- Я приказываю, - повторил Туган и на свой страх и риск добавил: - Слово аттали! Выполняй!

Атта-Хадж все-таки вмешался. Великому богу, в чье имя и сущность верили сотни тысяч Саккаремцев и их братьев по крови в Халисуне и побережных землях, как видно, показалось оскорбительным зреть посвященный ему город-храм разоряемым чужой силой. Едва Туган произнес эти слова, над вытянувшейся к небесам луковицей Золотого храма, кою венчала трехлучевая звезда, появились сполохи зеленого пламени - напоминавшие знамена ленты, изменявшие цвет от изумрудного до почти лазоревого, с оттенком перьев павлина и прозрачности волны Великого океана. Божественное пламя, явившееся в ночи, не красило лица людей мертвенным оттенком болотного мха, но подчеркивало красоту изгибов скул и бровей, яркость глаз и воронову черноту ресниц. Страх исчез окончательно. Осаждавшие площадь звери превратились из явившихся от глубин Нижней Сферы демонов в обычных животных из плоти и крови, да и сам Дикий Гон вдруг начал отступать. Пришедшие из пустыни хищники словно растерялись: появившаяся в небесах Сила удивляла их своей неизведанностью, благо мир безмысленных тварей подчиняется совсем иным богам...

Мгновенно собравшиеся халитты, услышав приказ Тугана, начали действовать. На главной площади, именовавшейся по названию храма Золотой, сейчас находилось не меньше двадцати тысяч человек, но все же немногочисленная Священная стража, изредка и благоговейно посматривая в окрасившиеся малахитовым огнем, изгоняющим ужас и возвращающим человеку самообладание, небеса, разбила толпу на отряды и начала отводить в храмы. Захлопнулись тяжелые бронзовые двери Золотого храма, опустились подъемные створки святилища Эль-Харфа, где хранились реликвии Провозвестника, с тяжелым натужным скрипом поползли к проемам храма Отца и Дочери каменные притворы, кои разбить можно было лишь самым тяжелым тараном... Совсем недолго по Золотой площади метались запоздалые беглецы, обязательно принимаемые охранявшими врата халиттами, и наконец...

Фарр, абсолютно обессиленный, был готов свалиться прямо на террасу библиотеки, выложенную плитками розового гранита. Однако его подхватили широченные и мозолистые ладони Тугана. Высокий халитт не дал упасть юному священнослужителю, прижал его к своей необъятной груди и чуточку встряхнул.

- Надо уходить! - услышал Фарр хриплый шепот телохранителя аттали. - Ты говорил словами Атта-Хаджа, словно сам бог вложил эти речи в твои уста. Не ошибусь, предсказывая тебе Хрустальный трон Меддай. Есть в тебе что-то... особенное. Но посмотри вокруг!

Туган довольно жестко поставил Фарра на ноги и придержал за плечо. Атт-Кадир постепенно проясняющимся взглядом обозрел опустевшую площадь и в свете льющегося с небес зеленого огня увидел темные тела погибших и затоптанных, черные ручейки крови, протекшие по мраморным мостовым, несколько силуэтов бегущих куда-то и пока живых людей и в отдалении - быстро движущиеся тени. Дикий Гон преодолел заставы халиттов и теперь рыскал в поисках добычи по белоснежным улицам города Провозвестника.

Атта-Хадж, как видно, вновь посчитал, что люди сами управятся с опасностью. Свечение над головами Фарра и Тугана меркло, однако атт-Ка-дир, непроизвольно подняв глаза к небесам, вдруг различил в проносящихся над Меддаи черных тучах лицо человека лет сорока с короткой и окладистой черной бородой. Он смотрел вниз с тревогой и заинтересованностью. Но, скорее всего, это было лишь видение, явившееся измученному разуму Фарра атт-Кадира. Ибо известно со времен Эль-Харфа: Всеблагой ныне и вплоть до Последнего Дня не станет спускаться в Среднюю Сферу - обитель смертных.

- Куда уходить? - очень слабо пробормотал Фарр. Уверенность в себе куда-то исчезла, и смелости добавляла лишь тяжелая ладонь Тугана, покоившаяся на плече. - Посмотри, рассвет скоро... Небо синеет. Глядишь, и переждем, а?

- Не думаю, - коротко бросил халитт. - Мы на высоте, но сюда можно забраться по ступеням библиотеки. Я не смогу долго защищать тебя.

