Г.Б. ДОРОФЕЕВ,
Морская Пехота Балтики
«ЗАЖРАВШИЙСЯ БАРИН ИЗ МУЖИКОВ»
Давая оценку причин неудач операций Крымского фронта в январе-феврале 1942 года, представитель Ставки Верховного Главнокомандующего Л.З. Мехлис увидел их, прежде всего, в личных качествах командующего фронтом генерал-лейтенанта Д.Г. Козлова. Представитель ставки дал ему характеристику несколькими фразами: «ленив, неумен», «зажравшийся барин из мужиков», «опасно лжив».
Подобными фразами можно было бы характеризовать многих генералов Красной Армии как до, так и во время Великой Отечественной войны.
Одним из самых характерных их представителей являлся «один из выдающихся героев Гражданской войны» и, само собой по совместительству, «невинная жертва сталинских репрессий» командарм 2 ранга Павел Ефимович Дыбенко.
Столь же характерна и его биография для данной категории советской военной элиты 20-40-х годов прошлого столетия.
Итак, будущий «прославленный советский полководец» родился в глухой деревушке Людково тогдашнего Новозыбковского уезда Черниговской губернии. Надо признать, что в детстве у него проявилось острое желание порвать с «идиотизмом деревенской жизни», если пользоваться излюбленным выражением А.М. Горького, и затем, как тогда говорили, «выбиться в люди».
Для этого он в возрасте 8 лет пошел в «народную школу» своего уездного центра и проучившись там год, поступил в Черниговское городское трехклассное училище, которое закончил в 1902 году. После этого, согласно официальной версии, служил в губернском казначействе (с четырьмя классами образования?), но был оттуда уволен якобы за политическую неблагонадежность.
Почему я употребляю оборот «якобы»? Да потому что вся его последующая биография до 1912 года, когда он, опять-таки якобы, вступил в партию большевиков, свидетельствует лишь о природном анархизме и индивидуализме, свойственном в то время многим представителям простонародья, получившим начальное образование и вместе с ним неприязнь к окружающему миру, с которым их безграмотные или малограмотные собратья в общем и целом мирились.
Вот так стихийный анархизм сменялся у Дыбенко анархизмом идейным. После увольнения из губернского казначейства его уносит с Черниговщины далеко на север, в Ригу, где он стал работать портовым грузчиком.
Далее официальная историография утверждает, что в Риге в 1907 году Дыбенко вступил в одну из большевистских организаций, но и тут же сама себе противоречит, утверждая, что членом партии он стал в 1912 году на Балтийском флоте, где в тот момент проходил срочную службу.
Скорее всего, если Дыбенко в этот момент где-то и состоял, то скорее всего в анархистском кружке. Об этом свидетельствует его поведение перед призывом на флот. От этого призыва он всячески уклонялся, пока в 1911 году не был арестован полицией и ею принудительно доставлен на призывной участок. Такое поведение в то время совсем нехарактерно для большевика. Руководство большевистской партии, наоборот, требовало от её членов всячески стремиться попасть на военную службу.
В общем, перед нами типичный образ тогдашнего анархиствующего босяка, столь рельефно изображенный А.М. Горьким в целом ряде свои произведений. Человека, одержимого разрушительными стремлениями и совершенно неспособного к созидательной деятельности.
В этой связи невозможно без смеха читать мемуары Дыбенко «Из недр царского флота к Великому Октябрю», которые сейчас можно определить термином «политическое фэнтези». В них он изображает себя первоклассным корабельным артиллеристом, мастерству которого изумляется тогдашний командующий Балтийским флотом адмирал Эссен, якобы ему сказавший: «Тебе или в тюрьме сидеть, или флотом командовать». На что недавний уклонист от флотской службы, доставленный на флот под полицейским конвоем, ему, опять-таки якобы, браво ответствовал: «Могу и то, и другое».
