Наука

Может создаться впечатление, что я всё время только пьянствовал и тесно общался с дамами. Уверяю вас, это совсем не так! За время после защиты докторской вышли десятки моих статей, в основном в соавторстве с Моней. Я уже защитил докторскую, теперь наступал черёд Мони, а у него трудов было недостаточно. Вот мы и навёрстывали упущенное. Было также получено около сотни авторских свидетельств на изобретения. Всего их у меня около трёх сотен, а данный период был самый плодотворный. До защиты докторской я выпустил всего одну монографию, правда, первую в мире по инерционным аккумуляторам. А уже после защиты вышли книги: 'Инерционные двигатели для автомобилей' 'Маховичные двигатели', 'Накопители энергии', 'Инерция', 'Инерционные устройства в технике'. И всё в хороших издательствах: 'Машиностроение', 'Наука', 'Транспорт', 'Знание'. В один год вышли даже две книги в разных издательствах, но с одинаковым названием - 'Накопители энергии'. Одну из них я издал под псевдонимом - 'Н. Маховичный'. Весь юмор в том, что в ней я сурово полемизировал с вышедшей чуть раньше моей же книгой без псевдонима. И мне часто потом приходилось слышать: 'А Маховичный считает, что это не так!'. Тогда я уверял оппонентов, что Н. Маховичный уже переменил своё мнение. 'Откуда вы знаете?' - удивлялись 'Фомы-неверующие'. 'А потому, что Н. Маховичный - это я и есть!' - и показывал квитанцию, где гонорар за книжку Н. Маховичного был выписан на моё имя. Большинство из этих книг было, затем переведено на иностранные языки и издано в Европе.

Но особенно дорога мне моя научно-художественная автобиографическая книга 'В поисках энергетической капсулы', где я описываю свой поиск и разработку супермаховиков. Сто тысяч экземпляров книги были раскуплены мгновенно, и её переиздали таким же тиражом в 'подарочном' варианте - с шикарной обложкой, в цвете, с художественными фотографиями и т.д. Немцы перевели её на свой язык и издали в Германии.

Благодаря этой книге я завязал с немецкими специалистами и бизнесменами тесные отношения. Более того, по этой же причине у меня появились в Германии друзья - супруги Саша и Лена. Несмотря на разницу в возрасте, они теперь одни из самых близких моих друзей.

Так что, если человек - выпивоха и повеса, то это ещё не означает, что он - бестолковый. Но я, пожалуй, даже зря начал об этом разговор, так как конца он не имеет.

Можно проводить тысячи примеров, когда выпивохи и повесы оказывались великими музыкантами, художниками, поэтами, учёными и даже политическими деятелями. Куда же уж дальше - великими спортсменами, чемпионами мира и Олимпийский игр. И не только шахматисты (Алёхин, например), но даже и штангисты, что кажется совершенно немыслимым.

Я был знаком с одним из таких, величайшим спортсменом-самородком, выступавшим в среднем весе в 60-е годы прошлого века. Не называю его фамилии, чтобы не оскорблять его памяти - его уже нет с нами. Все, кто имел когда-то какое-нибудь отношение к тяжёлый атлетике, знают и помнят, кто был в эти годы чемпионом мира и Олимпийских игр в среднем весе. Он 'бил' знаменитого американца японского происхождения Томми Коно, бывшего, кстати, моим кумиром. Я видел этого нашего великого спортсмена в Сухуми, где он был на сборах. Он днём тренировался, а вечерами крушил ларьки и другие мелкие постройки на берегу моря, как будто они были картонными. Да и людям лучше было не попадаться на его пути. Меня-то он не трогал, как 'своего' (не подумайте дурного, я имею ввиду - штангиста), а кое-кому перепадало как следует. Это был человек-скала! Сибиряк, бывший золотодобытчик, он добыл максимум золота на соревнованиях. Но вино всё-таки погубило его.

В то же время, сколько людей совершенно непьющих, верных мужей и точных исполнителей - поразительно бестолковых! Я уже не говорю об их творческих возможностях. Но сам я, будучи заведующим кафедрой, предпочитаю иметь в коллективе непьющих, морально устойчивых сотрудников и преподавателей, чем талантливого пьянчужку и аморальщика! Знаем мы таких не понаслышке!

