…подпитывать злобу, усиливать желание отомстить…

…так что ему было тяжело оправдать столь долгое свое отсутствие в королевском дворце.

И, тем не менее…

Тем не менее, какой же смысл восстанавливать разрушенное, если не пытаться исцелить раны, от которых страдает его народ? И если не стремиться воссоздать ощущение стабильности?

Такова была цель традиции – дать народу что-нибудь, на что можно опереться в годы бедствий.

А существовало ли более страшное бедствие, нежели чем бомбардировка и разрушения, учиненные на Приме Центавра… и той беды, что, как знал Лондо, ждала своего часа в подвалах императорского дворца.

Лондо снова вздохнул, зная, что его решение было неизбежным – как и большинство его недавних решений.

Он должен был ехать к Тувейну.

В соответствии с обычаем они выехали до рассвета: императорская карета в центре длинной вереницы других церемониальных экипажей, влекомых дромами. Вдоль улиц выстроился народ, и когда процессия проезжала мимо, люди махали руками, их лица, осунувшиеся от беспокойства и грязные от восстановительных работ, моментально расплывались в улыбках. Лондо кивал, глядя на них через открытое окно, сейчас он был более уверен в том, что принял верное решение.

Оказавшись за пределами столицы, они повернули на старую дорогу, которая теперь заросла и почти не использовалась. Толпы поредели и появлялись все реже, пока не исчезли совсем. Время от времени Лондо мельком видел одинокого путника, идущего вдоль дороги, который в изумлении смотрел на проезжающий мимо кортеж. Все остальное время он проводил наедине со своими мыслями, не особо нуждаясь в компании. Ему было легче, когда заботы о восстановлении не оставляли времени на размышления о его безвыходном положении. Но он был один в своей карете, и только стук колес да молчаливый лес по обеим сторонам дороги составляли ему компанию, и у него оставались только его мысли, сомнения, упреки…

…и периодический шепот невидимого Стража, сидевшего на плече, напоминавшего ему о том, что необходимо сделать после возвращения во дворец.

Ему отчаянно хотелось напиться, но, узнав со временем, что алкоголь является единственным средством, способным подарить ему несколько мгновений избавления от Стража (не думай об этом слишком громко, не позволяй им узнать об этом, это единственное орудие защиты), он берег эту возможность на тот случай, когда ее можно будет использовать в своих целях.

На ночь они разбили лагерь в стороне от дороги, где он смог, наконец, связаться с императорским дворцом по видеофону и получить свежие новости. Потом – несколько часов беспокойного сна, и снова в дорогу.

Под конец третьего дня им встретилась другая процессия. Белые кареты с белыми занавесками, запряженные белоснежными дромами. Лондо заметил знаки на экипажах и понял, что они встретились с новой тувейнской пророчицей.

Он вышел из кареты и направился им навстречу. Когда он подошел поближе, то дверца главной кареты распахнулась, и посреди ливня цветочных лепестков в сопровождении свиты появилась пророчица. Она была одета во все белое, ее лицо скрывала вуаль, но Лондо все равно сумел достаточно хорошо рассмотреть ее, и у него дух захватило от изумления.

Она была одним из самых прекрасных созданий, которые он когда-либо видел. И ей было не больше шестнадцати сезонов от роду.

"Этого не может быть, – подумал Лондо. – Она слишком молода".

Когда он остановился перед ними, старшая женщина – фрейлина юной девушки, как он предположил, – низко поклонилась.

– Ваше величество, – сказала она, – я – Делази Миро из Дома Миро. Для меня большая честь представить вам Шири Дей из Дома Дей, которой я имею честь служить защитницей.

– Очень приятно, милая леди, – сказал Лондо, и его любопытство разгорелось еще сильнее. По центаврианскому закону, защитник, или опекун, во всех важных делах выступал от имени того, кто был слишком юным, чтобы действовать самостоятельно. Каждый, кто захочет получить предсказание от Шири, должен будет сначала встретиться с Делази.

"Интересно", – подумал Лондо.

– Вы ее мать?

– Нет, ваше величество, ее мать умерла при ее рождении. Ее воспитал отец.

– А… А где он?

