Мать Скарлетт начала всхлипывать, от чего Скарлетт тоже заплакала, а отец поругался с одной из женщин-полицейских, доказывая ей, что он, как честный налогоплательщик, платит ей зарплату, а она убеждала его, что тоже платит налоги и, возможно, платит зарплату ему. Ник всё это время сидел в углу, не замеченный никем, даже Скарлетт. Он смотрел и слушал, пока не понял, что больше не вынесет.

На кладбище опустились сумерки, когда Сайлас нашёл Ника возле амфитеатра, глядящим вниз на город. Он встал рядом с мальчиком и, по своему обыкновению, ничего не сказал.

— Она не виновата, — сказал Ник. — Это всё из-за меня. А её теперь накажут.

— Куда ты с ней ходил? — спросил Сайлас.

— Вглубь холма, чтобы посмотреть самую старую могилу. Но там никого не было. Только что-то, похожее на змею, которое назвалось Гибелью. Оно пугает людей.

— Очаровательно.

Они вместе спускались по холму и наблюдали, как старую часовню вновь запирают, а полиция и Скарлетт с родителями уходят в ночь.

— Мисс Борроуз будет учить тебя прописи, — сказал Сайлас. — Ты уже прочёл «Кота в шляпе»?

— Да, — ответил Ник. — Давным-давно. Можешь принести мне ещё книжек?

— Полагаю, что да.

— Как ты думаешь, я её ещё когда-нибудь увижу?

— Девочку? Очень сомневаюсь.

Но Сайлас ошибался. Серым вечером, три недели спустя, Скарлетт пришла на кладбище вместе с родителями.

Они постоянно требовали, чтобы она оставалась на виду, хотя и так шли буквально в двух шагах от неё. Мать Скарлетт временами восклицала, какое всё вокруг ужасно мрачное, и как хорошо, что скоро всё это навсегда останется позади.

Когда родители Скарлетт стали говорить друг с другом, Ник сказал:

— Привет.

— Привет, — тихо сказала Скарлетт.

— Я думал, что больше тебя не увижу.

— Я им сказала, что никуда не поеду, пока они не приведут меня сюда в последний раз.

— А куда ты уезжаешь?

— В Шотландию. Там есть университет. Папа будет преподавать физику элементарных частиц.

Они вместе шли по дорожке — девочка в ярко-оранжевой куртке и мальчик в сером саване.

— Шотландия — это далеко?

— Да, — вздохнула Скарлетт.

— Ясно.

— Я подумала, что ты будешь здесь. Хотела прийти, попрощаться.

— Я всегда здесь.

— Но ты же не умер, правда, Никто Иничей?

— Конечно нет.

— Значит, ты не можешь оставаться здесь всю жизнь. Правда? Однажды ты вырастешь, и тебе придётся уйти и жить там, снаружи.

Он покачал головой.

— Для меня там небезопасно.

— Откуда ты знаешь?

— Сайлас так говорит. И моя семья. Все так говорят.

Она молчала.

Отец позвал её:

— Скарлетт! Идём, родная. Нам пора. Ты уже попрощалась с кладбищем, как хотела. Теперь идём домой.

Скарлетт сказала Нику:

— Ты храбрый. Ты самый храбрый из всех, кого я знаю, и ты мой друг. И мне всё равно, настоящий ты или нет.

Затем она отвернулась и побежала туда, откуда пришла — к своим родителям и всему остальному миру.

На каждом кладбище одна могила принадлежит упырям. Погуляйте по любому кладбищу достаточное время, и вы найдёте её — подпорченную водой и вспученную, с треснутым или сломанным камнем, неухоженную, поросшую сорняками. От неё так и веет запустением, особенно, если подойти поближе. Её могильный камень может быть прохладнее, чем все окружающие, а имя на нём зачастую невозможно прочесть. Если там есть статуя, у неё обычно отбита голова, либо же она настолько покрыта плесенью и лишайником, что кажется, будто её вылепили из плесени. Если одна могила на кладбище выглядит мишенью для малолетних вандалов, это упырь-врата. Если могила пробуждает в вас сильное желание очутиться где-нибудь в другом месте, это упырь-врата.

На кладбище Ника была одна такая могила.

Одна такая могила есть на любом кладбище.

Сайлас собирался в дорогу.

Когда Ник впервые узнал, что наставник покидает его, он был расстроен. Теперь он уже не был расстроен. Он был в ярости.

