— О, Боже.

— Не смотри на нее! — сказал Шелли.

Это было последней каплей, переполнившей мой и без того взбунтовавшийся желудок. Я глубоко вздохнула, набирая побольше воздуха, и в этот момент моя диафрагма резко сократилась. Мгновенно стена окрасилась солидным слоем моих рвотных масс, мои плечи отяжелели, задрожали.

Он крепко держал меня, требуя от Байрона ответов.

— Это сумасшествие! Она ужасно боялась крыс! Что это значит!

Байрон был ошеломлен — она пытается сказать нам… он наблюдал, как она выплюнула крысу и подползла на четвереньках к разложившимся останкам, стала сдирать с костей грязь и натирать ею свое обнаженное тело. Она была похожа на дикарку, демонстрирующую странный племенной ритуал — примитивное дополнение своей божественной сущности.

— Я понял! Освободитесь от своих страхов! Да… Да!

Он бросился на Клер, опустился рядом с ней на колени и стал неистово захватывать ладонями фекальные массы, распределяя их по своей груди и плечам. Его розовая кожа заблестела черно-коричневыми красками. Ужасное зрелище. Она села прямо, выпятив грудь и ее страстное тело выгнулось, как у нубийской рабыни. Все это походило на некий древний ритуал плодородия — Клер стала отщипывать толстые кусочки известняковых стен, оставляя на лице Байрона знаки, похожих на боевую раскраску американских индейцев. После она пришла к его телу. Он радостно засмеялся, когда ее пальцы дотрагивались до каждого дюйма его обнаженной кожи.

— Делайте это! — командовал он нам, — делайте это!

Мое тело все еще дрожало, когда я почувствовала неистовые по своей силе удары грома. Не внутри меня, но снаружи, словно все здание Диодати сотрясло мощным толчком.

— Оно здесь. Слишком поздно. Нет времени…

— Есть время!.. Если мы сможем избавиться от наших вредных мыслей, очиститься.

— Нет!

Шелли двинулся вперед. Я потянула его назад.

— Клер знает! — задыхался Байрон, похожий на шакала.

Его живот поднимался и опускался, по телу струился крупный пот. Клер вонзилась зубами в ногу Байрона и оторвала узкую полоску ткани с бедра.

— Мы должны быть свободными людьми, как шаманы. Чистыми, отбросившими прочь материальный мир! Тогда мы…

— Нет!

Вновь удар грома, менее сильный, но более упругий. Ближе, гораздо ближе, вокруг всех нас, рядом с нами, внутри нас.

— Нет! — закричала я. — Оно близко, разве вы не слышите, оно уже здесь!

— Все еще есть время.

Шелли выдернул свою руку, освобождаясь от меня. Упал на колени в молитвенную позу, срывая с себя рубашку. Клер подбежала к нему, помогая освободить от одежды его спину — затем отбросила изодранную материю в сторону — к мертвым. Его лицо скрылось между ее бедер, когда она стала покрывать его грязью.

Байрон подлетел ко мне, и прежде чем я успела отстраниться, оставил жирно-грязный отпечаток своей руки у меня на платье.

— Давай! Расслабься! Быстро! Отбрось всю свою ненависть и весь ужас — и мы справимся с ним, проснувшись от этого кошмара!

— Нет, нет! Мысли бессмертны, ты сам говорил, что мысли не умирают. Они никогда не смогут умереть! Они живут всегда!

— Нет, они могут умереть, если мы соединимся вместе… в один Разум… соединимся вместе… как и раньше, но теперь уже свободные… свободные от всего.

Я вскрикнула.

Долгий, протяжный гром был еще ближе. Я чувствовала, что он проникает прямо в мое сердце.

Когда я открыла глаза, Байрон ползал на четвереньках, словно старый колдун, по грязному полу с лицом, разукрашенным черными и коричневыми полосками грязи и серебристого известняка. Его глаза сияли, как у поедателя болиголова. Одна его рука покоилась на безобразном ньюстедском Черепе, а другой — тянулась к нам, но мы были вне досягаемости. Его мышцы напряглись, когда он пытался дотянуться до нас, сначала до одного, потом — до другого. Я попятилась, качая головой, тогда он обернулся к Шелли.

— Шилл! Быстро!

Рука Шелли опустилась на руку Байрона на Череп. Мы смотрели друг на друга поверх головы Смерти. Двое пещерных людей времени оного. Восхода Господа. Восхода Дьявола.

Вдруг Шелли поднялся и схватил меня за руку, прежде чем я смогла пошевелиться — Байрон схватил за вторую. Я снова заорала, в гневе мотая головой.

