- Да, сколько нам было… тринадцать или около того? Это было сразу же после того, как я переехала и случайно рассказала тебе, что я могу видеть смерть.

- Я думала, что это защитит тебя от смерти, - горько рассмеялась она, - я была слишком маленькой, чтобы понять, что ничего не сможет защитить тебя от этого, даже Ангел.

     На противоположной стене ещё один рисунок: костлявое лицо существа в длинном черном плаще, держащего песочные часы в своей истощенной руке, а на его плече ворон, теряющий свои крылья.

- Ты знаешь, он клянется, что это не Мрачный жнец, - Рейвен рассматривает рисунок вблизи, щуря глаза, - но уверена, как и в том, что ад есть, выглядит он именно так. Если бы я не знала лучше, то поклялась бы, что твой брат повесил его специально, потому что знает о твоей маленькой смертельной штуке, и хочет свести тебя с ума.

- Он не знает об этом, - напоминаю ей, - никто не знает, кроме тебя.

    Она оценивает руку жнеца.

- И что это за песочные часы?

    Мои плечи поднимаются и отпускаются, когда я пожимаю ими.

- Это один из символов жнеца, типа: «Твое время в моих руках».

    Она проводит пальцами по часам:

- Ну, твой брат мог бы, по крайней мере, добавить песок туда, и это не было бы так, будто твое время истекло.

- Я уверена, он не заглядывал так далеко, - уверяю я ее, - кроме того, он нарисовал это, чтобы впечатлить тебя. Хотел показать тебе, что у вас у обоих есть художественная сторона.

    Она прикусила нижнюю губу:

- Ты знаешь, я никогда не буду встречаться с ним, верно? У меня уже был один слишком маниакально-депрессивный в жизни, - она делает виноватое лицо. - Прости, Эм. Я не имела в виду что-то в этом роде.

- Все в порядке. Я знаю, у моего брата есть проблемы. И знаю, ты слишком много думаешь обо всём этом, чтобы захотеть сделать это ещё и частью своей жизни, - я делаю паузу. - Как поживает твоя мама?

    Она пожимает плечами, уставившись на рисунок:

- Хорошо, я думаю. Я не посещала её уже некоторое время.

    Мама Рейвен лежит в наркологическом центре. Вот уже на протяжении нескольких лет она страдает от депрессии и самолечения. Пару месяцев назад Рейвен пришла домой с работы и обнаружила свою маму в гостиной на полу с зажженной сигаретой в руке. Она не дышала, пульс едва прослеживался. Рейвен вызвала скорую, и санитары реанимировали ее. Подруга приказала мне не говорить ей, придет ли смерть, и в тот момент я поняла, что у моего дара есть негативная сторона. Но я не сказала Рейвен, что её мама умрет, потому что знала, что она не умрет в этот день. И в будущем, я отказалась говорить Рейвен о смерти кого-либо из ее семьи – в том числе, и о её смерти – потому что никто не нуждается в такой ноше на плечах.

Рейвен злилась на меня две недели и не разговаривала со мной вообще. Это были одинокие две недели моей жизни. Рейвен - моя единственная подруга, и вполне может быть, что так будет всегда. Когда я постарею, то, скорее всего, закончу свое существование старой девой с десятью кошками и, возможно, птицей. Рейвен будет навещать меня так часто, как сможет, со своими детьми и убеждаться, что я нахожусь в здравом уме.

- Что это такое? – она встала на цыпочки, склоняясь к моему лицу, и пальчиками с розовым маникюром соскребла чешуйки грязи с моей щеки. - Почему у тебя грязь на лице? – она поворачивает мою руку и осматривает ладонь, - и твои пальцы грязные.

    Я отдергиваю руку.

- Прошлой ночью, пока я была на кладбище…

- Я думала, ты прекратила ходить туда так часто, - прерывает она меня с явным разочарованием на лице. Рейвен никогда не понимала моей потребности в одиночестве – моей потребности в тишине.

    Я схватила фиолетовую и черную футболку с порванными сторонами и пару черных джинс из комода.

- Мне не спалось, а пребывание там расслабляет меня.

    Она накручивает свои длинные до плеч, цвета розовой жвачки, волосы на палец.

- Временами я тебя не понимаю. Я говорила тебе, приходи ко мне домой, когда захочешь. Тебе не нужно ходить тусоваться на кладбище. Это жутко.

