Мрачные мысли не покидали Ролло до самого дома. Он достал ключ и открыл дверь своей квартиры.

Смех, доносящийся из гостиной, прервал его размышления, и он вздрогнул от неожиданности. Хотя смех звучал приятно и мелодично, возмущенный Ролло одним рывком распахнул дверь. Что женщина делает в его гостиной в такой час?! У него что, отель?

Приход незваного гостя нередко вызывает замешательство. После неожиданного появления Ролло воцарилось гробовое молчание. Прервал его звук упавшего на ковер стула, который опрокинул Уилсон, торопливо вскочивший на ноги.

Ролло застыл в дверях, всем своим видом олицетворяя сдержанное негодование. Судя по тому, что он успел увидеть, за столом сидела девушка, но Уилсон мешал разглядеть ее.

— Не ожидал вас так скоро, сэр, — сказал он, впервые за все время знакомства утрачивая невозмутимость.

— Да уж, думаю, что не ждали, — произнес Ролло, — Господи, а я вам так доверял!

— Лучше будет, если ты все объяснишь, Джим, — раздался из-за стола спокойный голос.

Уилсон шагнул в сторону.

— Моя жена, сэр, — произнес он вежливо, но гордо.

— Ваша жена!

— Мы поженились сегодня утром, сэр.

Гостья весело кивнула Ролло. Она была маленькой и хрупкой, с дерзко вздернутым носиком и густыми каштановыми волосами.

— Я ужасно рада вас видеть, — сказала она, раскалывая грецкий орех.

Ролло застыл в изумлении. Она взглянула на него еще раз.

— Мы ведь встречались, правда? Да, точно. Как-то в гостях. И вы прислали мне цветы, — лучезарно улыбнулась она. — Это было так мило!

Гостья расколола еще один орех. По-видимому, она полагала, что официальное знакомство состоялось, и дальше можно обойтись без формальностей. Весь ее вид выражал умиротворение.

Ситуация выходила из-под контроля. Ролло изумленно таращился на пришелицу. Затем он вспомнил о своей обиде.

— Вы бы могли и сообщить мне, что не придете на ужин.

— Какой ужин?

— Я послал в театр приглашение.

— Я там сегодня не была. Мне дали выходной, чтобы выйти замуж. Простите, что так получилось. Надеюсь, вы ждли не слишком долго.

Ее улыбка была такой дружелюбной, что от негодования Ролло не осталось и следа.

— Совсем чуть-чуть, — солгал он.

— Разрешите объяснить, сэр, — сказал Уилсон.

— Ну, конечно! Тогда мне не придется ломать голову над этой историей. Приступайте, и не бойтесь мне наскучить.

— Мы с миссис Уилсон — старые друзья, сэр. Родом из одного селенья.

Лицо Ролло прояснилось.

— Боже мой! Маркет-как-его-там! Ну конечно! Так она…

— Именно, сэр. Если помните, вы как-то спрашивали, любил ли я когда-либо, и я ответил утвердительно.

— И это была…

— Мы с миссис Уилсон были помолвлены и собирались пожениться. Произошло недоразумение, полностью по моей…

— Джим! По моей!

— Я вел себя как дурак.

— Нет-нет! Ты же сам знаешь… Тут вмешался Ролло:

— Что дальше?

— Когда вы послали меня с цветами, сэр, мы обо всем поговорили, и вот, пожалуйста…

Невеста отвлеклась от орехов и посмотрела на Ролло:

— Вы ведь не сердитесь? — улыбнулась она.

— Сержусь? — повторил он за ней. Конечно, было бы вполне естественно, если бы он, ну, скажем, не то чтобы сердился… И вдруг его осенило: у этой ситуации есть свои преимущества.

— Сержусь? — воскликнул он. — Да что вы! Я ужасно рад, что пришел как раз к свадебному завтраку. Именно то, что сейчас нужно. Раз уж мы все здесь, давайте повеселимся. Уилсон, старина, изобразите, как жених смешивает бренди с содовой. Миссис Уилсон, если вы завтра заглянете в театр, то обнаружите два-три небольших свадебных подарка. Букеты (правда, боюсь, они слегка увянут), браслет и золотого божка с рубиновыми глазками. Надеюсь, он принесет вам счастье. Да, кстати, Уилсон!

— Сэр?

— Если это слишком деликатный вопрос, можете не отвечать, но мне интересно. Полагаю, вы не следовали графику Скорее, ваш местный способ, да? Ну, как положено в этом э-э…

— Маркет Бамстеде, сэр, — сказал Уилсон. — Вот именно Ролло глубокомысленно кивнул.

