Аля отрицательно качнула головой.
— Нет, нет, он не способен причинить зла!
— С его точки зрения это вовсе не зло, — вмешался Александр Николаевич. — Эксперимент — и только. Например, прививка людям болезней, отравление водоемов. А затем можно с любопытством наблюдать, как распространяются микробы и как человеческий организм с ними борется.
— Я его лучше знаю.
— Чепуха! — убежденно произнес Александр Николаевич. — Вы не можете его знать. Вы даже не знали, кто он такой на самом деле.
— Это не имеет для меня значения.
Она даже не заметила, что повторила слова Михаила Дмитриевича, а он многозначительно посмотрел на Александра Николаевича и сказал:
— Может быть, стоит запомнить ее слова…
— Зачем? Это поможет нам разыскать его? — иронически спросил Александр Николаевич.
— Я бы не удивился.
Полковник Тарнов понял, что пришло время прекратить их спор, и обратился к Але.
— Если бы вы помогли нам разыскать и задержать его, было лучше для всех.
— А вы полагаете, что сам он этого жаждет? — спросила женщина угасшим голосом.
— Нет, он этого не жаждет, — сказал полковник. — Но вы должны понимать, что ради безопасности людей мы не остановимся и перед крайними мерами.
— Что это означает?
— Если он окажет сопротивление, у него могут быть неприятности.
— Не понимаю.
Михаил Дмитриевич наклонился к ней:
— Соглашайтесь.
Аля недоверчиво покосилась на него:
— Вы еще не говорили, зачем он вам.
Александр Николаевич хотел что-то сказать, но полковник легонько толкнул его под локоть, показывая взглядом на Михаила Дмитриевича: пусть, дескать, говорит он.
— Нам надо узнать о его намерениях и разъяснить ему, в чем заключается безопасность человека.
Полковник остался доволен формулировкой Михаила Дмитриевича и постарался запомнить ее.
Женщина нашла другое решение:
— Когда он вернется, я сама поговорю с ним об этом.
Коренастый оперативник с уважением посмотрел на нее.
— Но до этого его могут ранить, — проклиная себя, сказал Михаил Дмитриевич.
— Милиция не посмеет нарушить законы.
— Законы относятся к людям, — напомнил Александр Николаевич.
Аля поняла безвыходность своего положения. Она сказала с отчаянием:
— Ведь я даже не подозреваю, где он может находиться.
Михаил Дмитриевич сразу поверил ей, но полковник Тарнов решил уточнить:
— Может быть, вы знаете хотя бы город? Разве он никогда не упоминал о том, откуда приезжает к вам?
— Никогда.
В разговор вступил Эльбор Георгиевич. Его лицо с правильными жесткими чертами вдруг стало удивительно мягким и слегка печальным, словно из-под грима выглянуло настоящее обличье.
— Вы так любите его, что даже завидно. Но нельзя забывать, что у него в руках «опасные игрушки».
— Нет!.. — Аля задохнулась от волнения. — Юра ничего не сделает во вред людям!
— Пока это только слова…
— Чем же я могу помочь?
— Многим, — тихо сказал Эльбор Георгиевич. — Для начала расскажите нам поподробнее о его привычках. Нас интересуют мельчайшие детали его поведения…
Через два дня после посещения квартиры Али сотрудниками полковника Тарнова в городе было зарегистрировано несколько десятков случаев заболевания новой, еще неизвестной медицинской науке болезнью. Болезнь была похожа на брюшной тиф, протекала в острой форме. Температура тела больных поднималась до сорока и даже до сорока одного градуса. Лекарства помогали мало, лишь слегка тормозили развитие болезни.
В город одна за другой приезжали медицинские и правительственные комиссии. Шел уже четвертый день, как был зарегистрирован первый случай заболевания, а эффективных методов лечения еще не нашли.
Александр Николаевич и Михаил Дмитриевич трое суток находились в Институте экспериментальной генетики. Возбудители новой, неизвестной болезни были очень похожи на культуру микробов в исчезнувших в злополучный день пробирках. Однако антибиотики, без промаха поражавшие эти культуры, оказались бессильными против возбудителей новой болезни. В лабораториях института в спешном порядке проводились новые исследования.