Атт-Кадир осмотрелся. Здание хранилища свитков (его строили арранты лет двести назад, в знак уважения к саккаремской религии) представляло собой огромный прямоугольный фундамент из гранитных блоков, на котором, поддерживая крышу, стояли розовые резные колонны. Основание колоннады поднималось над площадью на четыре с половиной локтя - запрыгнуть, особенно зверю, можно, но трудновато. Лестница с другой стороны здания. Попасть внутрь библиотеки невозможно - с вечера служители заперли двери, а ключи сейчас находятся один Атта-Хадж знает у кого. Двери близлежащих храмов закрыты. Вокруг - Дикий Гон.

Фарр и Туган не двигались с места. Сейчас они находились в относительной безопасности, но внизу, на Золотой площади, все чаще и чаще мелькали черные приземистые силуэты хищников, чуявших кровь. Большая стая царапала когтями неприступные двери храма Отца и Дочери, другие просто рвали зубами мертвую человеческую плоть, разбросанную в самом центре города, где многие века не происходило ни одного убийства... Значительная часть хищников собралась внизу, в четырех локтях от стоящих на возвышении Фарра и верного телохранителя аттали. Еще немного - и они бросятся в атаку.

...Аттали эт-Убаийяд по-прежнему наблюдал за происходящим с вершины минтариса Золотого храма, единственный проход наверх перегораживала тяжелая дверь, а рядом с правым плечом стоял халитт, недавно принесший безрадостное донесение с окраин города: "Священная стража отступает". Он и остался последним телохранителем Предстоятеля Веры.

Эт-Убаийяд боялся. Причем боялся так, как никогда в жизни. Аттали рассмотрел, как через улицу Полудня, посвященную немеркнущей силе Атта-Хаджа, входящей в зенит вместе со светилом, обозревающим мир из высшей точки, его город посетило Нечто. Гигантский черный волк, отнюдь не порождение сил природы, однако и не демон; дар таинственного и чужого волшебства. Огромный зверь, чья голова равнялась с крышами домов, как хозяин шествовал к Золотой площади и далее к храму-крепости. К Камням Атта-Хаджа.

* * *

Гон закончился так же внезапно, как и начался. Уставшие и изрядно напуганные всем происходящим халитты довольно вяло оборонялись, устроив завалы на окраинных улицах города, большинство жителей прятались в подвалах домов, снедаемые ужасом, те, кто не успел укрыться в храмах, становились жертвами почуявших вкус человеческой крови диких зверей... Ржали чуявшие близкую и неотвратимую опасность лошади, взревывали принадлежавшие беженцам волы, где-то неподалеку от конюшен выпущенные Священной стражей псы насмерть дрались с волками, слышались крики людей, как яростные, так и предсмертные, на минтарисах большинства храмов били гонги, внося в общую какофонию дополнительные мрачные нотки... Холодно мерцала на очистившемся от облаков небе луна, приобретавшая неприятный красноватый оттенок тем более, чем ниже склонялась она к краю неба. Звезды светили тускло и недовольно. Восход постепенно беременел рассветом, раскрывая пока что слабые и бессильные перья солнечных лучей. Сильно пахло дымом - ветер сменился и доносил со стороны Междуречья запах тлеющих останков саккаремских крепостей и деревень...

Драйбен счел, что минувшая ночь была худшей в его жизни. За много лет путешествий бывший эрл Кешта повидал всякое: удивительных чудовищ, волшебных существ, войны, нападения разбойников, что морских, что сухопутных. Ему всегда удавалось вывернуться - счастье не покидало нардарца. Вплоть до того самого дня, когда его собственная гордыня расстелила перед ним путь в Пещеру. Минувшая ночь - лишь следствие необдуманности.

Некогда Драйбен вычитал в книге нарлакского мудреца следующие слова: "Зло - не вожделение плоти, а ярость разума". Что ж, именно такая "ярость разума" и позволила Драйбену возжелать давно исчезнувшего таланта - волшебства. Только для себя одного. Смешно, но Кэрис за время пути почти убедил нардарца в том, что волшебник из него не получится. И способности вроде бы имеются, и желание, и самые простые фокусы он умеет делать (как известно, все великое начинается с простого), но... Человеку, способному произнести не столь уж и простенькое заклинание, изменяющее суть материи, а именно превращающее медь в золото, недоступно другое, не менее важное искусство: своей колдовской силой противостоять другой магии. И сейчас, видя перед собой невообразимое чудовище, спокойно шагающее по улица Священного города, Драйбен тщетно призывал все свои умения для того, чтобы хоть ненадолго остановить призрачного волка.