В конце 70-х годов я заметил среди своих студентов талантливого юношу и стал давать ему задания. Особенно хорошо получалось у него написание заявок на изобретения. Звали студента Сашей, фамилия была Серх. Так мы с ним получили авторские свидетельства на несколько десятков изобретений в области маховиков и приводов к ним.

А начали с оригинальной маховичной катапульты (для разгона самолётов с авианосцев и тому подобного), и назвали изобретение 'Средство для разгона масс'. Потому, что действительно разгонялась какая-то масса - самолёт, ракета, просто груз и так далее. И на это изобретение пришёл запрос из: КГБ. Оказывается, там решили, что это средство для разгона масс: народных. То есть вышедшей на демонстрацию толпы, вроде водомёта. Но пришлось разочаровывать 'товарищей' с Лубянки.

С Сашей мы скоро сошлись характерами. Он часто приходил ко мне домой, мы занимались наукой и нашими изобретениями. Ну, и 'обмывали' свои успехи. Несмотря на разницу в возрасте - ему было около двадцати, а мне - под сорок. Вскоре и мой младший сын Леван, закончив службу в армии, приехал в Москву, где я устроил его на ЗИЛ, как тогда говорили 'по лимиту'. Леван часто бывал на кафедре и сумел покорить сердце нашей молоденькой красивой сотрудницы - Наташи. Они вскоре поженились, а Леван поступил учиться в наш институт на вечернее отделение. Работал он на ЗИЛе шофёром.

Леван был рослым, сильным и красивым юношей. Левану была не очень понятна моя дружба с его ровесником Сашей, и я 'признался' ему, что Саша - мой внебрачный сын. Дескать, с маменькой его гулял, ещё будучи на студенческой практике в Москве, что совпадало по времени. Позже, когда Леван, да и я сам, познакомились с Сашиной мамой, она оказалась лет на десять старше меня. Леван высказал сомнение в моём отцовстве Саши, но я пояснил, что мне было 19, а ей 29, а это почти одно и то же.

Мы с Сашей вместе ходили в спортзал, даже выезжали в отпуск на отдых. Он с отличием окончил институт; я его взял к себе в аспирантуру и сделал его моим заместителем по всем кафедральным и научным делам. Саша был интересным высоким блондином с высокомерным видом и поведением. Все студенты от него бежали ко мне, пытаясь получить поблажки. Но Саша перехватывал их по дороге и 'карал' двойками, приговаривая:

- Нурбей Владимирович добрый, а я вот - злой, злой! - и расправлялся с молодыми бездельниками.

С Сашей мы впервые начали заниматься вариаторами и бесступенчатыми передачами, очень перспективными для автомобилей. Но и супермаховики мы не 'забрасывали'. На людях Саша со мной был на 'вы', ну а 'тет на тет' (как любили говорить в Тбилиси), тем более в застолье, он переходил на 'ты'. И иногда критиковал сурово, в основном, за мягкотелость. Это меня-то - и за мягкотелость! Можно только представить каким жёстким человеком был он сам.

Но основная научная работа и тесные взаимоотношения с Сашей ещё впереди. А пока не будем забывать, что идёт ещё поздняя весна 1979 года.

Второй развод. Жизнь продолжается

Моня, наконец, развёлся с женой, но свободным так и не стал. Капа звонила ему на работу, требовала немедленно явиться домой по той или иной причине. И тот 'поджав хвост' бежал, куда ему велели. Оля с Моней начали подрабатывать на аудиторской работе; сейчас эта работа так называется, а в те времена они просто проводили ревизию бухгалтерских документов и их списание. Бухгалтерскую макулатуру вывозили грузовиками. Какое право они имели на эту деятельность - не знаю, вероятнее всего его не было, но зарабатывали прилично. Даже Сашу брали себе в 'подмастерья', но потом я запретил уродовать студента.

Работа, а вернее 'халтура', снова сблизила Олю с Моней, и в мае месяце Оля объявила мне, что едет отдыхать с Моней на всё лето. Сам Моня при этом трусливо прятался от меня, заявив по телефону, что если я разрешу, то они едут, ну, а если нет - так нет! Кстати, телефон нам к тому времени поставили, чему мы с Олей были страшно рады.