— Да? — Макс поднял бровь. — Почему?

— Хотя бы чтоб посмотреть, как мы убьемся, — привел неотразимый аргумент Федька. — Ему это напомнит славный период жизни.

— Мотодельтаплан — это был бы выход, — признался Макс. — Скорость не маленькая и небольшая, снижаться можно прямо к верхушкам деревьев… горючего, наверное, хватит облететь до леса?

— Можно запасной бак поставить, — заверил Федька. — Мне когда отец про Маршала рассказал, я нашел в Интернете статью про войну. Абхазы прямо чудеса творили на таких штуках. Брали гранаты, заходили с выключенным двигателем из-за скал на колонну — и прямо клали гранаты в грузовики, в люки танкам…

— Да-а?! — заинтересовался Макс. — Это штука интересная… Если выживем, то обязательно займусь конструированием такой. Назову…

1. Один из множества бессмысленных, братоубийственных и очень кровопролитных вооруженных конфликтов, вспыхивавших на территории бывшего СССР после того, как эти территории "встали на путь демократического развития". С лета 1992 по осень 1993 года и в ходе боев между грузинами и абхазами, закончившихся победой абхазов, погибли тысячи бойцов, мирных граждан и добровольцев — казаков, чеченцев, армян, греков, многих других.

— Погоди, — Федька повернулся в сторону кустов. — Кто-то приехал.

— Потеснимся, — рассеянно бросил Макс. — Послушай…

Но продолжить не пришлось. На пляжик со смехом и полуматерным разговором на излишне повышенных тонах вывалилась компания из трех пацанов лет по 17–18. Все трое несли пакеты, из которых, не обращая внимания на мальчишек, тут же стали доставать пиво, закуску, еще что-то. Макс поморщился. Федька отмахнулся — парни устроились в стороне и друзей игнорировали. Но по "закону подлости" Саша решила перебраться к друзьям именно в этот момент.

Реакцию нетрудно было предугадать. Сашу окликнули — весело, но с матом. Она прошла мимо парней и приземлилась рядом с друзьями; буквально через пол минуты тут же один из троицы под одобрительные смешки дружков понес какую-то тягостную чушь, ему самому несомненно казавшуюся галантной. Саша с полминуты недоуменно слушала его, потом брезгливо попросила:

— Мальчишки.

— Она с нами, — равнодушно сказал Макс.

— А? — глумливо нагнулся к нему, приставив ладонь к уху, незваный компаньон.

— Она с нами! — заорал Макс ему в ухо так, что тот сел на песок и спросил:

— Ты чего?!

— Я думал, у тебя со слухом плохо, — любезно сказал Макс.

Это уже было оскорбление. Но предпринять каких-либо действий оскорбленный не успел. Выпитое в машине пиво притормозило его и без того нешикарную реакцию, поэтому Макс подождал, пока он встанет (пошатнувшись) — и влепил ему подъемом ступни между ног. Лицо агрессора стало грустным и полным раскаяния. Он встал на колени. Макс спросил участливо:

— Больно? — и добавил коленом в подбородок. Парень послушно завалился на спину.

Почти одновременно с ним упал успевший вскочить и один из двух его приятелей — этот покатился по песку с визгом, прижимая ладони к лицу. Никто толком не заметил, как Федька угодил ему в глаз подобранной галькой. До третьего любителя дикого отдыха медленно дошло, что он остался один, а двое в целом не мелких парней смотрят на него с нехорошим дружелюбием.

Он молча встал.

Сделал грозное лицо.

И бегом рванул в кусты. Через десять секунд взревела машина.

— Гла-аззз… глаз вы-би-иллл… — простонал, не отнимая рук от лица, валяющийся на песке парень. Федька зевнул и потянулся:

— Зачем он тебе, дураку? Бутылку и одним засечешь.

— Я вас… я вас порву-у…

— Федь, не надо, — попросила Саша, видя, что Федька встает. — И так инвалид.

— Да цел у него глаз, — отмахнулся Федька. Саша удержала его за запястье:

— Я не об этом. На голову инвалид, что возьмешь… Макс, твой-то жив?

