С тех пор как Юнис удался первый в жизни драйв, она считала удар деревянной клюшкой своим коронным. Брат и деревянная клюшка были ей дороже всего на свете. И вот какой-то мужлан смеет утверждать… Юнис поперхнулась.

— Ми-стер Уотерс!

Она не собиралась останавливаться, но к месту событий совсем некстати вернулись Джордж Перкинс и Уилберфорс, оба сытые и довольные.

— Я выпил три лимонада, — сообщил мальчик. — Куда теперь?

— Мы начинаем, — обратился Рамсден к Юнис. — Ваш удар.

Не говоря ни слова, Юнис взялась за драйвер. Дрожа от негодования, девушка судорожно взмахнула клюшкой и срезала мяч прямиком к фервею девятой лунки.

— Совсем не туда, — прокомментировал Рамсден. — Вам лучше играть другой клюшкой. Вы постоянно теряете направление.

Их глаза встретились. Во взгляде Юнис сверкала ярость уязвленной женщины. Взор Рамсдена был тверд и холоден. Внезапно, всматриваясь в бледное, сосредоточенное лицо партнера, Юнис почувствовала, будто в ней что-то сломалось. Ее охватило непривычное осознание собственной слабости и покорности. Точно такие ощущения, вероятно, испытывала загнанная в угол пещерная женщина, когда вооруженный дубиной кавалер принимал стойку и, как следует прицелившись, начинал замах.

Всю жизнь мужчины непрестанно осыпали Юнис комплиментами. С тех пор, как она сделала первую прическу, мужчины пресмыкались перед ней; отсюда ее отношение к сильному полу — равнодушие пополам с презрением. А как, скажите на милость, относиться к существам, которые ползают у твоих ног и как мухи мрут на ковре гостиной от первого же холодного взгляда? О, как она мечтала о настоящем мужчине в первобытном смысле этого слова, но такие встречались только в книгах, что Юнис брала в деревенской библиотеке. Юнис зачитывалась романами некой писательницы, которая неизменно выводила в каждом из своих поучительных и будоражащих воображение произведений непомерно суровых и невероятно угрюмых героев, которые объезжали диких лошадей и ни во что не ставили женщин. Вот о таком мужчине грезила Юнис, а попадались сплошь желторотые юнцы, теряющие волю от одного ее слова.

Рамсдена Уотерса Юнис презирала больше всех. Другие заискивали перед ней, а Рамсден извивался как уж на сковородке. Юнис пускала его в дом только потому, что Рамсден подружился с маленьким Уилберфорсом. И вот, пожалуйте, Рамсден Уотерс дает ей указания, да еще и взглядом сверлит. Словом, ведет себя как Клод Дэламер в романе «Стальное сердце», глава тридцать два. Ах, Клод Дэламер, как он таскал леди Матильду за волосы по бильярдной, когда она подарила розу итальянскому графу!

Юнис испугалась, но вместе с тем и разозлилась.

— Мистер Уинклторп говорил, что я отлично играю деревянными клюшками, — с вызовом сказала она.

— Такое уж у него чувство юмора, — ответил Рамсден и спустился с холма туда, где лежал мяч.

Юнис отправилась прямиком на грин. Хоть Рамсден и был ей противен, девушка нисколько не сомневалась, что сыграет он точно.

Джордж Перкинс, давно растерявший всякую уверенность в своих силах, которую могла придать ему мисс Бингли, тоже испортил удар, предоставив партнерше выбираться из песчаной ловушки. Таким образом, и эта лунка закончилась вничью.

Матч продолжался. Великолепный удар Рамсдена решил судьбу следующей короткой лунки, но вскоре мисс Бингли удалось отыграться. К последней лунке соперники подошли при равном счете.

Игра началась с десятой лунки, а потому победитель должен был определиться на девятой — самой коварной на всем поле. Как вы, наверное, помните, там нужен дальний первый удар, чтобы преодолеть ручей и озеро, где погибло немало мячей и надежд. Затем приходится играть вверх по крутому склону вплоть до самого грина, рельеф которого вызывает в памяти сцены шторма из современных мелодрам. Непростой грин, его так и ведет то вверх, то вниз — худшей концовки для напряженного матча не придумаешь. Однако наибольшую сложность представляет все-таки первый удар, драйв потому что вода и деревья здорово сбивают с толку.