— Зачем? — говорил Ник.

— Я же объяснял тебе. Мне нужно раздобыть определённые сведения. Для этого приходится путешествовать. А чтобы путешествовать, я должен покинуть кладбище. Мы всё это уже обсуждали.

— Что там такого важного, что ты не можешь остаться? — шестилетний Ник пытался представить, что могло заставить Сайласа оставить его, но не мог. — Это нечестно.

Его наставник был невозмутим.

— Это не может быть честным или нечестным, Никто Иничей. Это просто обстоятельство, ничего более.

Нику не понравился такой ответ.

— Ты ведь должен заботиться обо мне. Ты сам так говорил.

— Да. Как твой наставник, я несу за тебя ответственность. Но, к счастью, мне есть с кем её разделить.

— Хотя бы куда ты едешь?

— Далеко. Есть вещи, которые мне нужно выяснить и которые я не могу выяснить, находясь здесь.

Ник фыркнул и пошёл прочь, пиная воображаемые камешки на своём пути.

Северо-западная часть кладбища была самой запущенной. Она была покрыта густыми зарослями, и даже садовнику и сообществу добровольцев «Друзья кладбища» не удавалось обуздать здесь буйную растительность. Ник пришёл сюда и разбудил семейство детей викторианской эпохи, которые все умерли прежде, чем им исполнилось десять лет. В этих джунглях, опутанных плющом, они стали играть в лунные прятки, и Ник представлял себе, что всё по-прежнему, что Сайлас никуда не уезжает. Но, когда игра закончилась, и он прибежал назад в старую часовню, он увидел две вещи, которые вернули его в действительность.

Первым, что он увидел, был саквояж. Ник сразу же понял, что это саквояж Сайласа. Ему было по меньшей мере сто пятьдесят лет: красивый, чёрной кожи с медными уголками и чёрной ручкой, он мог бы принадлежать доктору или владельцу похоронного бюро викторианской эпохи. В таких носили кучу инструментов на все случаи жизни. Ник никогда раньше не видел саквояжа Сайласа, он даже не знал, что у Сайласа был саквояж, но эта вещь, определённо, могла принадлежать только ему. Ник попытался заглянуть внутрь, но саквояж был закрыт на большой медный висячий замок и был таким тяжёлым, что Ник не мог его поднять.

Это была первая вещь.

Вторая ожидала его на скамье возле часовни.

— Ник, — сказал Сайлас. — Это мисс Люпеску.

Мисс Люпеску не была привлекательной. Её узкое лицо выражало неодобрение. У неё были седые волосы, хотя её лицо казалось слишком молодым для седых волос. Её передние зубы были слегка искривлены. Она была одета в объёмный макинтош, а на её шее был мужской галстук.

— Приятно познакомиться, мисс Люпеску, — произнёс Ник.

Мисс Люпеску ничего не ответила. Она шмыгнула носом. Затем посмотрела на Сайласа и произнесла:

— Что ж. Значит, это и есть мальчик?

Она встала со своего места и обошла Ника, широко раздувая ноздри, будто обнюхивая его. Сделав полный круг, она заявила:

— Ты будешь отчитываться передо мной сразу как проснёшься и перед сном. Я сняла комнату неподалёку отсюда, — она указала на крышу, едва видневшуюся с места, где они стояли. Затем она продолжила: — Однако я буду проводить много времени здесь, на кладбище. Я историк, изучаю старые захоронения. Ты меня понимаешь, мальчик? Да?

— Ник, — сказал Ник. — Меня зовут Ник, а не "мальчик".

— Да-да, уменьшительное от Никто, — усмехнулась она. — Глупое слово. Это местоимение, совсем не подходит для имени. Я этого не одобряю. Так что я буду называть тебя «мальчик». А ты будешь называть меня "мисс Люпеску".

Ник умоляюще взглянул на Сайласа, но на его лице не было и тени сочувствия. Он поднял свой саквояж и сказал:

— С мисс Люпеску ты в надёжных руках, Ник. Я уверен, что вы поладите.

— Никогда! — воскликнул Ник. — Она ужасная.

— Между прочим, — произнёс Сайлас, — это очень грубо. По-моему, тебе следует извиниться, ты так не думаешь?

Ник так не думал, но на него выжидающе смотрел Сайлас. Сайлас, который уже держал свой чёрный саквояж и собирался уехать неизвестно куда неизвестно насколько. Так что Ник сказал: