Любимым развлечением людей, населявших городок, было красивейшее шоу аэростатов. Ярким ли солнечным днем, сероватым ли хмурым вечером или даже тихой лунной ночью они приставляли грубые деревянные стремянки к облакам, взбирались на самый верх и наблюдали оттуда за парадом ярких воздушных шаров.

Эрик не пропускал ни одного представления…

Секрет местных жителей Эрик узнал случайно. У северной стороны городка, сразу за мощеной гладким булыжником площадью, начинался густой парк, заброшенный и одичавший. Горожане обходили его стороной, повинуясь дремучим суевериям какой-то местной легенды.

Но Эрик, наплевав на старинные запреты, решительно сунулся в некогда ухоженные заросли и обнаружил, что в чаще хищного парка пряталась строгая чугунная ограда. По углам ее стояли четыре огромных колонны. Некогда белоснежные, а теперь посеревшие, кое-где облубившиеся, с капителями, лепнина которых была затянута паутиной, они казались останками строгого древнегреческого храма.

За оградой, на высоте примерно в метре от земли, висел, или, скорее, важно покоился на воздушной подушке огромный каменный циферблат. Как и колонны, он утратил свою белизну так давно, что при мысли об этом Эрика пробрала дрожь. Лаконичные римские цифры, острые стрелки и тонкая черная окантовка… Часы производили впечатление величественности и неизбежности; рядом с ними Эрик почувствовал себя хрупким, недолговечным и несовершенным.

Часы стояли. Повинуясь непонятному порыву, Эрик решительно перелез через суровую решетку и обошел часы вокруг. С обратной стороны парящего циферблата торчал огромный ключ. Не долго думая, Эрик ухватился за него обеими руками и начал поворачивать по часовой стрелке. И едва он завершил первый оборот, как встрепенулись дремавшие механизмы, завертелись шестеренки, заскрипели пружины, и с тихим щелчком сдвинулась с места, начала свой неустанный обход минутная стрелка.

А Эрик будто причастился к сокрытой истине — он узнал главную тайну местных жителей.

У них у всех был механический завод.

Раньше Эрик, само собой, и понятия не имел, что такие — «заводные» — люди существуют на свете. Но, понаблюдав за горожанами, вскоре понял, что они и сами этого не знали. Они вели самую обычную жизнь — радовались и грустили, веселились и печалились, к чему-то стремились и в чем-то разочаровывались. Замедлялись, когда кончался завод, и снова начинали жить, когда силою случайных обстоятельств что-то или кто-то заводил их снова.

Горожане понятия не имели, что у каждого из них есть крохотная замочная скважина с ключиком, который стоит только немного повернуть — и жизнь словно начинается заново; опять появляются силы и стремления, желания и мечты.

Перво-наперво Эрик отыскал замочную скважину у Эммы. Ничто не доставляло ему большей радости, чем начинать каждое утро с того, чтобы добавлять ей полоборота ключиком. После этого она, и без того легкая и безмятежная, начинала лучиться радостью, освещавшей все вокруг.

Эмма долго допытывалась у него, как ему удается делать ее такой счастливой. Когда же Эрик наконец рассказал ей про крохотную замочную скважинку под мочкой ее правого уха, она потянулась туда рукой и изумленно заявила, что теперь и она ее нащупала. А потом сделала совсем уж неожиданную вещь — вынула ключик и недрогнувшей рукой протянула его Эрику.

— Держи, милый, пусть он всегда будет у тебя.

Вскоре Эрик научился отыскивать замочные скважинки и у горожан. Нарочно бродил по путаным улочкам в поисках замедленных, потухших людей, подходил к ним, заводил участливые беседы, а сам тем делом брался за крохотный ключик и неспеша проворачивал его по часовой стрелке.

О чудесах, которые он творит, вскоре прознал весь городок. Как только люди замечали, что угасают, теряют интерес к жизни и перестают к чему-то стремиться, они сразу спешили в большой дом с остроконечными башенками, расположенный на берегу безымянного озера.

А Эрик с удовольствием поворачивал ключики — ведь ему это ничего не стоило, зато приятно было видеть, как словно заново рождаются приходящие к нему люди.

Горожане выражали свою благодарность просто и искренне.

