Однако наибольшее впечатление на исследователей произвело не то, что царские гробницы Ура дали возможность подробно ознакомиться с жизнью и обычаями шумеров. В мрачной усыпальнице Шуб-ад Вулли, потрясенный величием и красотой увиденного, обнаружил не только прах знатной дамы. На земле лежали останки ее придворных дам и одного мужчины, арфиста, до последних минут жизни державшего в руках свою арфу. В гробнице Шуб-ад были найдены останки 25 человек из ее свиты. В усыпальнице Абарги обнаружены останки 60 человек. Подобная картина наблюдалась и в других могилах. Воины, провожавшие своих царей в последний путь, были в бронзовых шлемах, а в руках держали по два копья. На женщинах надеты всевозможные украшения и лучшие, парадные одеяния. Потрясенный своим жутким открытием, Вулли решил вначале, что все эти люди, приближенные царя, уходившие в иной мир вслед за своим повелителем, были жертвами культового ритуального убийства. Однако тщательное изучение останков и внимательный осмотр гробниц внесли существенные поправки в это суждение. Ничто не говорило о насильственной смерти или принуждении по отношению к свите умершего.

Спор по этому поводу ведется по сей день. Наиболее правдоподобным представляется следующее утверждение: мы столкнулись с редким, не имеющим аналогий обычаем (подобные захоронения кроме Ура найдены только в Кише), восходящим к какой-то неизвестной нам традиции. Люди, которые шли на смерть за своим царственным повелителем, делали это добровольно. Желание умереть вместе со своим царем или жрецом могло возникнуть на основе господствовавших в то время представлений о загробном мире. (Об этих представлениях мы будем говорить в одной из последующих глав.) Массовые убийства, возможно, явились результатом временной и не слишком длительной вспышки религиозных чувств, религиозной экзальтации, которую шумерологи сравнивают с усилением религиозного фанатизма в Египте в годы царствования Аменхотепа IV- Эхнатона (около 1372- 1352 гг. до н. э.). Однако, что бы мы ни говорили о побуждениях шедших на смерть людей, ритуал от этого не становится менее жестоким.

Открытие царских гробниц Ура помогло разобраться и в шумерской хронологии. Вначале Вулли отнес эти погребения к середине IV тысячелетия до н. э. Однако позднее он существенно «омолодил» свою находку, и в настоящее время в науке принято считать, что царское кладбище Ура возникло в XXVII-XXVI вв. до н. э. Правда, некоторые ученые утверждают, что эти захоронения принадлежат эпохе, предшествующей первой династии Ура.

Оставим на время прекрасный, богатый и многолюдный город Ур. Сейчас это маленькая железнодорожная станция примерно в 150 км к северо-западу от Басры и в 15 км от современного русла Евфрата. Четыре с половиной тысячелетия назад Ур выглядел совершенно иначе, чем сегодня. Он был расположен недалеко от моря и связывался с ним рекой, по которой плыли груженые барки. Там, где сейчас простирается пустыня, золотились поля пшеницы и ячменя, зеленели рощи пальм и фиговых деревьев. В храмах жрецы возносили молитвы и исполняли обряды, следили за работой ремесленных мастерских и за порядком в переполненных амбарах. А внизу, у подножия платформ, откуда устремлялись в небо храмы, хлопотал трудолюбивый народ, благодаря усилиям которого этот город сделался могущественным и богатым, на удивление и зависть соседям. Оставим Ур в период его расцвета, когда там царствовали правители первой династии, и отправимся на северо-восток, где в 75 км от Ура раскинулся город Гирсу, который до недавнего времени отождествляли с Лагашем. Сейчас ученые полагают, что Гирсу был столицей города-государства Лагаш.