    У меня не хватает смелости сказать ей, что её дом - одно из худших мест, битком набитый смертью, даже после того, как её мама переехала. Ее брат Тодд, умрет ранней смертью от рака легких. Он выкуривает две пачки сигарет в день, и курит он с тех пор, как ему исполнилось тринадцать.

- Копы пытались меня арестовать, - признаюсь я, зная, что она найдет это смешным.

    Её губы кривятся в ухмылке:

- О да, ты сбежала?

    Я киваю и сохраняю игривый тон:

- Агась. Очень-очень быстро.

    Её улыбка становится шире.

- Они преследовали тебя?

    Я снова киваю:

- Я почти уверена, что он споткнулся и упал лицом в землю, - преувеличиваю я, зная, что ей понравится - Рейвен любит драму.

    Смех срывается с ее губ:

- Окей, я немного завидую. Хотела бы я быть там, чтобы увидеть это.

- Это было достаточно смешно, - признаюсь я, - кроме…

- Кроме чего? – давит она. - Давай же, Эм, расскажи мне, пожалуйста. Ты что-то скрываешь?

    Я опускаюсь на кровать и собираю в клубок одежду в руках.

- Там были те парни, которые раскапывают могилы.

    Её лоб хмурится, и она садится рядом со мной.

- Фу, типа расхитители могил?

- Я не уверена, что они делали, но это было слегка жутковато.

- Они взяли что-нибудь из могилы?

- Понятия не имею. Я была слишком занята, убегая от копов… - кое-что приходит мне в голову, - черт. Я думаю, один из грабителей мог взять мой блокнот.

- Тот, в котором ты всегда пишешь свои самые темные секреты? – спрашивает она.

    Я киваю.

- И на нем написано мое имя.

    Надавив пальцем на свой подбородок, она размышляет над чем-то.

- Он был горячим?

    Я играю с ниткой на моих пижамных шортах.

- Ты серьезно спрашиваешь, был ли расхититель могил горячим?

- Расхитители могил тоже люди, - говорит она нахальным тоном, - и просто то, что им нравится раскапывать могилы, не значит, что они не могут быть горячими.

    Горячими? Больше впечатляющими и пугающими. Тряся головой, я встаю.

- Ты чудачка. Я собираюсь пойти и одеться.

    Она смотрит на меня с подозрением:

- Хорошая попытка сменить тему, Эмми.

    Я выглядываю из гардероба.

- Ты знаешь, что я ненавижу, когда ты называешь меня так, - это прозвище дал мне отец, и я ненавижу напоминания о нем.

- Ты знаешь, ты всегда это делаешь, - отзывается она, - ты всегда бежишь от парней. И если не прекратишь это, то закончишь свою жизнь одинокой и старой девой.

- Это именно то, чего я хочу, - я делаю паузу, когда я достигаю занавеса, - я собираюсь выйти на этой ноте и думаю, мы пойдем на вечеринку.

    Её настроение внезапно улучшается, и она шаловливо ухмыляется.

- Чем ты поделишься?

    Я показываю ей наряд и загибаю пальцы.

- Четырьмя вещами: кожаные шорты, розовые шпильки, гольфы до колен и блестящий топ.

    Она выставляет свои бедра и ноги, принимая позу.

- Давай же, признай это - я выгляжу потрясно.

- Ты выглядишь, как шлюха.

    Она кидает в меня подушку, я ловлю ее и бросаю обратно.

- Смотри за своим грязным ртом, мертвая девчонка, - говорит она, бросая подушку на кровать, - я не выгляжу как шлюха. Я выгляжу как кто-то, кому нужно с кем-нибудь переспать. Всего-то.

- То же самое, - смеясь, я ныряю обратно за занавес в гардеробе. И немедленно мои губы опускаются. Вечеринки включают в себя много людей, а много людей значат множество предсказаний о смерти. Но я должна пойти с Рейвен, чтобы защитить её от неё самой, потому что она, как правило, становится безрассудной.

- Итак, на чью вечеринку мы отправимся вечером? – я выскальзываю из пледа, в который была обёрнута, снимаю пижаму и натягиваю свои выцветшие джинсы.

- Реми, - отвечает Рейвен, и я могу слышать, как она роется в моем ящике с украшениями.