчас его «четко и красиво» не становилось его же «правильно». Пришлось выбирать. Джек посмотрел на веселую Эни рядом с Чарли, на довольного Жабу, на Айзека... И смог признаться себе, что они ему так же дороги, как и Роберт.

Только вот — логика все та же. Либо ты бьешь, либо тебя жрут.

Да еще — колодцы. Много колодцев за городом... И рано или поздно, но нужно будет покидать эту землю и идти к другой. К фермам и общинам, к новым городам, где люди уже усвоили правило «сжигать трупы». Нужно будет добывать пропитание там.

                     — Эх, мёртвая жисть,

                     Не лежалось — так вертись!

— Э-эх, мертвая жисть, — подпел Джек дрожащим голосом. — Не лежалось — так вертись...

Просто — всем же надо как-то жить. Это верно.

И всем надо как-то умирать. И это уже — гораздо сложнее.

Последнее, что Джек принес из дома Роберта, лежало за пазухой. Джек, расстегнув молнию на куртке, засунул туда руку, как никогда остро чувствуя неправильность происходящего... Не то что тогда. Тогда — было легче.

«— Джек, ты псих! Ты идиот! Нельзя же... так!

— Да замолчи, я решил! Разом — сотню или две, это гораздо действенней! И это — правильно!

— Да пошел ты со своей правильностью!

— Роб... Хорошо. Хорошо... Просто — труп столкни вниз, ага?

— Джек!..»

Виски, казалось, заболели, откликаясь на воспоминание.

Тогда он не знал, что вспомнить будет так трудно. Не знал... вообще ничего не знал. А если уж брать этот, последний, день — то Джек и вовсе считал мертвецов родней. Что делало его поступок жутким, отвратительным, не имеющим оправдания...

Джек нащупал во внутреннем кармане куртки зажигалку и поджег продолговатый сверток с динамитом, который держал подмышкой.

Только Роберт, пожалуй, остался правильным. Это грело — точно так же, как жаркий, оглушающий взрыв.

                       Эх, мёртвая жисть,

                       Ты закончилась, кажись...