Марк Клавдий Марцелл

Подняв римский дух маленькой победой, Марцелл не стремился к новым битвам. Он больше занимался тем, что истреблял пунийцев, которые покидали свой лагерь и рыскали по Италии. Немало доставалось и бывшим союзникам Рима, которые приняли сторону Ганнибала. Марцелл так опустошил огнем и мечом земли гирпинов и самнитов, что те отправили послов к Ганнибалу. «Этим летом нас так и столько разоряли, как будто при Каннах победил не Ганнибал, а Марцелл», – жаловались послы.

На этой стадии войны примечательна осада Ганнибалом небольшого городка Казилина, который защищала всего тысяча воинов. К городу приблизилось все войско карфагенян и осаждало его всеми возможными средствами. Ганнибал окружил Казилин со всех сторон, «не давая ему покоя, но потерял какую-то часть воинов, и притом самых отважных, пораженных меткими стрелами со стен и башен» (Ливий). Разгневанный карфагенский военачальник выставил золотой стенной венок, служивший наградой воину, который первым окажется на стене осажденного города. Энтузиазма у пунийцев добавилось, но это привело лишь к новым потерям. Ганнибал оставил гарнизон для осады непокорного города, а войско увел на зимовку в Капую.

Ближе к весне 215 года до н. э. карфагенское войско вернулось к Казилину. Его уже не пытались взять штурмом, ибо защитники города испытывали крайнюю нужду. По сообщению Ливия, «люди, не вынося голода, бросались со стен или безоружными стояли по стенам, подставляя свое обнаженное тело под стрелы и копья».

Римляне пытались помочь осажденному Казилину, спуская по реке (она текла через город) бочонки с зерном. Вскоре пунийцы заметили эту хитрость и все бочонки отлавливали на подходе к городу. Тогда римляне принялись высыпать в реку орехи, а казилинцы ловили их плетенками. Защитники дошли до того, что ремни и кожу, содранную со щитов, размачивали в кипятке и жевали. Они ели мышей и прочих мелких животных; вырыли всю траву и все корни у подножия крепостного вала. Когда осажденные вспахали поле за городской стеной и засеяли его репой, Ганнибал воскликнул:

– Неужели я буду сидеть под Казилином, пока она вырастет?

Пораженный мужеством защитников, Ганнибал вступил с ними в переговоры и, получив по семь унций золота за человека, позволил им беспрепятственно покинуть город. Многомесячная осада Казилина подтвердила, что войско Ганнибала было не готово осаждать и брать Рим после битвы при Каннах.

К 214 году до н. э. Рим настолько окреп, что позволил себе открыть еще один фронт за пределами Италии. Как мы помним, новый царь Сиракуз легкомысленно перешел на сторону карфагенян. Потеря для римлян весьма чувствительная, так как прежний правитель Гиерон поставлял в Рим хлеб и деньги в больших количествах. Еще хуже было то, что, следуя примеру Сиракуз, прочие города Сицилии начали склоняться к союзу с Ганнибалом.

Карфаген, который равнодушно взирал, как Ганнибал в одиночку сражается с Римом, включился в борьбу за Сицилию. Жадные карфагенские торговцы вспомнили, что богатый остров был их собственностью до 1-й Пунической войны, и начали перебрасывать сюда войска. Сицилия могла бы явиться мостом между Африкой и Южной Италией, который позволил бы Ганнибалу беспрепятственно получать помощь Карфагена.

Для Рима стала реальной перспектива потери не только союзника, но и всего острова, а война, как следствие, растягивалась до бесконечности. Поэтому Сицилийскую кампанию возглавил лучший римский военачальник Марк Клавдий Марцелл.

Юный царь Сиракуз успел только помечтать о щедрых обещаниях карфагенян, как был убит заговорщиками. Цветущий город охватило безумие: крови Гиеронима оказалось мало, и народ решил перебить весь род своего когда-то любимого царя Гиерона. «Такова толпа: она или рабски пресмыкается, или заносчиво властвует, – делает вывод Тит Ливий. – Она не умеет жить жизнью свободных, которые не унижаются и не кичатся. И почти всегда находятся люди, чтобы угодливо распалять безмерно жестокие, жадные до казней и кровавой резни души». Убили двух дочерей Гиерона, их мужей и внучку. Город разделился на две враждебные партии: римскую и карфагенскую.

