Саша!
Саша, который уже успел выйти в переднюю, возвращается.
Саша. Любочка, если ты не передумала, то не надо меня звать. Мне очень тяжело…
Люба (плачет). А мне, думаешь, не тяжело?
Саша. Почему я так буду думать? Что я зверь, что ли?..
Люба. Конечно, зверь. (Плачет.)
Саша. Какой я зверь?
Люба. А я откуда знаю? Может, волк, а может, лиса.
Саша. Какая я лиса? Я на зайца еле-еле тяну.
Люба (приблизилась к нему). Зайчик мой, пойдем в церковь.
Саша. Не могу, Любочка!
Люба. Ну, вот сейчас баба Капа святой водой тебя окропила. Разве это так уж страшно?
Саша. Страшно? Нет! Противно! Никогда больше не позволю над собою делать это! Прощай, Люба! Теперь уже окончательно — все! (Решительно уходит.)
Люба. Мамочка, что же делать?!
Метелкина. Как — что! Воротить!
Люба. Так он же не хочет — слышала?
Метелкина. А не хочет, бог с ним, пущай уходит!
Люба. Как это «бог с ним», когда я его лю… лю… люблю! (Громко воет.)
Метелкина. Мало ли что!
Люба. Тебе «мало ли что», а мне… (Бросилась в переднюю, кричит.) Саша! Саша! Сашенька, вернись! (Громко плачет, убегает.)
Метелкина (поглядела вслед дочери). Любка, ты куда?! Назад! Назад, я говорю! Экая, ей-богу, беда с нынешней молодежью. Ну как я в глаза посмотрю отцу Сергию?!
Из спальни выходит Куприянов. Входит Люба, продолжая плакать и смеяться. Она ведет за руку Сашу.
Люба. Ну, куда ты, куда? Так вот и бросил меня? А с кем же я в загс пойду?
Саша. В загс или в церковь?
Люба. В загс.
Саша. А в церковь?
Люба (тихо, опустив голову). Давай уж без церкви.
Метелкина. Любаша, ты подумай, что ты говоришь?!
Люба. Я подумала, мама.
Метелкина. Отец Сергий тебе благословения не даст!
Люба. И не надо!
Куприянов. Правильно, девушка!
Метелкина. Да, «правильно»! Небось не ваша дочь!
Куприянов. А моей дочери я бы просто запретил идти в церковь.
Метелкина. Вот вас бог на том свете и накажет! И тебя накажет, слышишь, Любовь?!
Люба целуется с Сашей.
Куприянов. Теперь она вас не услышит.
Метелкина (решительно подходит к Саше и Любе, разводит их). Э-э-э, молодой человек, торопитесь очень!
Люба. Ничего он не торопится. Это я тороплюсь! Идем отсюда, Сашенька! (Взяла Сашу за руку, ведет к двери.)
Метелкина. Куда?! Любка, стой!
Люба. Потом поговорим, мама! Скорее, Саша!
Саша (повернулся к Метелкиной). Анна Егоровна, а этой вашей бабе Капе передайте благодарность: ведь вылечила она меня, совсем вылечила.
Метелкина. От чего то есть вылечила?
Саша. А от моих колебаний. Кабы не она, я бы еще, может, мучился бы: идти — не идти в церковь? А после ее «лечения» — как рукой сняло! Пока! Пошли, Любочка!
Люба. Пошли!
Уходят.
Метелкина. Любка, прокляну!
Слышен смех Любы. Пауза.
Куприянов. Проиграли вы это сражение, Анна Егоровна.
Метелкина. Да я ее совсем из дома выгоню, коли так! (Убегает в переднюю.)
Из спальни выходит Чесова.
Чесова. Куда это она?
Голос Метелкиной (жалобно). Любочка, дочка, вернись обратно! Я уже не сержусь. Слышишь?..
Куприянов. Вот это другое дело! Хорошо!
Чесова. У них-то хорошо… А что же с Вовочкой нашим будет, доктор?
Куприянов. Выздоровеет ваш Вовочка, только вы уж его не студите больше.
Чесова. Боже упаси! Да я теперь над ним так буду трястись.
Возвращается Метелкина.
Куприянов. Трястись необязательно. А вот лекарство, что я прописал, давайте аккуратно.
