Стандартная стратегия Гвардии, эффективность которой была подтверждена десятком тысяч успешно проведенных операций, заключалась в концентрации чудовищного количества боевых средств, настолько превышающем любые мыслимые и немыслимые размеры, чтобы одним уже этим так устрашить противника, что ему ничего иного не оставалось, как тотчас же смириться с неизбежным поражением. В большинстве случаев боевой дух мятежников мгновенно испаряется и мощь Гвардии так и остается невостребованной. Для усмирения короля Зэга по прозвищу «Бешеный» на Серой Планете, Аластор 1740, Гвардия расположила над Черным Капитолием тысячу дредноутов класса «Тиран», почти закрыв ими весь небосвод. Чуть ниже «тиранов» описывали концентрические круги несколько эскадр крейсеров, а на небольшой высоте барражировали, подобно осам, тысячи смертоносных «стингеров». На пятый день перед оцепеневшим от ужаса ополчением короля Зэга предстало двадцать миллионов до зубов вооруженных десантников, само же ополчение уже задолго до этого рассталось с мыслью о сопротивлении.

С помощью точно такой же стратегии Гвардия рассчитывала одержать верх и в борьбе с тамархистами. Четыре флотилии линейных кораблей классов «Тиран» и «Потрошитель» сошлись с четырех различных направлений для того, чтобы зависнуть над Серебристыми Горами, прибежищем «Уродов». Высаженная на поверхность планеты разведка доложила о том, что тамархисты внешне никак на это не прореагировали.

«Тираны» опустились чуть ниже, и в течение всей ночи небо было покрыто густой сеткой из зловещих лучей, ярко-синее свечение которых сопровождалось оглушительным треском. Когда же наступило утро, то выяснилось, что тамархисты уничтожили все свои стойбища и, как потом сообщила наземная разведка, скрылись в лесах.

Тотчас же в направлении их прибежищ были высланы специальные мониторы, громкоговорители на борту которых передавали «Уродам» заранее записанный на пленку приказ строиться в колонны и организованно шагать в ближайший курортный город.

Единственным ответом был ураганный огонь снайперов.

Чтобы нагнать побольше страха, «Тираны» начали неторопливо снижаться. Мониторы передали последний ультиматум: сдаться или подвергнуть себя риску уничтожения. Тамархисты даже не удосужились ответить.

На просторный луг опустились шестнадцать бронированных крепостей – «Армадиллов», в чью задачу входило обеспечение безопасности высадки десанта. Они были встречены не только огнем из пулеметов и винтовок, но и энергетическими залпами из установки, укомплектованной архаичными излучателями. Чтобы невзначай не уничтожить неизвестное количество маньяков, «Армадиллы» предпочли снова подняться в воздух.

Разъяренный главнокомандующий принял решение окружить Серебристые Горы со всех сторон войсками, надеясь на то, что «Уродов» заставит подчиниться последующий за этим голод.

На поверхность планеты опустились две тысячи двести десантных катеров и среди них катер N 191–539 под командованием Глиннеса Халдена, которые и запломбировали наглухо тамархистов в их горном логове. Время от времени войска осторожно продвигались вглубь долин, непременно посылая впереди себя подразделения «Стингеров» для подавления огневых точек снайперов. Появились первые убитые и раненые, и поскольку тамархисты не представляли теперь из себя особой угрозы и можно было не спешить, главнокомандующий отозвал войска из зоны огня тамархистов.

Осада продолжалась целый месяц. Разведка докладывала, что у тамархистов давно уже кончились запасы продовольствия и что теперь они питаются древесной корой, насекомыми, листьями, в общем, всем, что только попадается под руку.

Главнокомандующий снова поднял мониторы над местностью предполагаемого сосредоточения тамархистов, требуя организованной капитуляции. В ответ тамархисты предприняли целую серию попыток прорвать кольцо окружения, но были отброшены назад с весьма ощутимыми потерями для себя.

