— Может, вам укрыться в американском посольстве?

— Вряд ли. Я же не политический беженец. Для полиции Мехико-Сити я не более чем обычный взломщик, домушник.

— Ну, — сказала она, — в нужде с кем только не поведешься, но, надеюсь, мы прекрасно поладим.

Она приняла все за чистую монету. Грофилд усмехнулся в подушку и сказал:

— А как насчет вас? Что заставило вас влезть в окно так своевременно, чтобы погладить мне спину?

— О-о, это долгая история, — ответила она. — Право, это пустяки.

— Договор есть договор. Я рассказал вам о своих бедах, теперь вы поведайте мне о ваших.

— Ну... я боюсь, что расплачусь, если стану о них рассказывать.

Грофилд изогнулся на кровати и посмотрел на нее через раненое плечо. Она и впрямь казалась грустной и похожей на очень маленькую девочку.

— Вам станет легче, если выговоритесь, — сказал он.

Это высказывание, как и история о рогоносце, казалось вполне приличествующей случаю чепухой.

Уловка, очевидно, сработала, поскольку девушка ответила:

— Ну что ж, так и быть, расскажу. Уж такую-то малость я обязана для вас сделать.

Грофилд снова расслабился, прижавшись щекой к подушке и устремив взор в никуда.

Девушка заговорила:

— Все мои беды тоже из-за любви, только не похожей на вашу. — Тон у нее был слишком уж осуждающий. — Я люблю одного парня, у которого совсем нет денег, а моя тетя хочет, чтобы я вышла за другого, но я терпеть его не могу.

Неужели это правда? Грофилд повернул голову и снова посмотрел на девушку снизу вверх. Лицо у нее было таким же открытым, как у мальчика из хора.

— Такого не бывает, — заявил он.

— Вам это может показаться смешным, — сказала она, и нижняя губа у нее задрожала, — и я не в обиде, если вы посмеетесь надо мной, но в конце концов дело ведь в моей жизни.

— Хорошо, хорошо, я не смеюсь, — сдался Грофилд, отбрасывая сомнения. В принципе даже хрестоматийные ситуации иногда могут иметь место в жизни.

— Знаю, это звучит глупо, — сказала девушка. Она больше не чесала ему спину, а лишь массировала, что было даже приятнее. — Я так молода, и вообще, вот, наверное, и создается впечатление, будто я говорю глупости. Но я и впрямь люблю Тома и действительно не люблю Брэда, и тут ничего не поделаешь.

— Я на вашей стороне, — сказал Грофилд, снова впадая в сонливость.

— Тетя повезла меня на эти так называемые каникулы, — продолжала девушка, — чтобы разлучить меня с Томом. А теперь вот и Брэд приехал сюда, и тетя поговаривает о том, чтобы мы, не откладывая, поженились прямо здесь, в Мехико-Сити, но я наотрез отказываюсь это сделать. Дошло до того, что тетя заперла меня в комнате, поскольку знает, что я хочу только вернуться домой и быть с Томом.

— И вот вы связали простыни, — сонно сказал Грофилд, — и спустились по ним до моего окна.

— Да.

— Но простыни ведь все еще там, свисают из окна. Ваша тетя взглянет и поймет, что вы здесь.

— Она не поверит, что я осталась тут. Вот почему я и хочу отсидеться, разве не понятно? Она позвонит в полицию, и все такое прочее, наймет частных сыщиков, чтобы следили за аэропортом, и тому подобное. И она, и Брэд. Но если пережду здесь денек-другой, пока они не удостоверятся, что я ускользнула из их тисков, то они ослабят бдительность, и я смогу улететь. А еще придется отправить Тому телеграмму, чтобы прислал мне немного денег.

— Я полагал, он на мели.

— Он может раздобыть немного, чтобы мне хватило на билет.

— Ай да Том! — Грофилд закрыл глаза и предался удовольствию массажа. — Смелый Том, такой верный и преданный.

— Он мой жених, — молодым, звонким, полным восхищения голосом заявила девушка.

— Уж это точно.

— Засыпайте, если хотите, — сказала она. — Сон — вот что вам нужно для выздоровления.

— О нет, — возразил он. — Нет-нет. Спать я не буду. Я же только что проснулся.

Кроме того, что-то не давало ему покоя. Она ведь что-то такое сказала, едва появившись в комнате, что-то такое... Что-то такое, что никак не вязалось с этой историей о Томе и Брэде, что-то такое...

