Это было удивительное место. Едва я присел на походный стульчик возле кустиков тамариска и терескена, как по мелкому и светлому щебню, покрывавшему дно сухого русла, из зарослей с величайшей поспешностью дружно выскочило сразу около полутора десятков темно-коричневых, со светлыми ногами клещей — Гиаломма азиатика. Они мне хорошо знакомы. Весной в пустыне их множество. Вот и здесь, возле гор Богуты, их тоже, наверное, немало. Но чтобы сразу ко мне помчалась целая компания — это я вижу впервые.

Меня всегда поражала чутьистость и быстрота бега этих клещей. Пустыня с ее суровыми законами жизни выработала такие свойства у этого кровопийцы. Но при помощи какого органа он разыскивает свою добычу — было непонятно. Я подозревал… Впрочем, сейчас, когда пути множества бежавших от кустов клещей постепенно сходились у моих ног, следовало бы проверить свои догадки.

Ветер дует на меня. Клещи бегут по ветру и, следовательно, не по запаху. Может быть, они отлично видят свою добычу, но клещи, как и все членистоногие, очень близоруки. Тогда я перебегаю на несколько метров в сторону и прячусь за куст селитрянки. Будто по команде, клещи сразу меняют направление и опять несутся ко мне. Согнувшись, я переползаю за другой куст. Все клещи вновь мгновенно повернулись. Нет, они меня не видят, не чуют по запаху, и тем не менее как-то узнают, где я нахожусь.

А что, если клещам подбросить какую-нибудь мою вещь? Я снимаю майку, кепку, бросаю их на пути клещей и отскакиваю в сторону. Клещам не нужны ни майка, ни кепка, они не обращают на них никакого внимания и вновь поворачиваются ко мне. Они превосходно чуют, но не при помощи обоняния, иначе клещи бежали бы по следам и против ветра, не зрения и, конечно, не слуха, так как клещи обнаруживают тихо сидящего человека. Им помогает какой-то особенный орган чувств, улавливающий…

И тут опять невероятная загадка. Что улавливающий? Неужели от млекопитающих и человека исходит какое-то излучение? Но тогда какой необычайной чувствительностью должен обладать этот таинственный орган клещей!

Интересно бы провести опыт до конца. Привезти в пустыню железный, деревянный, свинцовый ящики и забраться в них. Излучение, если оно есть, пройдет через дерево, быть может, частично задержится железом и определенно будет изолировано свинцом. Но такой опыт не по силам мне, занятому другими делами.

А почему бы не использовать вместо железного ящика легковую автомашину? Чем она хуже его!

Тогда я снова усаживаюсь на землю. Клещи, размахивая передними ногами, мчатся ко мне, а я прячу их одного за другим в коробочку. Улову нет конца: из кустов беспрерывно выскакивают мои преследователи. Те, кто находились от меня далеко, прибывают с запозданием.

На конце лапок передних ног всех иксодовых клещей, к которым относится и наш Гиаломма азиатика, располагается небольшая ямка с несколькими отростками на дне. Ученые давно считают эту ямку органом чувств. Я отрезаю у нескольких клещей самые кончики лапок передних ног. Оперированные клещи неузнаваемы. Они глухи ко всему окружающему, прекращают меня разыскивать и прячутся под камни. Может быть, от боли? Тогда я отрезаю у клещей кончики лапок только с одной стороны, оставляя другую нетронутой. С одной лапкой клещи ведут себя не хуже здоровых.

На биваке никого нет. Все разбрелись по делам. Возле машины — чистая площадка, покрытая светлым гравием. Я вытряхиваю на нее весь свой улов, около полусотни клещей, бегу в машину, сажусь за руль, захлопываю дверку.

Клещи в смятении мечутся по земле, сталкиваются друг с другом. Но вот ориентир взят, и они один за другим бегут к машине. Какая оплошность! Наблюдая за клещами, я высунулся из окна машины и, конечно, нарушил экранизацию. Тогда я вновь собираю клещей, опять вытряхиваю их из пробирки в нескольких метрах от машины, быстро прячусь в кабину и через небольшое карманное зеркальце, положенное на край окна, наблюдаю за клещами.

