Мы поблагодарили профессора и пошли на зообазу. Рассказали о своей беседе с профессором директору. Директор разрешил одного ловца послать на разведку в Выгоновское лесное хозяйство. Поехал Толик. Вернулся он через две недели и обрадовал нас: — Порядок, ребята. Все лесники в один голос говорят, что гадюк у них много! Будет дело! Я договорился, что как только они первых гадюк увидят, то дадут нам телеграмму.

— А когда это будет? — спросил Борис.

— В апреле, как только снег сходить начнет.

Торопиться нам не приходилось: на дворе был еще февраль. Мы обстоятельно подготовились: смастерили маленькие хваталки (большие, те, которыми ловили мы гюрзу, не годились), сшили по десять мешочков на каждого, сколотили пять ящиков. Осталось дождаться телеграммы — и в путь. Наступил апрель. В первой декаде телеграммы не было. Каждый вечер я и Борис приходили к Толику: телеграмма должна была прийти на его адрес. Одиннадцатое апреля телеграммы нет. Двенадцатое — нет. Тринадцатое — тоже нет.

В Ташкенте отцвели урюк и яблони, зацвела вишня и почти все деревья покрылись листвой. Нетерпение наше достигло предела.

— Может быть, поедем без телеграммы? — предложил Борис. — Лучше там, на месте охоты, дождемся змей!

— Хорошо. Если и завтра телеграммы не будет, послезавтра нужно ехать! — поддержал я его предложение.

С таким решением мы разошлись по домам. Четырнадцатого апреля чуть свет ко мне прибежал Толик.

— Есть телеграмма! Ночью принесли. Борька уже ушел за билетами.

Скоро пришел Борис.

— В кассе билетов не было, но я обратился к начальнику аэропорта, показал ему наши удостоверения и объяснил, куда и зачем мы едем. Он выдал мне билеты из своего резерва. Вылетаем вечерним рейсом.

Сборы были недолгими, прощание — еще короче.

Пятнадцатого апреля, в полдень, мы были в Телеханах, откуда до Выгоновекого лесхоза было всего двенадцать километров. Толик ушел искать попутную машину, а мы с Борисом сидели возле багажа на автобусной станции. Еще через полчаса мы тряслись в кузове грузовика вместе с тремя попутчиками из села Выгонощи.

В Телеханах проезжая часть улиц оттаяла, но едва мы выехали за околицу, как на грязном льду, покрывавшем дорогу, машину стало бросать из стороны в сторону. Снег на обочинах и в лесу осел, но не таял. На полянах проталины виднелись только на самом припеке. Там же, где снег лежал в тени деревьев, громоздились сугробы.

— Не рано ли приехали? — вздохнул Борис. — Смотрите, сколько снега!

— А телеграмма? — отозвался Толик. — Если бы змеи не вышли, то не было бы телеграммы!

Я промолчал, но мне казалось, что приехали мы рановато. Машина пересекла неширокий канал, еще покрытый сплошным льдом, взобралась на песчаный бугор и через перелесок выехала на большую поляну. Кочки на поляне вытаяли, но между кочками еще лежал снег. Дорога, если можно назвать дорогой сплошные ухабы с грязной водой, была обставлена вешками. На вешках висели клочья соломы.

— Зачем эти вешки? — спросил я селянина, ехавшего с нами.

— А чтобы в метель с дороги не сбиться. Зимой бывает так завернет, что в двух шагах ничего не видно. Если с дороги собьешься и заплутаешься погибнуть можно. Вот и ставят вешки на чистых местах, чтобы путники дорогу видели. Это болото тянется километров на двадцать. В метель по нему невесть куда уйти можно.

Пересекли болото, и снова лес. Вдруг на дорогу выскочили три козы.

— Смотрите! Смотрите! — закричал Толик. — Козы!

— Не козы, а косули, — поправил его селянин, — их здесь много! Сейчас по лесу ходить им трудно: наст образовался. По насту косули ноги себе режут. Вот они на чистые места и выходят.

— Вот бы ружье! — воскликнул Толик.

— Ну и что тогда? — насмешливо спросил селянин.

— Как что! На весь месяц мясом бы запаслись!

— Дорого бы тебе стало это мясо!

— Почему дорого? Да я бы с трех выстрелов всех положил!

— И заплатил бы за каждую по триста рублей штрафа. Охота на косулю у нас запрещена.

— Ну тогда другое дело.

Переваливаясь из одной ямы в другую, машина медленно ползла по дороге. Косули неторопливо трусили метрах в пятнадцати перед машиной.

— Знают, что их не тронут, вот и не торопятся, — сказал селянин. — А лет десять тому назад и на сто метров не подпустили бы!