– Он не приехал. Он… дела не позволяют ему надолго отлучаться, так что было принято решение о том, что ей лучше поехать одной.

Лондо улыбнулся. "Принято решение" почти всегда означало "я решила, что так мне будет выгоднее, но не хочу об этом говорить". Он посмотрел на девушку.

– Это то, что ты хотела, дитя мое?

Она ответила, не поднимая на него глаз.

– Я – слуга моего императора, и для меня большая честь служить ему с величайшей покорностью.

– Отличный ответ, – сказал он, и пристально посмотрел на старшую женщину, – и хорошо отрепетированный.

Делази улыбнулась и кивнула.

– Она хорошо воспитана и желает одного: просто служить вам.

– Конечно, – произнес Лондо. – Может быть, вы присоединитесь ко мне в моей карете. И мы сможем поговорить по дороге.

Девушка на мгновение подняла глаза и посмотрела почти испуганно. Делази лишь кивнула.

– Для нас это большая честь, ваше величество.

– И как давно вы стали пророчицей? – спросил Лондо. Мимо кареты медленно проплывал сельский пейзаж.

– Она была способна "видеть" еще в трехлетнем возрасте, – ответила Делази.

– Полагаю, что это выдающийся случай, – произнес Лондо. – Пора задуматься о том, что ребенку, который мог "видеть" в три года, уже может быть позволено говорить в шестнадцать.

То, как искривились губы Делази, Лондо счел самым приятным. Еще немного, и ее лицо могло бы просто свернуться с головы, как лист бумаги. Он даже был готов заплатить, чтобы посмотреть на это любопытное зрелище. Заставив ее замолчать, по крайней мере, на мгновение, он посмотрел на Шири.

– Ты можешь рассказать мне о моем будущем, дитя мое? – спросил он.

Впервые их взгляды встретилась.

Ее глаза были как окно в старую душу: кроткие и печальные, таких не должно быть в столь юном возрасте. Ее взгляд, казалось, пронзил его насквозь и устремился вдаль, в какую-то точку за его головой. Потом она снова отвела глаза.

– Возможно, ваше величество предпочтет услышать другое, – сказала она.

– Император задал тебе вопрос, – сказала Делази. – Отвечай правдиво.

Она осторожно подбирала слова.

– Я вижу мало веселья и очень много печали, – сказала она, наконец. – Я вижу огонь, смерть и боль. Я вижу, что вас предадут почти все, кому вы доверяли.

– Почти все?

– Ваш злейший враг – одновременно и ваш лучший друг, и ваше доверие к нему вознаградится в конце дней. Он – ваше освобождение, а вы – его. И в конце… – она запнулась, но потом заставила себя продолжить, – в конце вы умрете от руки вашего друга, а он – от вашей, ради спасения мира.

На мгновение Лондо почувствовал, что земля ушла у него из-под ног. Видение, описанное ею, было сном, который всегда был с ним: сном о его смерти, в котором он и Г'Кар с Нарна заканчивали свои долгие и странные отношения, задушив друг друга. Их отношения зародились во взаимной ненависти, той ненависти, которую только завоеванный народ мог испытывать по отношению к тем, кто поработил их, как Центавр захватил Нарн. Г'Кар вырос из воина Сопротивления в лидера, приведшего свой народ к освобождению, и стал послом на Вавилоне 5, как и Лондо в прошлом. Они постоянно ссорились и дрались, но постепенно пришли к взаимному уважению, которое, что невероятно, превратилось во что-то, похожее на дружбу.

До этого момента он всегда верил, что этот сон рассказывал ему о том, как они отомстят друг другу. Но теперь, после ее слов, он впервые почувствовал надежду. Ради спасения мира, сказала она. Но какого мира? Нарна или Примы Центавра?

Он пошевелился, осознав, что молчит слишком долго. Кашлянул.

– А что еще ты видишь?

Ее лицо снова омрачилось, а взгляд скользнул по его плечу. Лондо почувствовал на мгновение, что она видит то, что там находилось, то, что никто, кроме него, не мог видеть. "Невозможно", – подумал он. Но Страж тоже почувствовал это, и Лондо ощутил, как тот затаился… наблюдая, выжидая.