— Засыпайте, засыпайте, — успокаивающе произнесла она. — Отдохните. Расслабьтесь. Поспите. Я посижу здесь.

Грофилд расслабился, разлился, будто лужица кетчупа, но все равно что-то пульсировало у него в мозгу, пока он вдруг не вспомнил: “Вы тоже из этих?”

Ну да, вот что она сказала. “Вы тоже из этих” — именно эту фразу. А в контексте рассказа о тете эта фраза не имела смысла ровным счетом никакого. Ему следовало спросить девушку об этом, но шевелить языком почему-то было слишком трудно. Даже думать — и то было почему-то тяжело. И не то чтобы он собирался спать, просто...

Он открыл глаза и сразу понял, что спал, но не имел представления, как долго. Минуту? Пять часов?

Сейчас он лежал на спине, уставившись в потолок. Он пробудился неожиданно, внезапно, резко, как будто из состояния сна его вывел какой-то неожиданный шум.

Оторвав голову от подушки, он оглядел комнату и увидел, что девушка стоит совсем рядом. Она вытащила из стенного шкафа чемодан Грофилда, положила его в изножье кровати и уже открыла. Она стояла над ним, глядя на Грофилда.

Он спросил:

— Что это вы вытворяете?

— Я собиралась развесить вашу одежду, — сказала она. — Я увидела, что ваш чемодан лежит на дне шкафа, а на плечиках ничего нет, ну, я и решила вытащить все из чемодана, чтобы одежда разгладилась.

— Вы чересчур добры, — ехидно сказал Грофилд. Девица сунула руку в чемодан и вытащила две пригоршни долларов.

— Пожалуй, вам лучше подумать о новой легенде, — посоветовала она.

Глава 2

— Деньги заменяют мне одежду, — сказал Грофилд.

— Это не смешно, — ответила она. — Это вовсе не смешно. — Она швырнула деньги обратно в чемодан.

— А я полагал, это очень забавно, — отозвался Грофилд. — Ну, не то чтобы с ног повалиться от смеха, но хотя бы усмехнуться, слегка улыбнуться, слегка...

— Ладно, хватит. Признаю, вы меня завели. Я думала, у вас и впрямь было это невероятно романтическое приключение и теперь вы в ужасной беде, и все из-за любви. Ну, всякое такое.

— Мне и самому понравилась эта история, — признался Грофилд.

— Ну, придется вам придумать что-нибудь получше, — сказала она.

Грофилд заколебался, гадая, не пора ли рассказать правду. Иногда лучший способ ее скрыть — это выложить все как на духу. Заранее предполагая, что ему солгут, слушатель впоследствии наверняка неправильно истолкует любые оговорки или догадки, которые могут возникнуть.

Казалось, сейчас наступил именно такой момент. Грофилд хитровато улыбнулся и сказал:

— Я украл эти деньги.

— Об этом я уже догадалась. Вопрос в том, где?

— В одном казино на острове у побережья Техаса. Видите ли, я актер, а в наши дни актеру, который держит свой театр, невозможно свести концы с концами.

Если только вы не готовы продать свое дарование киношникам или телевизионщикам, не остается почти ничего, кроме как...

— О чем это вы, черт возьми? — спросила она.

— Об игре на сцене, — ответил он. — Вы можете себе представить, что в лучший свой сезон я заработал жалких тридцать семь сотен долларов игрой на сцене?

— А эти деньги откуда? — спросила она, указывая на чемодан.

— Шестьдесят три тысячи долларов? Мы грабанули казино, и это моя доля.

— Игорный дом, — презрительно сказала она. — У побережья Техаса. Как же вас занесло сюда?

— Это долгая история, — ответил он.

— Да, думаю, вы нескоро дойдете до ее конца, — продолжала девица. — В прошлой истории вы были Казановой, теперь вы Робин Гуд. Кем же вы будете в следующий раз, Флэшем Гордоном?

— Вы хотите сказать, что не верите мне?

— Разумеется, не верю.

Грофилд спрятал улыбку за горестной миной. Дело в том, что все рассказанное им сейчас было правдой. Он действительно был актером, причем неплохим. Высокий, худощавый, он обычно играл злых братьев, слабовольных сыновей или очаровательных мерзавцев. Однако из-за своего отношения к кино и телевидению он ограничивал себя сценой влачившего жалкое существование театрика. К счастью, у него был дополнительный источник дохода, вторая, так сказать, профессия, благодаря которой он получал большие деньги.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: