Не слышу слов, но мне понятна

Твоя пророческая речь.

Свершившееся — невозвратно,

И ничего не уберечь.

Но кто достигнет до предела,

Здесь ничего не сохранив,

Увидит, что заря зардела,

Что день минувший вечно жив.

Душа, как птица, мчится мимо

Ночей и дней, вперед всегда,

Но пребывает невредимо

Времен нетленная чреда.

Напрасно бледная Угроза

Вооружилася косой, -

Там расцветает та же роза

Под тою ж свежею росой.

26 апреля (9 мая) 1923

Безумствует жестокий рок,

Ничья вина неискупима.

Изнемогающий пророк!

Судьба к тебе неумолима.

На склоне утомленных дней

Последнюю познал ты сладость, -

Тебя сжигающих огней

Мучительную, злую радость.

Как плачет нежная весна,

В края суровые влекома!

Вся безнадежность так ясна!

Так вся безвыходность знакома!

Домашние и гости сна,

Вы обжились, и здесь вы дома,

И в шелестиных голосах

Все то же бормотанье рока,

И в этих бледных небесах

Мерцанье горького упрёка.

26 апреля (9 мая) 1923

Слушай горькие укоры

Милых пламенных подруг

И внимательные взоры

Обведи с тоской вокруг.

Все такое ж, как и прежде,

Только ты уже не тот.

В сердце места нет надежде,

Побежденный Дон-Кихот.

Перед гробом Дульцинеи

Ты в безмолвии стоишь.

Что же все твои затеи,

И кого ты победишь?

Пораженье не смутило

Дон-Кихотовой души,

Но, хотя б вернулась сила,

В битву снова не спеши.

С бою взятые трофеи

Ты положишь перед кем?

Над молчаньем Дульцинеи

Ты и сам угрюмо нем.

Украшать ее гробницу?

Имя Дамы прославлять?

Снова славную страницу

В книгу бытия вписать?

Для того ли Дульцинея

К Дон-Кихоту низошла

И, любовью пламенея,

Одиноко умерла?

7 (20) июля 1923

Дон-Кихот путей не выбирает,

Росинант дорогу сам найдет.

Доблестного враг везде встречает,

С ним везде сразится Дон-Кихот.

Славный круг насмешек, заблуждений,

Злых обманов, скорбных неудач,

Превращений, битв и поражений

Пробежит славнейшая из кляч.

Сквозь скрежещущий и ржавый грохот

Колесницы пламенного дня,

Сквозь проклятья, свист, глумленья, хохот,

Меч утратив, щит, копье, коня,

Добредет к ограде Дульцинеи

Дон-Кихот. Открыты ворота,

Розами усеяны аллеи,

Срезанными с каждого куста.

Подавив непрошеные слезы,

Спросит Дон-Кихот пажа: «Скажи,

Для чего загублены все розы?»

— «Весть пришла в чертоги госпожи,

Что стрелой отравленной злодея

Насмерть ранен верный Дон-Кихот.

Госпожа сказала: „Дульцинея

Дон-Кихота не переживет“,

И, оплаканная горько нами,

Госпожа вкусила вечный сон,

И сейчас над этими цветами

Будет гроб ее перенесен».

И пойдет за гробом бывший рыцарь.

Что ему глумленья и хула!

Дульцинея, светлая царица

Радостного рая, умерла!

11 июля (24 июля) 1922

Я созидал пленительные были

В моей мечте,

Не, что преданы тисненью были,

Совсем не те.

О тех я людям не промолвил слова,

Себя храня,

И двойника они узнали злого,

А не меня.

Быть может, людям здешним и не надо

Сны эти знать,

А мне какая горькая отрада -

Всегда молчать!

И знает бог, как тягостно молчанье,

Как больно мне

Томиться без конца в моем изгнаньи

В чужой стране.

11 июля (24 июля) 1923

Привык уж я к ночным прогулкам.

Тоской тревожною влеком,

По улицам и переулкам

Шесть верст прошёл я босиком.

Прохожих мало мне встречалось,

Но луж не мало сохранил

Избитый тротуар. Казалось,

Что скупо воздух влагу пил.

Лишь на Введенской людно было,

Где пересёк проспект Большой,

Но никого не удивило,

Что прохожу я здесь босой.

Во тьме, подальше, хулиганы

Навстречу шли. Я постоял.

Один из них, в одежде рваной,

Коробку папирос достал.

— Товарищ, спички вам не жалко?

Свои, вишь, дома позабыл. -

Нашлась в кармане зажигалка,

И парень мирно закурил.

Потом пошли своей дорогой.

Быть может, воры, — ну, так что ж!

Такой, как я вот босоногий,

Не соблазняет на грабёж.

19 сентября (2 октября) 1923

Алкогольная зыбкая вьюга

Зашатает порой в тишине.

Поздно ночью прохожий пьянчуга

Подошёл на Введенской ко мне.

«Вишь, до Гатчинской надо добраться, -

Он сказал мне с дрожанием век, -

Так не можете ль вы постараться

Мне помочь, молодой человек?»

Подивившись негаданной кличке,

Показал я ему, как пройти,

А потом, по давнишней привычке,

Попытался разгадку найти.

Впрочем, нечему здесь удивляться:

По ночам я люблю босиком

Час-другой кое-где прошататься,

Чтобы крепче спалося потом.

Плешь прикрыта поношенной кепкой,

Гладко выбрит, иду я босой,

И решил разуменьем некрепкий,

Что я, значит, парнишка простой.

Я ночною прогулкой доволен:

Видно, всё ещё я не ломлюсь.

Хорошо, что я в детстве не холен,

Что хоть пьяному юным кажусь.

28 сентября (11 октября) 1923