Томившимся в долгом ожидании римским послам было сказано, что не Ганнибал, а Сагунт начал войну. Послы вернулись с опущенными головами к своему сенату.
Несчастный Сагунт из последних сил продолжал вести неравную борьбу. Горожане восстановили разрушенную стену и яростно отбивали все атаки Ганнибала. Шел восьмой месяц осады. У Сагунта на исходе было все: продукты, воины, оружие и силы; однако и Ганнибалу надоело столько времени стоять под городом, который для него много не значил (был не концом похода, а только его началом). Воюющие стороны вступили в переговоры. Ганнибал потребовал, чтобы все жители покинули Сагунт – место для основания нового города укажут карфагеняне; сагунтинцы должны передать ему «все золото и серебро, находящееся как в общественной казне, так и у частных лиц и. оставить Сагунт без оружия, взяв по две одежды на человека».
Спустя 70 лет Карфаген получит точно такие же условия от римлян – ситуация повторится с поразительной точностью, но в гораздо большем масштабе. О последних днях Сагунта рассказывает Аппиан. Сагунтинцы поступили так, как поступят карфагеняне через семь десятилетий: «Они собрали, согласно приказу, все золото и серебро, которое было у них, государственное и частное, на площади и сплавили его со свинцом и медью, чтобы сделать его бесполезным для Ганнибала; сами же, предпочитая погибнуть скорее с оружием в руках, чем от голода, глубокой ночью сделали стремительное нападение на сторожевые посты карфагенян, которые спокойно спали и не ожидали ничего подобного. Когда они вскочили от сна и начали среди шума и беспорядка вооружаться, а некоторые стали уже и сражаться, нападающие наносили им большой урон. Когда завязалось более крупное сражение, то из ливийцев погибло очень много, а сагунтинцы – все. Их жены, видя со стен конец своих мужей, одни бросались с крыш домов, другие накидывали на себя петли, а некоторые, убив предварительно своих детей, сами пронзали себя мечами.
Когда Ганнибал узнал, что они сделали с золотом, то в гневе предал смерти еще оставшихся в живых взрослых, подвергнув их поруганию и мучениям».
Примерно такую же картину представляет читателю Флор: сагунтинцы «были изнурены голодом, осадными орудиями, оружием; наконец, придя в исступление, они сложили на площади огромный костер и, поднявшись на его вершину, огнем и мечом истребили себя, своих близких и все свое добро».
Падение Сагунта означало, что Ганнибал совершенно не считается с интересами и мнением Рима. Римляне не могли не отреагировать на подобное пренебрежение. Их держава после удачной битвы за Сицилию смотрела на мир как на сферу своих интересов. Осталась единственная мелочь: официально объявить войну. Рим отличался щепетильностью в подобных вопросах, и в Карфаген отправили послов «в почтенных летах»: Квинта Фабия, Марка Ливия, Луция Эмилия, Гая Лициния и Квинта Бебия. Послы пытались выяснить, взял ли Ганнибал Сагунт по собственному почину либо по решению карфагенского народа. Надо было разобраться, кому объявлять войну: Карфагену или Ганнибалу.
Торговая верхушка Карфагена всегда не любила воинствующих Баркидов, но в данный момент она возлагала на молодого Ганнибала большие надежды. Ганнибал прислал в Карфаген прекрасно обученное, закаленное в боях иберийское войско, наполнил казну испанским серебром и вселил в сердца соотечественников надежду на отмщение. Потому-то римлянам и ответили: виновен Сагунт, напавший на племена, подвластные наместнику Иберии, за что и наказан.
Квинт Фабий свернул полы тоги и произнес:
– Вот здесь я приношу вам войну и мир. Выбирайте любое!
– Выбирай сам! – прозвучал ответ карфагенян.
– Я даю вам войну! – заявил Фабий.
Гладиаторский бой Ганнибала
Пусть неприятели питают надежду, что большинство их найдет спасение в бегстве благодаря близости родины; зато несокрушима должна быть отвага людей, лишенных такой надежды.