Первый пострадавший сидел, сплевывая между ног кровь. Лицо у него было уже не просто грустным, а похоронным. На песке лежали два передних зуба.

— Металлкерамику вставишь, — посоветовал Макс. — две тыщи штука. Мама с папой потянут?.. Ну какие ж вы дураки, парни. Где вас только выращивают? — И Макс покачал головой.

Минут через пять эти двое убрались с пляжа. Было слышно, как они печально матерятся за кустами, убедившись, что друг их бросил. Потом началась возня, кто-то крикнул: "Не надо!" — и на пляж с «розочкой» от пивной бутылки вырвался «одноглазый». Глаз, заплывший кровью и запухший, в самом деле выглядел страшновато. Он открыл рот, собираясь произнести что-то обрекающее… но произнес только "ой!", причем очень по-детски. Перевел взгляд на свою руку, которая держала ту же «розочку», почему-то воткнутую в его собственное бедро. По стеклу сползала густая кровь.

— Ну вот, — сказал Федька, — как же ты наткнулся? Ну ничего, это неглубоко… — и он вырвал стекло сначала из правда неглубокой раны — даже скорее пореза — а потом из окаменевшей руки парня…

…- Пиво, пиво, пиво, — Макс хладнокровно потрошил пакеты. — Бананы. Консервы.

— Дорогие? — оживилась Саша, загоравшая носом в песок. — Лососина, икра?

— Дробь шестнадцать, — с невыразимым удивлением повертел в руках банку Макс. — Со свининой.

— Ему хорошо, — бормотал Макс, — послал нас к ненормальному, а сам укатил по магазинам. Я бы поменялся.

— Не ворчи, — легкомысленно сказала Саша. — В конце концов, его отец, а не наши с тобой матери нас поддерживают.

— Вот кстати, — вспомнил Макс. — А твоя-то что? Или ей Большой Ха так нравится?

— Совсем не нравится, — решительно отрезала Саша, — и не верит она ему. Но она связана положением.

— Дичь какая, — почти с отвращением вздохнул Макс, крутя головой. — Меньше всех для борьбы с преступниками могут сделать те, кто по чину должен с ними бороться… Мы пришли. Заходи первой, может быть, девчонку он сразу не убьет.

— Трус, — фыркнула Саша, берясь за фигурную ручку щеколды. И тут же отдернула руку — из-за глухой шиферной ограды, густо увитой диким виноградом, понеслось пение. Хриплый мужской голос надрывался — иначе не скажешь, без малейшей музыкальности, но с чувством:

Пение приближалось. Саша попятилась за спину Макса. Тот оглянулся — зеленая окраинная улица, уходившая под откос, была пустынна, лишь возле колонки сидел здоровенный клочкастый пес. Он смотрел без сочувствия и вообще без интереса.

— Может это, — сказала Саша. — Пойдем? Потом как-нибудь.

— Поздно, — вырвалось у Макса.

Калитка бесшумно распахнулась. За нею на фоне буйной и бессмысленной садовой зелени, не знавшей руки хозяина с момента высадки на грядки и клумбы, стоял кряжистый усач неопределенного среднего возраста с загорелым лицом в сетке мелких белых морщин. Усач был брит наголо, левую сторону черепа уродовали пересечения диких шрамов. Китель старого советского образца, казачьи галифе и сапоги в гармошку придавали ему вид человека, знающего, чего ждать от жизни. Но куда больше привлекало внимание Макса и Саши длинная голубоватая шашка с потемневшим черно-золотым темляком. Хозяин дома держал ее в правой руке. Кончик шашки хищно пошевеливался, хотя кисть человека была неподвижна.

Макс громко сглотнул. Ему вспомнилось, как этой — ну, прошлой — осенью вот с этой самой шашкой Маршал гнался через полгорода за чиновником из администрации, пришедшим требовать плату за землю — гикал, свистел и орал, что "родной земли на поругание не отдаст". С полминуты подростки и бритый усач рассматривали друг друга. Потом он сказал хрипато:

— Мне чайники не нужны.

— У нас нет… чайников, — робко подала голос Саша. Маршал небрежно отмахнулся шашкой — воздух свистнул, ребята вздрогнули: