Лунной ночью мы прошлись с Питером (м-ром Ойлером) в лес к той отдаленной чаще, где находится место его ночного покоя: это самая передовая позиция в лесу, где учитель спит чутко, как часовой, готовый отозваться на первый зов его питомцев.
В смутном сиянии луны, встававшей из-за сосновых ветвей, мы разглядели по дороге под деревьями маленькие аккуратно сложенные пакетики. Это были ребятишки, спавшие в разных местах без подушек на одном одеяльце, одна половина которого служит им простыней, а другая выполняет свою прямую миссию - одеяла.
Дети м-ра Ойлера не боятся ночной темноты. Впрочем, их маленькие, невозмутимые сердца не доступны никакому чувству страха...
Утром их ожидали обычные занятия, обычная работа. Это - прежде всего работа по дому (после получасового "пробега"), затем - после завтрака работа в саду, чтение, уроки. Гимнастику они проделывают не многосложную, не утомительную. Главные движения ее преподал им Раймонд Дункан, брат Айседоры {2}.
Если день выдается очень уж пасмурный, с проливным дождем, - дети и учителя сидят в одной из комнат, ткут, прядут, слушают музыку или ведут тихую беседу. В одну из таких бесед Питер рассказывал детям, что у Эльсы через несколько месяцев должен родиться ребенок. Питер просил детей, как преданных друзей своих, пожелать чего-нибудь хорошего этому еще не рожденному младенцу. Дети отнеслись с глубокой серьезностью к просьбе учителя, и каждый по очереди пожелал младенцу таких прекрасных, таких волшебных вещей, каких бы не выдумал никакой мастер сказок, никакой Андерсен...
Лондон, 27 июля (9 августа)
ПРАВЕДНОЕ ЗАВЕЩАНИЕ
Предание индийских мусульман.
В Могарам, иди тигровый праздник Индии, среди шумных игр, состязаний и пестрого маскарада тигровых шкур, правоверные не забывают отдать дань одной очень древней традиции. Заключается она в провозглашении проклятия каким-то четырем братьям, чьи имена не известны никому из ныне живущих.
Предание, объясняющее этот обряд, рассказывает, что в незапамятно давние времена на севере Индии жид праведный старец. Умирая, он оставил своим сыновьям, а их было четверо, сады, дома, десятки слонов и сотни верблюдов. Только одного из своих верблюдов он удержал за собой...
Он сказал детям:
- Когда я умру, положите мое тело в простой, узкий ящик. Взвалите его на спину моего верблюда, а на крышку не забудьте положить мой Коран. Верблюда выведите из города до ближайших джунглей. Там проститесь со мною в уходите домой, не оглядываясь.
Сыновья удивились странной воле старика, но перечить не могли. Только младший сын, любимец отца, не удержался и спросил:
- Не собираешься ли ты, отец, предпринять после смерти далекое путешествие? Не хочешь ли ты посетить кабульских купцов, которые давно не возвращают нам денежного долга?
Отец улыбнулся и ответил сыну:
- Да, я собираюсь совершить очень далекое путешествие - через горы, пустыни и леса. На родину пророка, в благочестивую Мекку. Когда выведете верблюда в чащу, поверните его головой в сторону Мекки, а там не тревожьтесь, он сам донесет меня, куда следует.
Сыновья еще больше удивились, но по кончине отца постарались исполнить его волю в точности. Ящик с телом взвалили на верблюда, а на крышку положили Коран, с которым отец не расставался до самой смерти. Верблюда вывели в джунгли и поставили среди густых зарослей - головой в сторону Мекки, как завещал отец.
По очереди они простились с прахом отца и повернулись, чтобы идти в город. Но едва отошли на расстояние нескольких шагов, у всех четырех явилось одновременно настойчивое желание обернуться и поглядеть, на прежнем ли месте стоит верблюд с гробом на спине.
Но священна предсмертная воля отца и страшно его загробное проклятие. Братья остановились, не оглядываясь. Легкий шум раздался позади их: будто ветер перевернул несколько страниц раскрытого Корана.