Джордж Перкинс, подходя к мячу, заметно нервничал, животный страх сковал все его существо. Хотел было помолиться, но в голове вертелся только церковный гимн об избавлении от погибели в морской бездне. Впрочем, Джордж опасался, что именно такая судьба уготована его мячу. Прошептав пару тактов гимна, Джордж поднял клюшку. Раздался приятный звук удара, и мяч, словно птица, пролетел над водой, преодолел холм и упал посреди фервея на расстоянии простого удара от грина.

— Отлично, партнер, — впервые за всю игру подала голос мисс Бингли.

Джордж жеманно заулыбался и скромно потупил взор. Схожие чувства испытывает заядлый игрок в рулетку, в отчаянии поставивший на кон все, когда к собственному удивлению и восторгу обнаруживает, что шарик угораздило остановиться в нужной ячейке.

На последних восьми лунках самолюбие Юнис сильно пострадало. Она испортила два драйва, три приближающих удара, а на пятой лунке смазала короткий патт. Юнис подошла к ти с чувством вины, терзающим всякого незадачливого гольфиста, и ненавистью к самой себе, что смиряет самые гордые натуры. У нее тряслись поджилки, казалось, все вокруг кричало, что уж теперь-то она точно опозорится на весь мир.

Подняв клюшку над головой, Юнис с ужасом осознала, что совершает восемнадцать ошибок из двадцати трех возможных при исполнении драйва. Голова раскачивается как цветок на ветру, левая ступня повернута совсем не в ту сторону, клюшка ходуном ходит в руках, а запястья размякли, словно вареная спаржа. Опуская клюшку, Юнис думала, что, наверное, недооценила число ошибок, а когда мяч нехотя покатился по холму и прыгнул в мутную воду озера, как робкий ныряльщик холодным утром, поняла, что, должно быть, установила рекорд. Учебники говорят о двадцати трех различных ошибках при ударе драйвером, Юнис сделала все двадцать три разом.

Рамсден Уотерс молча достал новый мяч. Он никогда не отчаивался во время игры, но теперь им определенно предстояло как минимум три удара, в то время как соперникам, чтобы попасть на грин, а то и прямо в лунку — только два. И все же оставалась надежда на выдающийся драйв, а потом еше какое-нибудь чудо, которое позволило бы спасти игру. Всем существом Рамсден жаждал ударить как можно лучше и дальше, всю душу вложил в удар.

Стоит ли говорить, какую ошибку он допустил? Конечно, слишком резко начал мах…

Драйвер со свистом рассек воздух, но мяч лишь слегка покачнулся и остался на месте. Рамден Уотерс, всегда отличавшийся аккуратностью, не попал по мячу.

Все замерло. Рамсден нечеловеческим усилием воли заставил себя сдержаться. Отборные ругательства комом подступили к горлу, замысловатые проклятия едва не срывались с губ, но Рамсден что было мочи стиснул зубы и не проронил ни слова.

Гробовую тишину нарушил мальчишеский голос Уилберфорса.

Надо полагать, безобидный на вид имбирный лимонад скрывает в своих янтарных глубинах нечто такое, что проглядели поборники нравственности и умеренности. Именно этим напитком, как вы помните, основательно заправился Уилберфорс Брай. По всей видимости, мальчик, в котором плескалось не меньше трех кружек самого лучшего лимонада, несколько забылся.

— Не по-пал! Не попа-ал! — звонко рассмеялся Уилберфорс.

Он стоял на коленках у ящика с песком и, посчитав, что ничего интересного больше не предвидится, отвернулся и продолжил играть. Зря. Мало кто на месте Рамсдена Уотерса нашел бы в себе силы устоять перед таким искушением, уж очень заманчиво выглядела задняя часть брюк маленького нахала. Рамсден счел себя вправе воспользоваться представившейся возможностью. Мгновением позже туфля для гольфа (из тех, что носят все ведущие профессионалы) поднялась в воздух, набрала ход и нанесла сокрушительный удар.

— Как вы смеете бить ребенка?! — закричала Юнис. Побледневший Рамсден смерил ее суровым взглядом.

— Сударыня, — сказал он, — в сложившихся обстоятельствах я ударил бы и архангела Гавриила.

— Ваш матч, — обратился Рамсден к мисс Бингли, которая, не обращая внимания на драму, развернувшуюся у нее под самым носом, достала ниблик и тренировала короткий удар.