– У меня друг в беде, Бренда, – сказал он как можно мягче. – Сейчас мне некогда объяснять. Я все расскажу позже. Не нервничайте, у меня все будет в порядке.
– Вы всегда так говорите, вы не знаете, что это за место!
– Я знаю это место и уверен, что справлюсь. Поверьте мне.
– Ради Бога, Хэмиш…
– Все будет хорошо, я знаю, что делаю. – Если б она представляла, насколько хорошо он знаком с изнанкой жизни!
– Ну ладно, возьмите с собой кого-нибудь, ну хоть Бертона Костовича или Леса Джонсона. – Бренда нервно теребила его рукав. А Хэмишу понравилось, что она запомнила имена двух здоровенных парней, которых всего пару раз видела в церкви.
– Вам придется поверить мне на слово, – сказал Хэмиш, высвобождая рукав. Он отошел к машине и, облокотившись на крышу, добавил: – Я знаю этот кабак. Мне много раз приходилось там разбираться.
Хэмиш захлопнул дверцу машины, прежде чем она смогла возразить. Отъезжая, он видел ее в коляске, все еще на дорожке, ведущей к дому. Ну что ж, я ведь говорил ей раньше, что юность мою нельзя назвать благополучной. Может быть, пора рассказать ей все до конца?
Прошло всего полтора месяца с тех пор, как он привез Бренду к себе в дом, но казалось, что она всегда была здесь. Это и крест, который я должен нести, и все больше и больше радость для меня, думал он. Искушение. Головная боль. И человек, встречи с которым я с нетерпением жду в конце каждого дня. Что ни говори, она прибавила света и красок в мою жизнь.
Он снова подумал о том, как не хватает ему верной подруги.
Хэмиш успокаивал Бренду, но сам отнюдь не был спокоен, думая о том, что его ждет в этой «Клетке Гранта». В последний раз он был там, когда пришлось выволакивать через черный ход пьяного отчима, спасая его от тяжелых кулаков двоих гуляк, которых он успел оскорбить. Было это лет шесть тому назад, когда они с Мэрилин только что получили этот приход.
Если бы Бренда спросила, откуда у меня такие накачанные мускулы, пришлось бы признаться: уличные драки и бейсбол, именно в такой последовательности. Видимо, я не так уж много рассказывал ей о себе, подумал он. Но сколько все же можно рассказать, не боясь, что она в ужасе от меня отшатнется?
Ждать возвращения Хэмиша было пыткой. Когда все улеглись, Бренда выбралась из своего кресла, устроилась поудобнее на тахте с провалившимся сиденьем и выключила звук в телевизоре. Тиканье часов на допотопном буфете стало слышно отчетливее.
В гостиной этого дома чувствуешь себя так, будто вернулась в послевоенную эпоху. Наверное, мебель была куплена, когда в дом въехал первый священник колстедской церкви. Потом она верой и правдой служила всем последующим пасторам с их семьями.
Бренда неторопливо разглядывала обстановку: полированную мебель, на которой виднелись кое-где следы детских пальчиков, тяжелые портьеры, старинное потемневшее зеркало в золоченой раме, которое, возможно, теперь оценили бы в целое состояние. Потом взгляд ее скользнул по старомодным окнам с ромбовидными стеклами, по полу из широких кленовых досок, только по углам выложенному паркетом, и остановился на тяжелых дубовых дверях, раздвигающихся, как в вагоне, но всегда открытых. Двери эти вели из гостиной в столовую.
Отметила Бренда и кое-какие личные вещи, видимо приобретенные уже Мэрилин, – вазочки, настольные лампы и картины на стенах.
Ждала ли его жена по вечерам так же, как я жду сейчас? – размышляла девушка. И вообще, что это такое – быть женой пастора, соответствовать его положению, ждать его с работы, где он выполняет тысячу и одну обязанность? Не говоря уж о неожиданных опасностях…
Бренда твердо решила не думать о том, что сегодня его могут избить или ранить в этой самой «Клетке». Ведь из его рассказов она знала, что он знаком с подобными местами и умеет себя в них вести. Он заверил ее, что все будет в порядке. И все же трудно совместить того Хэмиша, которого она знает, с человеком, умеющим за себя постоять в бандитском притоне. Интересно, что же ему пришлось испытать в юности?..