Чесова. Тютелька в тютельку все буду исполнять!
Куприянов. Ну догнали вы дочку, Анна Егоровна?
Метелкина. Догнала. Помирилась я с ней.
Чесова. Как же помирились? Без венчанья?
Метелкина. А что ж делать? Ей выходить замуж, не мне же!
Куприянов. Вот это правильно!
Входят, взявшись за руки. Люба и Саша.
Метелкина. Благословить-то вас позволите хоть?
Люба. Только чтобы без церковных слов! Слышишь, мама?
Метелкина. Слышу. Что ж делать?.. Становитесь вот здесь передо мной…
Саша и Люба приближаются к Метелкиной.
Занавес
1954 г.
ЗАКРОЙЩИК ДЛЯ БИТЬЯ
(Написана совместно с М. Я. Грином.)
Действуют:
Директор.
Приемщица.
Племянник.
Время действия — наши дни.
Кабинет директора небольшого ателье по пошиву верхнего платья. Письменный стол, телефон и прочее. По стенам плакаты следующего содержания: «Жалобная книга выдается в порядке живой очереди», «Возврат бракованных изделий с 9 ч. утра до 6 ч. вечера». На сцене никого нет. Долго и безнадежно звонит телефон. Из-за кулис доносятся невнятные женские крики и успокаивающий мужской голос: очевидно, бушует очередная заказчица, а директор ее успокаивает. Падение чего-то тяжелого — надо думать, мебели. Падение чего-то стеклянного — надо думать, вазы. Быстро входит директор ателье — немолодой мужчина.
Директор. Я сейчас в милицию позвоню! Нахалка какая! Эти вещи у нас в инвентарь записаны, а она их бьет! (Набирает номер телефона.) Милиция?.. Я спрашиваю: это седьмое отделение?.. Нет?.. Так что же вы… (Дает отбой, набирает снова.) Милиция?.. Товарищ дежурный, пришлите наряд в ателье номер четыре: тут одна гражданка хулиганит… Что?.. То есть, как это — чересчур часто?.. Что же, по-вашему, я назначаю, когда кому надо хулиганить?.. Что?.. Шить надо лучше?.. Вы меня не учите!.. Я требую, чтобы вы прислали милиционера…
Входит приемщица.
Приемщица. Александр Борисович, она сама ушла.
Директор (в трубку). А я требую… А вас это не касается… А я говорю… А при чем здесь вы?.. А я спрашиваю: вы нам пришлете?.. А я говорю…
Приемщица. Да ушла она, Александр Борисович!
Директор (приемщице). Что?.. Ушла?.. (В трубку.) Можете не присылать: она сама ушла. Пока вас дождешься… (Бросил трубку на рычаг.)
Приемщица. Ну что вы так расстраиваетесь?.. Господи! Неужели не привыкли?! Разве на заказчиков угодишь?..
Директор. При чем тут заказчики? (Указывает на телефон.) Говорит: «Каждый день наряд вызываете!» Ну и что? У вас люди есть? Есть! Для того поставлены! Будьте любезны прислать, когда у вас требуют!
Приемщица. Александр Борисович, я у вас что хотела спросить: вы мне обещали новую жалобную книгу.
Директор. Как?! Опять новую! Я же на той неделе давал!
Приемщица. Во-первых, не на той неделе, а в прошлом месяце. А, во-вторых, вот она: вчерашний день последний листок заполнили.
Директор (берет книгу). Кто заполнил?
Приемщица. А этот толстый, которому закройщик Яшкин пиджак обузил на восемь сантиметров.
Директор. А, да, помню. Нервный мужчина. Такой толстый, а у самого спокойствия — никакого. Визжал, как эта… сегодняшняя… Кстати, а чего она визжала?
Приемщица. Да все из-за костюма. У вас, говорит, на выставке одно, а тут вы из шинельного сукна шьете.
Директор. Правильно! Это новый фасон, детище нашего ателье — дамский костюм из шинельного сукна, так и называется «Память былых походов». Ну что ж поделаешь… Придется начинать новую книгу… (Лезет в стол, достает из ящика книгу.) Хотя я кое-что придумал, чтобы сократить жалобы. Нате, возьмите.