Младший брат воскликнул:
- Увидите, братья, верблюд не тронется с места! Никто из нас даже не дернул его за повод. Верблюд ленив и не пойдет, пока рука человека не принудит его. Вечером его могут найти недобрые люди и уведут его, оставив на произвол судьбы ящик с телом отца. Вернемся лучше и похороним покойника по обряду правоверных на городском кладбище.
Братья поколебались немного, но все еще не могли решиться нарушить, так дерзко и явно, волю отца. На мгновение им послышался треск раздвигаемого тростника и мерный звон колокольчиков, подвешенных на шею верблюда.
- Давайте оглянемся! - предложил тот же брат, в душе которого невольный страх боролся с неудержимым любопытством. - Если мы совершим грех, пусть падет он на всех нас, четверых, поровну!
- Если мы совершим грех, пусть падет он на всех нас поровну! повторили братья и, не будучи более в состоянии бороться с соблазном, обратили глаза в запретную сторону. И вот что они увидели.
Заросли тростников в чаще раздвинулись, образовав широкую дорогу на Запад. Верблюд свободно шел по этой дороге, как среди степного простора, раскачиваясь и звеня глухими колокольчиками. В открытом ящике сидел отец и, едва качаясь, читал свой Коран.
Зрелище это наполнило сердца братьев небывалым ужасом. Они хотели было отвернуться вновь и бежать домой, что есть мочи, но было уже поздно. Праведный старик приподнялся в ящике по пояс и, нахмурив чело, сказал детям:
- За то, что вы нарушили последнюю волю отца, ваши имена будут отныне произноситься с проклятиями из года в год - в день праздника Могарам.
С тех пор правоверные проклинают четырех братьев в день тигрового праздника. И первым произносят они имя младшего из братьев, который ввел трех старших в великий соблазн.
ПЕСНИ ПОПУГАЯ
У магараджи, царствовавшего в местности Шан, был попугай. Мудрый магараджа и его прекрасная магарани любили эту пеструю птицу больше всего на свете. Это не был крикливый и надоедливый представитель своей породы, подобный тем, которые качались на проволоках в дворцовом саду, отражая в пруде свои яркие или полинявшие от лета перья, толкуя на тысяче непонятных языков.
Любимец магараджи был подарен ему мудрецом-отшельником во дни юности. Главным достоинством попугая было умение петь такие чудесные песни, каких не сочинил бы ни один из придворных певцов.
Магараджа проводил, слушая его, все часы своего досуга, а магарани почти и не расставалась с ним. Песни были полны мудрых наставлений, трогательных и забавных рассказов, пленительных напевов.
Для любимой птицы был водружен во дворце золотой шест с изумрудной перекладиной.
Однажды утром магарани, подойдя к шесту, не нашла птицы на драгоценной перекладине. Окинув взглядом комнату, она увидела, что птица лежит невдали от шеста на полу, широко распластав крылья и не шевеля ни единым из своих перьев.
Магарани горько заплакала. Слуги подняли птицу, а придворный врач, оглядев ее, признал мертвой.
Но ни магарани, ни властитель Шан не могли и не хотели примириться со смертью любимого попугая. Были приглашены и заклинатели, и чародеи, и фокусники. Никто из них не был в состоянии оживить птицу.
Тогда магарани сказала своему супругу:
- Покойный друг наш был большой любитель пенья и музыки. Позови лучших наших придворных поэтов. Быть может, пением своих стихов им удастся разбудить мертвого попугая.
Оба придворных поэта, Ватсантака и Вальмики, были позваны пред лицо магараджи. По очереди они пропели все свои песни. Но попугай лежал все на том же месте, окоченевший и неподвижный.
Лучший из двух поэтов Вальмики был наделен, помимо дара песен, любящим сердцем, полным чувства сострадания. Ему было известно также переданное ему по наследству его предками удивительное искусство перевоплощения.
Исполнившись жалости к безутешному своему повелителю и прекрасной магарани, Вальмики побежал в одну из отдаленных комнат: дворца и запер за собой дверь на замок.
В тот день его больше не видели, но вскоре после его ухода попугай ожил, встрепенулся и взлетел на свой золотой шест, на свою изумрудную перекладину с той резвостью, какой никто за ним не помнил с самых дней его молодости.