Полковник Тарнов с нетерпением ждал результатов работы ученых. Вот и сегодня, не заезжая на службу, он с утра поехал в Институт генетики. Полковника принял сам директор института. Он привел его в знакомую лабораторию к большому, в полстены, термостату, открыл дверцу. На полках, поставленных одна на другую, громоздились стопками круглые плоские чашки Петри. Директор вынул несколько чашек, снял с одной плотно притертую крышку. На кусочке окрашенного желе различались светлые вкрапления.
— Мы произвели несколько десятков пересевов, — сказал директор, — и разделили бактерии по типам, окрашивая каждую культуру по Граму…
— Вы хотите доказать нам, что возбудитель болезни только похож на те культуры, которые украли у вас? — спросил полковник.
— Да, да, очень похож, но нистовелемицин на него не действует.
Директор бросил на полковника тяжелый взгляд из-под оплывших красноватых век, пытаясь угадать его мысли о людях, выворачивающихся из-под ответственности. Ему казалось, что он знает даже слова, которые мысленно произносит полковник. Пытаясь предупредить их, директор говорил:
— Впрочем, это могут быть те же штаммы, но видоизмененные.
Полковник понимающе посмотрел на него, а Александр Николаевич — на полковника.
Всем было тягостно и хотелось как-то разрядить обстановку.
Директор вынимал из термостата новые чашки и показывал, как в них видоизменяются колонии при добавлении в питательную среду различных веществ. В некоторых чашках колонии почти совсем исчезли,
— Мы уже знаем, чего они боятся, — торжественно сказал директор. — Наибольшие надежды мы возлагаем на серотонин в совокупности с остаточным кольцом нистовелемицина.
Полковник Тарнов спросил:
— Вы произвели полный химический анализ культур с центрифугированием и разделением на ядра и оболочку?
— Конечно.
— И после анализов ваши сотрудники утверждают, что культуры разные?
— Именно об этом говорят результаты экспериментов, — сказал директор, подавая полковнику обрывок бумажной ленты с формулами и их расшифровкой. — Вот судите сами…
Тарнов прочел, с минуту постоял молча, полузакрыв глаза и сгорбив плечи. Затем выпрямился, снова поднес ленту к глазам и стал ее изучать. Он думал: «Они ищут, кто бы помог им решить то, чего они сами решить не могут, хотя и являются специалистами. Нет, не так. Не решать, а поставить последнюю точку. Потому что за каждой точкой появляются новые и превращают ее в многоточие. Тот, кто сейчас поможет им, возьмет на себя все — и промахи их, и ответственность…»
Тем временем Александр Николаевич вполголоса спросил своего заместителя:
— Уже точно установлено, что возбудитель не имеет ничего общего с культурами, которые находились в пробирках?
— Этого я не утверждаю, — растерялся Михаил Дмитриевич.
— Мы забыли об одной существенной детали, — сказал полковник, прерывая их разговор. — Действительно, результаты анализов, с которыми я только что познакомился, подтверждают, что штаммы разные. Но один из них мог послужить исходным материалом для другого. И отнюдь не в лаборатории природы. Имеется еще одно звено, являющееся косвенным доказательством… Он сразу стал центром всеобщего напряженного внимания.
— Надо выяснить, где находится тот, кого мы ищем. И если он все-таки скрывается в этом городе, то мы отдадим предпочтение второй гипотезе.
«Он прав, — подумал Александр Николаевич. — Супермозг захочет сам следить за ходом опыта. На этом его можно поймать».
Полковник по телефону отдал дополнительные распоряжения. Вместе с Александром Николаевичем и Михаилом Дмитриевичем он поспешил в управление.
В поиск по городу включились все посты, опергруппы, народные дружины. Прошла бессонная ночь. Утром полковнику доложили, что человек, чьи приметы совпадают со «словесным портретом», замечен дружинниками на углу бульвара Пушкина и Пекинский улицы у канализационного люка. Он сдвинул крышку и опускал в люк на тонком тросе какой-то предмет. Заметив дружинников, сумел скрыться.