Мои преследователи растеряны, крутятся на одном месте, некоторые, размахивая ногами, забираются на камешки, большинство же направляется к ближайшим кустам и прячутся в них. Только два клеща подползают к машине. Два из пятидесяти, и те, возможно, случайно. Клещи не почуяли меня за металлическим барьером, несмотря на то, что добыча была от них, таких чутьистых, совсем близко.

Трудно сказать, в какой мере убедительны мои эксперименты. Для окончательной разгадки таинственной чутьистости клещей их, конечно, мало. И тем не менее уже сейчас ясно, что клещам в поисках добычи помогает не зрение, не слух, не обоняние. Я верю в загадочное излучение, исходящее от человека, оно, наверное, имеет какое-то отношение и к передаче мыслей на расстоянии, в расшифровке которой ученые до сего времени беспомощны. Но какого совершенства и необычайной сложности достиг маленький аппарат на концах лапок клещей, крошечный комочек, едва различимый в лупу, способный воспринимать ничтожную силу излучения! Вот бы разгадать его устройство и функцию! Какое бы это было интересное открытие!

Чилик, молочно-белый, шумливый, бежит через Сюгатинскую долину. Он разрезал на множество островков большой зеленый тугай, разлился многочисленными протоками и, собравшись в одно русло, помчался через ущелье между красными голыми горами в далекую пустыню. Мы поднимаемся вверх по тропинке в горы. Вокруг камни, глина, кустики таволги, терескена и шиповника. Кричат кеклики, перелетая с вершины гор на вершину, пронзительно перекликаются пустельги. Из-за кустов выскакивают зайцы-песчаники. Жарко. Зайцы, неохотно отковыляв в сторону, прячутся под кустами. Некоторые из них неторопливо взбираются по камням все выше и выше, скрываясь за горизонтом.

Вокруг беспрестанно летают серые мухи и вскоре же садятся впереди, повернувшись к нам головой. Мухи все время рядом. Иногда будто кое-кто из них отстает, но, взамен исчезнувших, появляются другие. Странные мухи. Зачем они за нами летят и садятся впереди на камни? Неужели боятся, чтобы на них не наступили, и поэтому устраиваются головой навстречу. Тогда не проще ли уступить дорогу и скрыться в сторону, чем крутиться впереди?

Мелкие муравьи-тетраморисы вышли из-под камня большой компанией. Как будто между ними началось сражение, и кое-кто уже сцепился в смертельной схватке друг с другом. Мы останавливаемся возле муравьев и внимательно рассматриваем их.

Мухи тоже расселись вблизи на камнях, смотрят на нас большими коричневыми глазами. Постепенно они исчезают. Для них не интересны сидящие люди. Но, едва мы трогаемся дальше, как мухи вновь появляются.

Нет, мухи неспроста летают с нами, чем-то мы для них необходимы.

Обратно с горы мы спускаемся напрямик, без тропинки. Из-под ноги вылетает кобылка-пустынница, сверкает красными с черными перевязями крыльями и садится на землю. Почему-то здесь кобылки очень неохотно взлетают. Некоторые выскальзывают из-под самых ног, пытаясь незаметно отползти в сторону. А те, что поднялись в воздух, потом, на земле, трепещут крыльями, как будто пытаются сбросить что-то со своего тела. Подобное я когда-то видел раньше. Вспомнил! Так ведут себя кобылки, которым на лету отложили яичко на тело особые мухи-тахины. Через нежные покровы под крыльями личинки мух проникают внутрь тела, потом съедают своего хозяина и сами превращаются в мух. Уж не занимаются ли этим коварным ремеслом те мухи, которые сопровождают нас? Предположение нетрудно проверить. А ну, кобылка, поднимайся в воздух!

Совсем не так уже далеко пролетела кобылка. Но короткого взлета было достаточно. Мгновенно целой компанией бросились мухи на летящую кобылку.

Секрет мух разгадан! Теперь понятно, почему мухи гонялись за нами и садились впереди.

Кобылки, чувствуя своих врагов, не желают расставаться с землей, расправлять крылья и обнажать уязвимые места. Но из-под ног крупных животных кобылки всегда взлетают: кому хочется быть раздавленным? А мухи, завидев крупных животных, сопровождают их.