Марк Клавдий Марцелл взял штурмом город Леонтины, который принял сторону Карфагена. Для устрашения прочих римляне перебили жителей города и разграбили его. Эффект получился обратный тому, что ожидал римский военачальник. В Сиракузах, поняв, что их постигнет та же судьба, решили не пускать Марцелла в город. Переговоры не увенчались успехом; Марцелл начал штурм Сиракуз с моря и суши одновременно, обрушив на его стены всю мощь римской армии. Несомненно, это мероприятие оказалось бы успешным, если бы среди осажденных…

В Сиракузах в то время жил один из самых выдающихся ученых древности – Архимед. Он и снабдил город множеством хитроумных машин. Плутарх пишет, что «сам Архимед считал сооружение машин занятием, не заслуживающим ни трудов, ни внимания; большинство их появилось на свет как бы попутно, в виде забав геометрии. И то лишь потому, что царь Гиерон из честолюбия убедил Архимеда хоть ненадолго отвлечь свое искусство от умозрений и обратить его на вещи осязаемые».

Архимед

Римляне привыкли бороться с вражескими воинами, штурмовать города, топить карфагенские флотилии, но на этот раз им противостоял гениальный ум мудреца, который оказался страшнее всех прежних врагов.

«Итак, римляне напали с двух сторон, – сообщает Плутарх, – и сиракузяне растерялись и притихли от страха, полагая, что им нечем сдержать столь грозную силу. Но тут Архимед пустил в ход свои машины, и в неприятеля, наступающего с суши, понеслись всевозможных размеров стрелы и огромные каменные глыбы, летевшие с невероятным шумом и чудовищной скоростью, – они сокрушали все и всех на своем пути и приводили в расстройство боевые ряды.

А на вражеские суда вдруг стали опускать укрепленные на стенах брусья и топили их силой толчка, либо, схватив железными руками или клювами, вроде журавлиных, вытаскивали носом вверх из воды, а потом, кормою вперед, пускали ко дну, либо, наконец, приведенные в круговое движение скрытыми внутри оттяжными канатами, увлекали за собой корабль и, раскрутив его, швыряли на скалы и утесы у подножия стены, а моряки погибали мучительной смертью. Нередко взору открывалось ужасное зрелище: поднятый высоко над морем корабль раскачивался в разные стороны до тех пор, пока все до последнего человека не оказывались сброшенными за борт или разнесенными в клочья, а опустевшее судно разбивалось о стену или снова падало на воду, когда железные челюсти разжимались».

У Лукиана есть сведения о том, что Архимед сжег римский флот с помощью зеркал. Долгое время эта гипотеза подвергалась сомнению, однако еще в XVIII веке французский естествоиспытатель Ж. Л. Бюффон экспериментально продемонстрировал деяние Архимеда. При помощи зеркала, состоявшего из небольших зеркал, Бюффон сфокусировал отраженные солнечные лучи в одной точке и зажег дерево с расстояния 50 метров.

По другой легенде, Архимед воспламенил римские корабли, направляя на них солнечные «зайчики», отраженные от полированных медных щитов воинов. В 1973 году греческий инженер И. Сакас доказал, что подобное вполне возможно. Сакас расставил на берегу моря несколько десятков солдат, державших в руках плоские зерка ла. Направленные в одну точк у солнечные лучи подожгли лодку, которая находилась в 50 метрах от берега.

Архимед держал римлян в таком страхе, что, по Плутарху, «едва заметив на стене веревку или кусок дерева, они поднимали отчаянный крик и пускались наутек в полной уверенности, будто Архимед наводит на них какую-то машину».

Погубили Сиракузы беспечность защитников и предательство. Перебежчики донесли Марцеллу, что «жители города уже третий день празднуют всенародное жертвоприношение Артемиде, причем питаются скудно по недостатку съестных припасов, но вина пьют вдоволь» (Полибий). Сиракузяне так увлеклись празднеством, что даже не заметили, как римляне поднялись на городскую стену. Захватить ворота не составило большого труда. По свидетельству Плутарха, в Сиракузах добычи набралось не меньше, чем позже – после взятия Карфагена.