Эрик поначалу смущенно и неловко пытался отказываться от банок с розовым вареньем, румяных пряников, ярких мотков теплой шерсти, лоскутных покрывал, расписных глинянных мисочек и резных скамеечек.

Со временем привык, стал принимать как должное. Потом стал требовать благодарность вперед, все больше жалея, что в этом странном городке нет денег — ни долларов, ни евро, ни даже просто золотых монет. Что бы он с ними делал, Эрик не думал. Ведь просто получать что-нибудь, по возможности — ценное, взамен такой малости как пара поворотов ключом… Да, в этом что-то было.

Заводных дел мастер вошел во вкус.

Комплекс Бога формировался у Эрика постепенно, изо дня с день — с каждым новым заводом, с очередным благодарным подношением, с надеждой во взглядах приходивших к нему горожан. Да и не комплекс это был вовсе. Ведь и продавец крыльев, и старый столяр дядя Кеша, и смотритель хищного парка, и даже его ненаглядная Эмма — все они — всего лишь заводные игрушки с ключами с спине, на боку, на запястье или под волосами. Заводные игрушки, которые живут полноценной жизнью только тогда, когда он провернет ключики в их замочных скважинах.

Поэтому теперь Эрик взирал на них, несчастных заводных людей, с легким презрением, сверху вниз. И это было правильно — ведь он, в отличие от них — полноценный живой человек.

Как-то Эмма разбудила его рано поутру. Эрик лениво подумал, что так и не заводил ее ни разу с той ночи, когда она безмолвной статуей сидела на подоконнике.

Впрочем, она же пока еще не замерла. А что до легкости, которую давал полный завод — ну, ничего, и так сойдет.

— Тебя внизу ждет продавец крыльев, — сообщила Эмма, усаживаясь на край кровати, — Он еле-еле дошел. Того и гляди, совсем встанет.

— Чего же он тогда так долго тянул? — буркнул Эрик. Он не любил просыпаться с рассветом.

Эмма спрятала глаза. Эрику это крайне не понравилось.

— Ну? — требовательно повторил он, — В чем дело?

— Они не хотят тебя лишний раз беспокоить, — несчастным голосом сообщила она.

— Что это значит? Почему?

Эмма повернулась к нему и твердо посмотрела прямо в глаза.

— Потому что ты очень изменился.

— Это как? — саркастически осведомился Эрик.

— Раньше тебе просто нравилось их заводить. Ты делал это ради них самих. А теперь у тебя появилось ощущение власти над ними, и ты ведешь себя совсем по-другому. Такое обращение им неприятно.

— Ну, раз неприятно, так пусть и не приходят, — огрызнулся Эрик.

На глаза Эммы навернулись слезы.

Это окончательно возмутило Эрика.

— А что такого? Имею полное право. Если бы не я, в вашем паршивом городишке давно бы уже бродили зомби на остатках завода.

— Мы раньше без тебя справлялись, — тихо вставила Эмма.

— Ах так? — воскликнул Эрик, — Справлялись? Ну так давайте! Вперед! Что же тогда у меня под дверью в очередь выстраиваться?

Эмма промолчала. Потом все-таки сказала:

— Ты мог сделать нашу жизнь лучше — без усилий. Почему это тебя испортило? Почему ты стал такой?

И тогда Эрик сказал то, о чем давно думал, но чего никогда не говорил вслух.

— Да потому что вы — всего лишь заводные игрушки, а я — нет. Я — настоящий человек. Не какая-то механическая кукла. Я не завишу от дурацких поворотов ключом в замочной скважине! Ясно?

Эмма внимательно вгляделась в лицо Эрика, будто выискивая там чего-то.

Не нашла. Грустно вздохнула и протянула вперед раскрытую ладонь.

— Дай мне, пожалуйста, мой ключик.

Гнев накрыл Эрика тяжелой волной. Он яростно сорвал с шеи цепочку и бросил Эмме в лицо.

— На! Все равно ты не можешь сама себя заводить! Не пройдет и пары месяцев, как ты навсегда остановишься. И знаешь что? Мне наплевать. Ведь я — нормальный живой человек… И вы еще приползете ко мне — все вы. Будете просить…