И вдруг мы различаем новый звук, где-то близко от нас. Трудно разобрать, откуда он доносится. Проходит несколько мгновений, и мы встречаемся на дороге с молоденькой девушкой.

Она пела во весь голос необычную, странную мелодию. Песня неслась над всей долиной и замирала где-то между скал. Потом девушка побежала по склону, возвышавшемуся над дорогой. Вот она перескакивает с камня на камень, карабкаясь по горам, как серна, а песня летит вольной птицей над всем краем.

Мелодия звучит в наших ушах еще два часа спустя, когда мы выключаем мотор под кронами эвкалиптов во дворе облупившейся гостиницы в Дессие.

Бегло осматриваем нескольких внешне опустившихся итальянцев и безвкусно одетых эфиопок, сидящих в пропахшей табачным дымом столовой.

Хочется спать, только спать, набраться сил для предстоящих двух последних дней пути в Аддис-Абебу.

За три дня пути мы преодолели только немногим больше половины всего расстояния.

За Дессие шоссе резко спускается вниз и фантастическими расселинами пробивается через скалы.

В сотнях метров ниже под нами по дну пропастей вьются серебряные нити горных потоков. Спускаемся на 500 метров, потом на 1000 и еще ниже. Снова долина с буйной субтропической растительностью. Заросли на две трети закрывают дорогу и кишат птицами и зверями. К полудню жара достигла 46 градусов в тени. В последний раз такую температуру мы отметили, проезжая через Нубийскую пустыню.

Внезапно в окошке «форда» показалась рука водителя и подала нам знак прибавить газу. В тот же миг из другого окошка выдвинулось дуло пулемета. Группа людей промелькнула в непосредственной близости от автомобилей. Откуда-то донесся глухой звук выстрела, затем второй…

Проехав несколько километров, «форд» остановился.

— Мы миновали самое опасное место на нашем пути. Видели вы их? Все были вооружены. В прошлом месяце здесь было совершено нападение на несколько грузовиков, их ограбили и убили двух водителей, оказавших сопротивление. С бандитами ничего нельзя поделать, потому что они скрываются в лесах, где им знаком каждый камень. Единственный способ защиты — это полный газ и пулемет в окне…

Наконец, в 4 часа дня мы добрались до самой низкой точки на пути между Асмарой и Аддис-Абебой — несколько более 1000 метров над уровнем моря. Отсюда начинается самый крутой подъем. На расстоянии 40 километров нам предстояло подняться до высоты 3200 метров.

Высота быстро нарастает. Стрелка высотомера, которая еще совсем недавно, когда мы проезжали по Египту и Судану, в течение многих часов стояла, как пригвожденная, на одном месте, сейчас стремительно взлетает вверх. Поминутно меняются ее показания. Вдруг у нас появляется ощущение, будто склон горы под нами выравнивается, даже снижается. Но машина двигается с большим трудом. На второй скорости мы не можем сделать больше 30 километров в час. Внимательно прислушиваемся, но не замечаем ничего подозрительного ни в шуме мотора, ни в осях, ни в коробке передач, двигатель хорошо охлаждается, температура смазки более благоприятна, чем была внизу в долине.

— Мне что-то не нравится, на второй скорости почти не тянет. Остановись!

Мы чуть притормозили и машина стала скатываться назад.

— Вот тебе и объяснение, — говорит Иржи, который вылез первым и встал под углом к дороге. — Нам казалось, что мы едем по равнине, а на самом деле мы все еще взбираемся в гору.

Наш спутник смеется.

— Это обман зрения, который испытывает всякий, кто впервые проезжает по направлению к Дебра-Сине.

Вальде Эндешау повернул свою машину, когда увидел, что мы остановились и подъехал к нам, опасаясь, не случилось ли чего-нибудь с нашим мотором.

В маленькую горную деревушку Дебра-Сина, расположенную на высоте 2720 метров, мы добрались уже на закате. Мы хотели продолжать путь, но нужно было договориться с нашим спутником. Он отстал от нас на крутых подъемах, часто останавливая машину, чтобы дать остыть мотору и добавить воды в радиатор. Когда он, наконец, поздно ночью в полной темноте нагнал нас, о продолжении езды не могло уже быть и речи. Пришлось еще одну ночь провести в машине.