Когда Дыбенко успел стать классным комендором представить невозможно: по сведениям его официальной биографии, он то и дело бунтовал и отправлялся за это на нары. В 1915 году за участие в бунте на линкоре «Павел I» отправлен на фронт. Но вообще-то по тогдашним законам за подобные дела в военное время полагалась или смертная казнь, или 15–20 лет каторги. Однако этого «завзятого бунтаря» всего лишь арестовывают и после 6-месячного заключения отправляют на сухопутный фронт в недавно сформированную дивизию морской пехоты Балтийского флота. Там он за антивоенную пропаганду вновь арестован (но почему-то не расстрелян, учитывая его предыдущие похождения) и находится под арестом до самой Февральской революции. Думается, все это его поздние личные преувеличения своих бунтарских наклонностей. Если бы они были реальностью, то, скорее всего, до Февральской революции он бы не дожил. Так что реально Павел Ефимович всю Первую мировую вульгарно косил от службы без каких-либо бунтов, за что его и подвергали столь мягким для военного времени наказаниям.
Свержение царизма возносит профессионального флотского уклониста неопределенной политической принадлежности на фантастически немыслимую высоту. Он возглавляет «Центральный комитет Балтийского флота» («Центробалт») и фактически делит власть над флотом с его официальным командующим.
Следом за Февралем следует Октябрь 1917-го и новый взлет анархиствующего босяка в матросском бушлате, ничего толком не умеющего делать, — он назначается морским министром большевистского правительства, или, по тогдашней терминологии, народным комиссаром по морским делам.
Впрочем, его дикая некомпетентность на этом посту становится очевидной. И большевистское начальство, воспользовавшись началом германского наступления 18 февраля 1918 года, аккуратно ссаживает его с этой должности, назначив командиром крупного матросского отряда, отправленного на защиту города Нарвы. Возглавляемые таким «вождем», его подчиненные при первых известиях о подходе немцев бросают позиции и улепетывают, по некоторым данным, вместе с ним чуть ли не до Нижнего Новгорода. После чего товарищ Ленин «разобрался» с этой «мужицкой черноземной силой» (фраза из одного ленинского письма, правда, не о Дыбенко).
Бывшего «красного морского министра» исключают из партии и отдают под суд. Суд, правда, вылился в комедию, оправдав подсудимого с формулировкой: «Он не выполнил поставленной задачи, не будучи к ней подготовленным, поскольку не являлся военным специалистом». Значит, для поста морского министра его военной специальности хватало, а для того чтобы удержать на позиции тысячу матросов — нет?
Не сумев сделать из босяка флотоводца и военного начальника, его отправляют на подпольную работу в оккупированный немцами Севастополь. Там «матрос-партизан» (пардон, «матрос-подпольщик») по своей привычке проваливает, но уже не только дело, но и себя и оказывается на сей раз в немецкой тюрьме. Да, для настоящего по духу анархиста тюрьма действительно дом родной. Даже если он туда и не особенно стремится.
Пришлось в очередной раз спасать этого народного самородка, на сей раз от немецкой петли, обменяв его на группу пленных немецких офицеров.
В дальнейшем биографические сведения об его участия в Гражданской войне не слишком подробны. До 1920 года командует то стрелковыми, то кавалерийскими дивизиями. Более известен в это время его скандальный роман с Александрой Коллонтай, тогдашней Красной Мессалиной и феминисткой, которая следовала (с небольшими разлуками) с ним в штабах тех дивизий, которыми он командовал. Она же в 1920–1922 годах выполняла за него все посеместровые экзаменационные работы и тем самым помогла ему экстерном окончить Академию Генерального штаба. После чего благодаря опять-таки её усилиям его, наконец, восстановили в партии.
Затем новоявленного академика вновь начинают двигать наверх. В 1922–1925 годах он последовательно командует 6, 5 и 10 стрелковыми корпусами, не задерживаясь ни на одном посту более чем на год. Потом вспоминают, что когда-то он был артиллеристом и назначают начальником артиллерийского управления Красной Армии. Через год опять вынуждены его оттуда убрать, и в 1926–1928 годах он — начальник снабжения Красной Армии. И, наконец, на последней своей должности командующего Среднеазиатским военным округом он задерживается надолго, на целых десять лет до весны 1938 года, когда его жизненный путь закончился в одном из московских расстрельных подвалов.