В 264 году до н. э. Децим Юний Брут впервые устроил гладиаторские игры в память о своем умершем отце, и тогда сражались три пары бойцов. В 216 году до н. э. на погребальных празднествах в честь Марка Эмилия Лепида выставили 22 пары гладиаторов. Так началась история самого кровавого и самого любимого римлянами зрелища. Между упомянутыми событиями состоялся еще один гладиаторский бой. Его устроителями были не римляне, но они имели к этому самое прямое отношение.
Весной 218 года до н. э. Ганнибал начал свой знаменитый поход из Испании через Пиренеи и Альпы в Италию. Рим и Карфаген вступили в очередную схватку, началась 2-я Пуническая война. Летом Ганнибал приблизился к реке Родан. Хозяином здешних мест было могущественное галльское племя. Воинственные галлы заняли противоположный берег реки: они «пели победную песнь и требовали битвы – все это представляло зрелище грозное, мучительное» (Полибий). В это время в устье Родана высадился консул Публий Корнелий Сципион; у него было не меньшее желание, чем у галлов, остановить карфагенян.
При переправе Ганнибал послал 500 нумидийских всадников по направлению к римскому лагерю. Сципион также отправил разведку в количестве 300 конных воинов. На половине пути оба разведотряда столкнулись, и между ними разгорелся жестокий бой. Римляне потеряли 160 человек; нумидийцы оставили на поле боя более 200 воинов и позорно бежали, несмотря на численное превосходство.
Этот бой серьезно озадачил Ганнибала. Карфагенская пехота всегда уступала римской, но конница, наоборот, превосходила. Еще более удручающее впечатление небольшое сражение произвело на подчиненных великого пунийца. (Ведь более двух десятилетий Карфаген жил надеждой реванша за поражение в 1-й Пунической войне.) И тогда Ганнибал, по сообщению Полибия, поступил следующим образом: он построил войско, а впереди поставил пленных римских легионеров. Накануне их долго готовили к предстоящему зрелищу: «пленных держали в тяжелых оковах, мучили голодом, тела их были измождены ударами». Ганнибал велел положить перед пленными «несколько полных галатских вооружений, в какие облекаются обыкновенно цари их, когда идут на единоборство; кроме того, он велел поставить тут же лошадей и внести нарядные военные плащи. После этого Ганнибал спросил юношей, кто из них желает вступить в единоборство друг с другом, с тем что победитель получит в награду выставленные предметы, а побежденный найдет в смерти избавление от удручающих его зол».
Все пленные изъявили желание участвовать в единоборстве. Это не входило в планы распорядителя и организатора необычного зрелища. Ганнибал приказал бросить жребий, и пленные молили богов, чтобы быть отмеченными суровым жребием. Когда результат стал известен, двое обреченных на бой ликовали, а прочие опечалились. «С окончанием поединка оставшиеся в живых пленники одинаково благословляли как победителя, так и павшего в бою, потому что и этот последний избавлялся от тяжких страданий, какие им самим предстояло еще терпеть. Подобные же чувства разделяло и большинство карфагенян: они раньше видели страдания уцелевших пленников, которых теперь уводили в кандалах, и жалели их, а умершего по сравнению с ними все почитали счастливцем».
До конца II века до н. э. римляне устраивали гладиаторские сражения исключительно на погребальных празднествах. Великий карфагенский полководец задолго до римлян сломал их традицию. Но если римляне впоследствии использовали гладиаторские бои для развлечения, для удовлетворения своих низменных страстей, то Ганнибал преследовал иную цель. Как пишет Полибий, он подготовил своих воинов к собственной речи, надеясь, что после зрелища карфагеняне правильно воспримут его слова.
– Я показал состояние этих несчастных для того, чтобы вы при виде чужих страданий научились, как лучше поступать самим в таком положении, ибо и вы призваны судьбою к подобному состязанию, и перед вами лежат теперь подобные победные награды. Вам предстоит или победить, или умереть, или живыми попасть в руки врагов, но при этом победными наградами будут служить для вас не лошади и плащи, но обладание богатствами римлян и величайшее блаженство, какое только мыслимо для людей.