— Да, но… я теперь не знаю. Мне будет так плохо потом. Да и сейчас. Однако… Я смотрела, как медики работают с твоими пленниками. Ты не видела?

— Нет.

— Посмотри, как они ползают на коленях, тянутся друг к другу и кричат, когда их привязывают в лаборатории, и как все они держатся друг за друга, когда их возвращают в камеру.

— Но ведь им не причиняют никакой боли.

— Конечно, нет, но они не могут в это поверить. И их нельзя пичкать транквилизаторами, пока они не обследованы. Иначе результаты будут неверными. Их страх перед абсолютной неизвестностью… Знаешь, мне пора кончать эти наблюдения, я больше не могу — Чена помолчала, глядя на кракенку. — А вот ты сможешь.

Эвалит покачала головой.

— Я тоже не в восторге от всего этого. Я застрелю убийцу, потому что этого требует моя честь. Остальные могут уйти, даже мальчишки. Даже несмотря на то, что они ели… — Она налила себе еще и залпом выпила. Пищевод словно охватило пламя.

— Я бы этого не хотела, — сказала Чена. — Денли это бы не понравилось. У него была пословица, он говорил, что она была очень старая… он ведь был из нашего города, и я знала его больше, чем ты. Я слышала, как он говорил раза два или три: «Стоит ли убивать врагов, если их можно сделать друзьями?»

— Подумай о ядовитых насекомых, — отпарировала Эвалит, — вряд ли ты будешь с ними дружить. Скорее, ты их раздавишь каблуком.

— Но этот туземец сделал это, потому что таким его сделало общество, — голос Чены становился все более настойчивым, она наклонилась и взяла руку Эвалит в свою, но та оставалась неподвижной. — Что значит одна жизнь, один человек по сравнению с теми, кто живет рядом, и теми, кто ушел из жизни раньше? Каннибализм не был бы обнаружен на этом острове повсеместно, в каждой группировке — а ведь они так отличаются друг от друга-не будь он необходимой потребностью этой расы.

Эвалит усмехнулась, чувствуя поднимающуюся в ней ярость.

— Что это за раса, если она дошла до этого! И как насчет того, чтобы посчитаться и с моими необходимыми потребностями? Я возвращаюсь домой, чтобы растить ребенка Денди в стороне от вашей цивилизации слюнтяев. Он вырастет и не будет знать позора оттого, что его мать оказалась слишком слаба и не сумела добиться справедливости. А теперь, извини. Мне завтра рано вставать. Надо будет принимать катер, а потом разгружать его.

Эта задача требовала времени. На следующий день Эвалит освободилась только перед закатом. Она чувствовала себя более усталой, чем обычно. И более умиротворенной. Саднящее воспоминание о том, что произошло, ушло куда-то вглубь. В голове вертелась мысль абстрактная, но не шокирующая, не предательская. «Я молода. Наступит время, и придет новый мужчина. Я не буду любить тебя меньше, дорогой».

Она шла по тропинке, оставляя на собой шлейф пыли. Поселок был наполовину разобран, соответствующее количество персонала находилось на корабле. Под желтоватым небом тихо спускался вечер. Среди машин и домиков сновали те, кто еще остался. Локсон лежал притихший, таким он стал в последнее время. Поднимаясь в домик Дженифера, она порадовалась даже звуку собственных шагов. Он сидел большой и неподвижный возле экрана, ожидая ее.

— Обход закончен и происшествий нет, — доложила она.

— Сядьте, — сказал он.

Помолчав, Дженифер напряженно сказал: — Медики закончили работу.

Это было ударом. Эвалит заметалась в поисках слов.

— Так скоро? Я хочу сказать, ну, что у нас так мало оборудования и так мало людей, которые в этом что-то понимают и без Денли, специалиста по внеземной биологии. Нужно, наверное, более тщательное исследование… на хромосомном уровне, если не глубже… не надо забывать и о физической антропологии… Может, всем этим надо заняться еще раз?