Косули сопровождали нас до следующей поляны. Как только лес отступил, они свернули с дороги в сторону, отбежали метров на пятьдесят и остановились. Проводив машину взглядами, косули принялись ощипывать с кочек сухую осоку.

Когда мы приехали в Выгонощи, погода стояла отличная: было тепло, безветренно. Солнце такое, что прямо пекло. Со всех крыш — частая капель. На улице и огородах — большие проталины, и лужи, лужи кругом!

Шофер подвез нас к конторе лесничества. Мы стали переносить багаж из кузова машины на крыльцо конторы. Откуда-то набежали мальчишки. Мы еще выгружались, как дверь конторы отворилась и на крыльцо вышел пожилой мужчина с седыми запорожскими усами.

— Здравствуйте, люди добрые! Кого бог принес?

— Здравствуйте! — ответил я, а Борис пошутил: — Гостей из дальних волостей ветром принесло!

— А мы гостям рады! — в тон Борису ответил мужчина. — Откуда будете?

— Иван Иванович, вы меня не узнаете? — сказал Толик.

— Ба! Да это никак змееловы прибыли!

— Они самые!

— Проходите в контору. Да оставьте вы ваши вещи! У нас воров нет! Эй, хлопче! — закричал Иван Иванович одному из мальчишек, облепивших крыльцо. Беги ко мне домой! Скажи тетке Оксане, чтобы она гостей ждала. Скажи, мы сейчас придем!

Мы зашли в контору. Иван Иванович сначала усадил нас, потом сел сам.

— Теперь, дорогие гости, самое время ваши бумаги поглядеть!

Мы предъявили свои командировочные удостоверения. Иван Иванович внимательно их прочитал и, отдавая бумаги, улыбнулся: — Вот и хорошо. Теперь душа у меня на месте. Вы не обижайтесь. У себя дома я человек добрый, а на службе строгий. Место у нас заповедное, посторонним тут делать нечего.

— Разве мы посторонние?

— Теперь нет, а, пока документов не видел, своими считать вас не мог. Ну, как доехали?

— Доехали хорошо. А как ловить будем, не знаем.

— Да наловите вы этих гадов! Здесь их тьма-тьмущая!

— Видели уже гадюк?

— Конечно! В тот день, как я телеграмму дал, Павел и Хома на Соболевском болоте двух загубили и мне принесли.

На другой день небо заволокли тучи и посыпался мокрый снег вперемешку с дождем. Потом снег сменился дождем. Три дня прожили мы уже в доме Ивана Ивановича, а погода все не улучшалась.

Как-то вечером, после ужина, Толик спросил Ивана Ивановича: — А далеко до тех мест, где нам гадюк ловить придется?

— Далеко, — ответил лесничий, — десять километров.

— Десять километров! — воскликнул Толик. — Это же ерунда, а не расстояние! Мы за день все перетащим!

— Почему не перетащить, если бы дорога была, — согласился лесничий.

— Да мы пешком любую дорогу одолеем!

— Так то дорогу, а на озерный кордон нужно через озеро идти. Пять километров по льду, а он уже ненадежный. Сгонит лед, тогда мы вас на лодке отвезем.

— А обойти озеро нельзя?

— Нельзя. Снега много, а потом слева не пустит Огинский канал, а справа — речка Клетичная. Придется вам, хлопцы, пожить у нас еще. Да вы не стесняйтесь! Нам с жинкой с вами веселее!

Наконец дождались мы хорошей погоды.

— Вставайте, хлопцы! — Как-то утром нас разбудила хозяйка. — Самая погода в лес идти! Иван Иванович, ты бы свел их в Березину. Там по весне часто гады попадаются. Бывало, как за подснежницей — клюквой пойдешь, так обязательно наткнешься на гадов.

— В Березину так в Березину! — согласился Иван Иванович. — А ну, хлопцы, поднимайтесь, как по тревоге! Быстро позавтракаем и в лее! Сегодня гадов непременно найдем! Я только наряд людям дам и с вами пойду. Оксана, да что ты там копаешься?! Ставь на стол свою стряпню!

На дворе — благодать! Будто и не было хмурых туч и мутного дождя. Голубое небо, яркое солнце, пьянящий весенний воздух. Под ногами похрустывает ледок — утренник прихватил лужи. На проталинах земля уже оттаяла, и сапоги разъезжались и тонули в грязи. Снега почти нет. На улице от сугробов остались небольшие кучки грязного плотного льда, а огороды очистились полностью. Навстречу нам группами и поодиночке шли школьники с сумками. Мальчишки, проходя мимо, сдергивали шапки и здоровались. Девчонки тоже здоровались, но шапок не снимали. Сначала я думал, что они приветствуют Ивана Ивановича, ведь никого из нас они не знали; но Иван Иванович задержался возле одной хаты, и мы пошли одни, а дети все так же приветствовали нас.