— Думается мне, — произнес он, — там кое в чем разбираются.

— Весьма солидное селенье, сэр, — согласился Уилсон.

Наступили каникулы, и комитет гольф-клуба постановил, что за плату в двадцать гиней отцы семейств могут не только сами торчать на поле, но и приводить любое количество отпрысков. Соответственно, все лунки облепила хохочущая детвора. Измученный взрослый, который в течение десяти минут вынужден был разбирать, за сто или за сто двадцать ударов добрался маленький Клод до девятого грина, рухнул в кресло рядом со старейшим членом клуба.

— Как успехи? — поинтересовался мудрец.

— Никак. — мрачно отвечал его собеседник. — На шестой чуть не зашиб мячом одного ангелочка, да тот увернулся. Все, устал. Дети должны катать обручи на проезжей части. Гольф — для взрослых. Как прикажете играть, когда каждую лунку загораживает целый выводок мелюзги?

Старейшина помотал головой. Он не готов был подписаться под этим высказыванием.

— Без сомнения, — сказал старейшина, — дети на поле для гольфа раздражают игрока, склонного проходить все лунки за один вечер, однако лично мне приятно видеть, как люди — а к этой категории безусловно относятся и юные гольфисты, даже если сейчас вы со мной не согласны — с малых лет приобщаются к благороднейшей из игр. Гольфом, как корью, нужно заразиться в детстве, ибо в зрелом возрасте болезнь протекает с тяжелыми осложнениями. Позвольте рассказать о Мортимере Стерджисе — его история как нельзя лучше иллюстрирует мои слова.

Мортимер Стерджис, когда я с ним познакомился, был беспечный тридцативосьмилетний джентльмен с приятным актером и независимыми доходами, которые время от времени подкреплял осторожной игрой на бирже. Хотя к гольфу он в то время еще не приобщился, нельзя сказать, что жизнь его протекала совсем уж впустую. Он прилично играл теннис, никогда не отказывался спеть на благотворительном концерте и охотно помогал бедным. В общем, славный малый, скорее приятный, чем притягательный, без серьезных пороков или героических добродетелей. На досуге он коллекционировал фарфоровые вазы и был обручен с Бетти Уэстон, прелестной девицей двадцати пяти лет, которую я знаю с детства.

Мне нравился Мортимер — он всем нравился. 1ем не менее я удивлялся, что Бетти с ним обручилась. Как я уже говорил, в нем не было притягательности — того внутреннего магнетизма, который, как мне казалось, должен в первую очередь привлекать Бетти. Она была девушка пылкая, восторженная, и мне в роли ее кумира виделся рыцарь или корсар. Однако, разумеется, спрос на рыцарей и корсаров нынче превышает предложение; теперешние девушки вынуждены умерить свои запросы. Должен сказать, что Мортимер Стерджис вполне устраивал Бетти — по крайней мере, так представлялось.

Тут появился Эдди Дентон, и начались неприятности.

В тот вечер мы с Бетти пили чай у знакомых, после чего я пошел ее проводить. По дороге мы заметили Мортимера: завидев нас, тот припустил навстречу, размахивая листом бумаги. Он был явно чем-то взволнован, чего за этим уравновешенным человеком, как правило, не водилось. Широкое добродушное лицо сияло.

— Отличная новость! — закричал Мортимер. — Старина Эдди возвращается!

— Ой, милый, как я за тебя рада! — сказала Бетти. — Эдди Дентон — лучший друг Мортимера, — объяснила она мне. — Морти столько о нем рассказывал, что я сама жду его не дождусь.

— Вот увидишь! — вскричал Мортимер. — Старый добрый Эдди! Он просто чудо! Лучший человек на земле! Мы сидели за одной нартой в школе и в университете. Второго такого нет! Вчера вернулся в Англию из Центральной Африки. Путешественник, — пояснил он, обращаясь ко мне. — Всю жизнь по таким местам, где белому человек — смерть.

— Путешественник! — выдохнула Бетти как будто про себя.

Боюсь, на меня слова Мортимера не произвели столь же сильного впечатления. Уверен, трудности кочевой жизни порядком преувеличены — по большей части самими землепроходцами. В большой стране, как, например, Африка трудно куда-нибудь не попасть — иди себе да иди. Нет, мне подавай человека, который может нырнуть под землю на площади Пиккадилли и отыскать нужную платформу метро, руководствуясь лишь множеством невразумительных указателей. Впрочем, все мы устроены по-разному, и, судя по румянцу, вспыхнувшему на щечках Бетти, она путешественниками восхищалась.