— Все так, — согласился Дженифер. — Не найдено ничего, что могло бы представить хоть какой-нибудь интерес. Возможно, что-нибудь и нашлось бы, если бы ребята Удена знали бы, что искать. Тогда они смогли бы выдвинуть гипотезу, проверить ее на организме и прийти к пониманию того, как все это происходит. Вы правы, Денли обладал профессиональной интуицией, которая могла бы направить нас куда надо. Не обладая ни интуицией, ни практическим опытом, лишенные всяческой помощи от этих напуганных, невежественных дикарей, они вынуждены действовать почти наугад. Они нашли некоторые странности в пищеварительной системе, которые не могут быть объяснены здешней экологией.

— Тогда почему они остановились? Все равно мы не можем улетать раньше, чем через неделю?

— Они сделали это по моему приказу, после того, как Уден показал мне, что у них, творится, и сказал, что бросает это занятие, чтобы я не говорил.

На губах Эвалит мелькнула презрительная улыбка.

— Вы имеете в виду психологическую пытку?

— Да. Я видел эту истощенную женщину, привязанную к столу. Ее тело было опутано проводами разных измерительных приборов, которые громоздились вокруг, щелкали, гудели, вспыхивали. Она не видела меня, ее глаза были ослеплены страхом. Она, наверное, считает, что ее лишают души. А может, все обстоит еще хуже и с ней делали что-то еще более страшное, чему она даже и названия не знает? Я видел ее детей в камере, держащихся за руки. Они на пороге зрелости, как это отразится на их психосексуальном развитии? Я видел их отца, лежащего рядом, напичканного наркотиками после того, как он попытался проломиться сквозь стену. Уден и его ребята говорили мне, что они пытались с ними подружиться, но у них ничего не вышло. Это и понятно, потому что пленники знают, что находятся во власти той, которая ненавидит их ненавистью, Способной достать их даже в могиле. — Дженифер помолчал. — Все на свете имеет свои пределы, лейтенант, — продолжил он, — включая и науку и наказания. Особенно, если оказывается, что шанс открыть еще что-нибудь очень мал. Я приказал закончить исследование. Завтра ребят и их мать доставят к дому и отпустят.

— Почему не сегодня? — спросила Эвалит, почти зная, что он ответит.

— Я надеюсь, — сказал Дженифер, что вы согласитесь отпустить с ними и Мору.

— Нет!

— Ради бога!..

— Вашего бога, — Эвалит смотрела в сторону. — Я не в восторге от всего этого, капитан. Я уже, кажется, хочу и сама забыть про свой долг. Но ведь Денли погиб не в честном бою и не в вендетте… Его зарезали, словно поросенка. Каннибализм — это зло, он превращает человека в хищное животное. Я не верну его, но несколько уравняю предметы, превратив каннибала в опасное животное, которое надо убить.

— Понимаю, — Дженифер уставился в окно. Предзакатные тучи надели на его лицо маску. Наконец он холодно сказал:

— Законы Объединенных Планет и этой экспедиции не оставляют мне выбора. Но у нас не будет вампирских церемоний и делать вам все придется самой. Пленник будет доставлен тайно после наступления темноты. Вы разделаетесь с ним и примите участие в кремации.

Ладони Эвалит покрылись потом.

— Я никогда не убивала человека, безоружного, беспомощного человека!

«Но он это сделал», — подумала она и вслух сказала:

— Понятно, капитан.

— Очень хорошо, лейтенант. Сейчас можете подняться наверх и помочь с обедом. Вы приступите к делу, — Дженифер посмотрел на часы, — в двадцать шесть ноль-ноль.

Эвалит сглотнула, борясь с сухостью в горле.

— Это не слишком поздно?

Я хочу, — ответил он, — чтобы лагерь уснул. — Их взгляды столкнулись, — и чтобы у вас было время подумать.

— Нет! — она выпрямилась, словно под брошенная пружиной, и шагнула к двери.

Его голос догнал ее:

— Денли тоже просил бы тебя об этом.

Ночь пришла и заполнила комнату. Эвалит не в силах была подняться, чтобы включить свет, стул, который так любил Денли, словно не пускал ее. В конце концов она вспомнила про медикаменты. У нее осталось мало таблеток. Одной было вполне достаточно для того, чтобы облегчить выполнение экзекуции. Не оставалось сомнений, что Дженифер распорядился, чтобы Мору дали транквилизатор — уж теперь то, наверняка, — перед тем, как доставить его сюда. Почему бы и ей не обрести спокойствие с помощью таблеток? Это было бы нечестно. Почему?