— Шелли — Бог! Сумасшедший Шелли! Сумасшедший создатель жизни, ты счастлив? Ты СЧАСТЛИВ?

— Мэри, мы должны сделать это, — взмолился он.

— Это твой РЕБЕНОК.

— Мэри!

— Это монстр! — сказал Байрон.

— Он не просился на свет!

— Никто из нас не просился! — ответил он.

Просил ли я тебя, Создатель, вдохнуть в мой прах жизнь, сделать меня человеком? Взывал ли я к тебе из темноты?

ПРЕДАННЫЙ РАЙ, РАЗРУШЕННЫЙ РАЙ, ПОТЕРЯННЫЙ…

— Оно взывает к нам об уничтожении, разве вы не видите? — кричал Шелли — Оно говорит с нами через Клер! Мы должны…

— Именно по тем же причинам, о которых ты говоришь — ДОЛЖНЫ!

— А что, если мы не сможем отделаться от ужаса? Что, если будет хуже, если мы создадим новых монстров? парамонстров! ПОПУЛЯЦИЯ МОНСТРОВ!

— Любовь может уничтожить страх, — сказал Шелли. — Любовь без страха.

— Какая любовь? — Я посмотрела на них, держащих меня за руки, волнующие концовки романов, свет и тьма. — Любовь между сумасшедшим Богом и Дьяволом?

Вдруг Байрон поднялся на ноги. Я закричала, когда его звериные руки вцепились в мою. Он сильно сжал и его заостренное лицо, его лицо вампира насмешливо смотрело на меня сверху вниз, дразня.

— Да, мать Мария! Именно Дьявол овладел твоим любовником!

В моих глазах стояли слезы.

— Связь, которая губит! Как — как твоя жена была погублена твоей содомией! Как каждый любовник, которого ты когда-либо изнасиловал — женщины, мужчины, мальчики — Шелли плакал. Ради Бога, Мэри.

Я видела лишь глаза, в которые я хотела вцепиться, презрение, которое я хотела уничтожить, превосходство, которое я хотела растоптать. В конце концов я выплюнула слова словно яд.

— И даже твоя дражайшая АВГУСТА!

Байрон вздрогнул. Его глаза сделались стального цвета.

Его ногти вонзились в мою плоть до крови. Боль вернула меня в чувства. Мне стало хорошо, и я улыбнулась. Она придала мне силы, и я захотела укусить его побольнее.

— Продолжай, скажи нам наш Господин! Приятно ли — приятно ли — трахаться со своею собственной сестрой?

Байрон склонил голову, но через секунду вновь поднял ее, пристально смотря мне в глаза. Его взгляд был абсолютно холоден и голос абсолютно спокоен.

— Так же трогательно как с любой женщиной, мисс Годвин!

Он попытался схватить меня за платье — я отступила на шаг, затем на другой, оставаясь вне его досягаемости.

Клер захохотала из темноты. Она сама стала тенью. Обнаженная и вымазанная в грязи, она раскачивалась на железной калитке, повиснув на заржавленных пиках, как жертва пытки. Калитка постоянно верещала, голос ребенка, голос механический — она раскачивалась вперед — назад, как дитя на качелях.

Звук отзывался в моей голове острием лезвия бритвы парикмахера. В глазах у меня помутнело, жилка на висках стала пульсировать ноющей болью. Я приложила руки к ушам — я теряла равновесие, комната поплыла, раскрываясь, как яма — и стала падать назад. Бритва продолжала двигаться к моей голове, наполняя воздух пронзительным звуком. Этот ужасный звук.

— Мэри! — я услышала, как меня зовет чей-то голос. — МЭРИ! Мэрииии! — Шелли протягивал ко мне руку, отчаянно взывая… задыхаясь… слезы, катящиеся по его щекам, оставляли светлые полоски на грязной поверхности лица… Я ухватилась за стену…

Все происходило, как во сне, и я была похожа на идиотку. Я стала двигаться, яростно пробираясь лицом в темноту, крепко прижавшись к стене. Я не чувствовала царапин, не представляла, куда я иду, мне было все равно, куда идти, и сколько я пробуду там. Мои руки автоматически двигались, перемещаясь по стене, ногти вонзались в узкие отверстия между ржаво-серыми кирпичами. Я двигалась по кругу. Я была мышью в клетке, бездумно мечущейся в поисках выхода — но я была глупее мыши. Я знала, что выхода нет. Звук лезвия становился все громче и громче. Я опустилась на пол и поползла к каменному саркофагу.