Главнокомандующий еще раз направил мониторы, угрожая прибегнуть к болестимулирующему газу, если сдача не произойдет в течение ближайших шести часов. Истек назначенный главнокомандующим срок – тамархисты не отвечали. Прибежища тамархистов были подвергнуты бомбардировке картечью из ампул с болестимулирующим газом. Задыхаясь, корчась и извиваясь от боли, катаясь по земле, тамархисты стали один за другим выползать из своих укрытий. Главнокомандующий приказал обдать их «живым душем» из ста тысяч десантников, и после нескольких скоротечных перестрелок с очагами сопротивления тамархистов было окончательно покончено. В плену оказались менее двух тысяч мятежников обоего пола. К немалому своему удивлению Глиннес обнаружил, что некоторые из них едва-едва вышли из детского возраста, а старше его – ничтожно мало. У них не было никаких припасов, источников энергии, еды и медикаментов. Они корчили рожи и злобно рычали при виде десантников – они в самом деле были настоящими «Уродами». Изумлению Глиннеса не было предела. Что могло подвигнуть эту молодежь так отчаянно сражаться за дело, явно обреченное на провал? И что, самое главное, подтолкнуло их к решению стать «Уродами»? Почему они с такой настойчивостью все пачкали и оскверняли, уничтожали и портили?

Глиннес попытался спросить об этом одного из пленников, но тот притворился, что не понимает диалекта Глиннеса. Вскоре после этого Глиннесу было приказано отбыть вместе со своим кораблем.

Вернувшись на базу, Глиннес обнаружил в почте на свое имя письмо от Тиры, содержавшее трагическое известие, С некоторого времени Джат Халден слишком уж зачастил охотничьи вылазки. Мерлинги устроили ему западню. Прежде, чем Шира успел прийти к нему на помощь, отец уже захлебнулся в водах протока Фарван.

Это известие повергло Глиннеса в совершенно необъяснимое для него самого изумление. Он обнаружил, что просто не в состоянии представить себе, что может что-нибудь измениться в Шхерах, где, как казалось, давно уже остановился ход времени, и притом измениться настолько коренным образом.

Новым сквайром Рабендари теперь стал Шира. «Какие еще перемены сулит грядущее?» – подумалось Глиннесу. По всей вероятности, никаких – не в характере Ширы были какие-либо нововведения. Обзаведется женой и детьми – этого, по крайней мере, можно было от него ожидать. Если не раньше, то чуть позже, Глиннес задумался над тем, кому может взбрести в голову выйти замуж за располневшего и полысевшего Ширу, да еще с такими багровыми щеками и мясистым носом пропойцы. Даже еще в те времена, когда он был хассэйдером, Шира столкнулся с тем, что ему все труднее становится волочить девчонок в укромное темное местечко, ибо хотя сам он считал себя парнем добродушным, приветливым и дружелюбным, другими он уже воспринимался как хвастун, грубиян и развратник.

Глиннесу вспомнилось детство. Утренняя дымка над водами пролива, веселые вечерние часы, любование звездами. Вспомнились наилучшие друзья и их странноватые привычки, вспомнилось, как выглядит рабендарский лес – размытые контуры минасов, нависших над светло-коричневыми помандерами, будто усыпанная серебром зелень березовой листвы, темно-зеленые стройные каштаны. Припомнилось зыбкое марево, висевшее над водой и смягчавшее очертания далеких берегов. Вспомнился обветшалый отчий дом, и тут он обнаружил, какую глубокую тоску ощущает он по родным местам.

Двумя месяцами позже, по истечении десяти лет службы он подал заявление об отставке и вернулся на Тралльон.

Глиннес дал телеграмму домой о своем прибытии, однако когда он ступил на родную землю в Порт-Мэхьюле в Префектуре Стэйвен, там не оказалось никого из домашних, прибывших его встречать, что показалось ему несколько странным.

Погрузив свой багаж на паром, сам он расположился на верхней палубе полюбоваться берегами, мимо которых проплывал паром. Какими беспечными и веселыми были его соплеменники в параях ярко-красного, синего, темно-желтого цвета! Собственная его полувоенная форма – черный френч и бежевые бриджи с концами штанин, засунутыми в высокие черные ботинки – казалась ему панцирем, стесняющим каждое его движение. Он, скорее всего, больше уже никогда не станет носить такую одежду!