И вдруг явилось неприятное воспоминание о разговорах с казначеем Фордой и миссис Дитон. Судя по всему, она не только мешает Хэмишу искать подходящую пару, но и компрометирует его, живя с ним под одной крышей.
Хэмиш намерен жениться, привести в дом ту, которая станет матерью его ненаглядным девочкам. Она же, эта женщина, разделит с ним постель, будет наслаждаться его большим, мускулистым, сексуальным телом, большими и ласковыми руками. Я бы все отдала за это, думала Бренда, закрыла бы глаза на старую мебель, на черные проплешины в линолеуме, на выщербленную раковину… Подниматься наверх, в спальню, вместе с ним. Знать, что он мой, только мой до самого утра.
Хэмиш тихо вошел через черный ход. Было уже за полночь. Прокравшись в гостиную в одних носках, он с удивлением обнаружил там Бренду. Она отодвинула ноги, чтобы освободить ему место на диване. Поколебавшись, священник устало опустился рядом с ней и откинул голову на спинку дивана.
– Рада, что вы в полном порядке, – сказала Бренда.
– Совершенно не о чем было беспокоиться, – отозвался он.
– Как можно так говорить? Вы же знаете, что я бы все равно беспокоилась.
– Дело в том, Бренда, – он тяжело вздохнул, – что я вырос в той самой части города. Мне приходилось выволакивать своего отчима из мест, подобных «Клетке Гранта», когда мне еще не было двенадцати лет. – Голос его охрип от усталости.
Она, пораженная, молча уставилась на него, понимая, что он раскрывает перед ней ту часть своей жизни, о которой никогда не говорил.
– Я очень рано научился сам добывать себе на пропитание. Первый заработок получал за мытье полов в таком же вот месте, когда мне едва исполнилось тринадцать. Это было незаконно, поэтому хозяин расплачивался со мной из-под полы. – Хэмиш остановился, ожидая какой-то реакции, но Бренда молчала. – Тогда я научился всегда быть настороже. Жить, то и дело оглядываясь. Научился и кое-чему другому, о чем вы уже знаете.
Протянув руку, Бренда сжала его пальцы. Он нервно сглотнул слюну, и адамово яблоко на горле дернулось.
– Я узнал все про наркотики, узнал, как делаются грязные деньги, много денег. Узнал, что такое верность и предательство, что такое притворная любовь. Я испытал, как это бывает – когда падаешь духом, хотя тогда не знал этому названия.
Бренда мысленно старалась соединить два образа: знакомого ей Хэмиша и отпетого юнца, о котором он рассказывает.
– Мне так жаль… – сказала она, не найдя других слов.
Он помолчал. Потом продолжил:
– Так я прожил семь лет, к счастью ни разу не попав за решетку. Другая жизнь была мне неизвестна, и я ни о чем не задумывался. Потом в один прекрасный день познакомился с человеком, который был осведомителем. Переодетым полицейским. Но я этого не знал. Мы подружились, по-настоящему. Он и приохотил меня к бейсболу. Выполнив свое задание, он исчез, и никто особенно не вспоминал о нем. Однако меня он не забыл. И однажды пригласил к себе домой пообедать. Потом вместе с его семьей я был на пикнике, потом праздновал у них Четвертое июля.[3] И я увидел, как живут нормальные люди. – Хэмиш на какое-то мгновение задумался. – Этот полицейский открыл во мне нечто такое, о чем я и не подозревал, хотя эти качества были у меня с самого начала.
– В вашей душе что-то перевернулось? – предположила Бренда.
– Просто я стал смотреть на вещи по-другому, узнал самого себя, понял, чего мне не хватает в жизни. Затем познакомился с его друзьями, а со временем устроился на работу в одном из центров социальной помощи. И наконец, я уехал из своего старого микрорайона, навсегда отрезав себя от прошлого. От всего, что было так привычно, но не имело будущего.
А потом мне на жизненном пути повстречался священник, который ввел меня в еще один, совсем новый мир. Вот тут я действительно понял, что я такое и кем хочу быть. Позже я окончил четырехгодичную духовную семинарию в Канзас-Сити.
3
Четвертое июля – американский национальный праздник, День независимости.