Низко над нами проплывают лохматые клочья тумана. В голове проносятся картины последних часов пути. Казалось, будто там, на крутых обрывах под Дебра-Синой, в минуты напряжения эти картины лишь запечатлелись в глазах, а теперь, когда наступил отдых, медленно проявлялись в мозгу. Пахарь, погоняющий двух коров, останавливается посреди поля, опираясь о ручку деревянной сохи, и отирает со лба пот. Круторогие волы топчутся по кругу на огромной куче сжатого хлеба с механической, неестественной регулярностью до тех пор, пока хозяин не откинет в сторону пустую солому, не сгребет зерно и не разбросает под ногами животных новые снопы. В мыслях мы снова видим ряды снопов сжатого хлеба, расставленных под откосом и прижатых камнями, чтобы их не унес вихрь.

Мелькают обрывки пейзажей, открывавшихся на поворотах дороги, калейдоскоп людей и деревьев, каменных глыб и рытвин.

На крышу «татры» падают первые капли дождя. Одно дело, когда дождь стучит в окна теплой комнаты, и совсем другое, когда он барабанит по крыше и по ветровому стеклу автомобиля — единственного вашего приюта и вашей тюрьмы. Спим мы неспокойно, сидя на передних сиденьях, потому что нельзя было перенести большой чемодан с заднего сиденья в грузовик, как мы это сделали прошлой ночью.

Когда мы просыпаемся пасмурным утром, настроение еще больше ухудшается.

— Что это окна так заволокло?

Но сколько ни три стекло, ничего не помогает. Мы буквально впрессованы в облака, в двух шагах ни зги не видно. Мгла клубится, сползает со скал и проваливается куда-то в бездонную глубь.

Ждем час, два, тучи не редеют. Дождь льет беспрерывно.

В 9 часов перед окном вынырнул из тумана шофер «форда».

Надо двигаться, лучше погода не станет. Так можно здесь и несколько дней просидеть.

В первый раз мы по-настоящему испугались предстоящей дороги. На мгновение в голове мелькает мысль о головокружительной пропасти под Перевалом Смерти и о грузовиках, летящих в нее с обрыва. Один за другим, один за другим. Тогда была ночь, а сейчас туман, который хуже ночи.

— Так ехать невозможно, на расстоянии шага ничего не видно…

Как ни напрягаем зрение, едва различаем лишь смутные очертания края дороги. От времени до времени ветер на миг разрывает завесу облаков, но сейчас же все снова исчезает, как будто все вокруг заливает молоком.

Через четверть часа к нам приближается Вальде Эндешау и убеждает нас в том, что оставаться здесь долее невозможно.

— Такая погода здесь над перевалом — нормальное явление большую часть года. Внизу ясный день, сами увидите, когда отъедем пару километров. Поедем потихоньку.

Мы бы охотней еще раз проехали через суданскую пустыню при изнурительном зное с последними остатками питьевой воды в запасе, чем двигаться в густом тумане над пропастями гор Эфиопии.

Но раздумывать некогда. «Форд» сигналами дает нам знать, что он выезжает. Мы следуем за ним, включив все освещение. Иногда перед нами в непосредственной близости мелькнет красная точка заднего фонаря «форда» и так же внезапно исчезнет, будто растворится в стакане молока. Понемногу осваиваемся с неожиданными поворотами и с обломками скал, которые объезжаем в последнюю минуту.

2900 метров.

Глазам больно от яркого света рефлекторов, они покраснели от напряжения. Все время не покидает чувство, что вот сейчас что-то должно случиться, что-нибудь сорвется, свалится. Нервное возбуждение… Из-за обрушившихся камней, которыми усеяна дорога, приходится держаться ближе к краю. Не сорвемся ли?

Вдруг прямо напротив нас появляется свет двух фар. Ничтожная доля секунды, тормоз, и мы почти застыли на месте. Светящиеся точки мчатся прямо на нас. Заскрипели тормоза тяжелого грузовика, съезжающего вниз с перевала, и машина остановилась меньше чем за метр от переднего буфера нашей «татры».