Французские археологи – от де Сарзека и де Женуяка до Андре Парро – тщательно обследовали Телло (так сейчас называется этот населенный пункт). Начиная с 1877 г. в Телло систематически велись археологические работы, благодаря которым история этого города известна во всех подробностях. Тогда же начались раскопки в Эль-Хибба, позднее идентифицированном с Лагашем. В «Царских списках» нет ни слова о Лагаше. Этому можно только удивляться. Ведь речь идет о городе-государстве и династии, несомненно сыгравших существенную роль в истории Шумера. Правда, в те годы, когда этот город еще не достиг славы, он стоял несколько в стороне от исторических событий. Лагаш являлся важным транзитным пунктом на водном пути, связывавшем Тигр с Евфратом. Через него шли на восток или разгружались здесь прибывшие с моря суда. Обнаруженные при раскопках таблички свидетельствуют об оживленной торговле, которую вели жители города. Как и в других городах, здесь правил во имя владыки города, бога войны Нингирсу, энси. Политическая и экономическая жизнь была сосредоточена в храмах, посвященных Нингирсу, его божественной супруге Бабе (Бау), богине законодательства Нанше, богине Гешти-нанне, исполнявшей обязанности «писца страны без возврата», и Гатумдуг – богине-матери города. Поселение возникло здесь в эпоху Эль-Обейда. В последующие годы город отстраивался, расширялась сеть ирригационно-судоходных каналов, росла экономическая мощь. Как полагают исследователи, Лагаш с незапамятных времен конкурировал с соседним городом Уммой и войны между этими двумя государствами велись уже на заре истории.

В середине III тысячелетия до н. э. наступает период бурного расцвета Лагаша. Городом в это время правит энси Ур-нанше. Урнанше запечатлен на сорокасантиметровом барельефе, украшавшем храм; этот барельеф был поднесен храму в качестве вотивного (посвятительного) дара. Правитель, одетый в традиционную шумерскую юбочку, несет на бритой голове корзину с раствором для строительства храма. Урнанше, взявший себе, подобно Аанепаде из Ура, титул лугаля («большой человек»= царь), вместе с семьей принимает участие в торжественной церемонии. Его сопровождают дочь и четыре сына, имена которых указаны на барельефе, среди них – Акургаль, наследник трона и отец знаменитого Эанатума. Фигура дочери, которую зовут Лидда, в одеянии с пелериной, переброшенной через левое плечо, значительно крупнее, чем фигуры царских сыновей. Лидда следует непосредственно за отцом, что, возможно, является свидетельством относительно высокого положения шумерской женщины в общественной жизни (вспомним царицу Ку-Бабу) и экономике (об этом см. дальше). В нижней части барельефа изображен Урнанше, сидящий на троне (?) с кубком в руках. За его спиной стоит виночерпий с кувшином, перед ним – первый министр, делающий какое-то сообщение, и три названных по именам сановника.

Надписи Урнанше подчеркивают особые заслуги этого правителя в деле строительства храмов и каналов. О том же сообщается и в позднейших надписях его преемников. Однако Урнанше не ограничивал свою деятельность строительством храмов, зернохранилищ и расширением сети водных путей. Как основатель династии, он должен был позаботиться о безопасности города. Совсем близко находился соперник – Умма, в любой момент могло произойти нападение эламитов из-за Тигра. Храмы же не всегда соглашались ассигновывать средства, необходимые для осуществления замыслов царя. Таким образом, интересы царя и храмов не всегда совпадали. Энси нуждались в собственных средствах, чтобы укрепить политическую власть. Мы уже сталкивались с первыми проявлениями самостоятельности княжеской власти и отделения ее от власти жрецов (постройка в Кише независимого от храма царского дворца). Царь неизбежно должен был начать присваивать себе часть имущества и доходов, по традиции нераздельно принадлежавших богу, которыми распоряжались храмы. В Лагаше этому процессу, по всей вероятности, положил начало Урнанше.

Нет сомнения, что именно Урнанше, строивший с большим размахом и ввозивший для нужд строительства лес с юр Маш и строительный камень, именно он, перед чьей статуей в храме Нингирсу после смерти совершались жерт-иоприношения, заложил основы политического и экономического могущества своей династии. Это дало возможность третьему ее представителю, внуку Урнанше Эанатуму (около 2400 г. до н. э.), сделать попытку распространить свою власть на соседние с Лагашем государства. После Эанатума осталась раскопанная де Сарзеком белая каменная стела. Эта сильно разрушенная более чем полутораметровая плита покрыта рельефами и письменами. На одном из ее фрагментов изображена стая коршунов, терзающих тела павших воинов. Отсюда название: «Стела коршунов». Письмена сообщают о том, что стела была установлена Эанатумом в честь победы над городом Уммой. Они повествуют о благосклонности богов к Эанатуму, о том, как он одержал победу над правителем Уммы, восстановил границы между Уммой и Лагашем, определенные еще царем Месилимом из Киша, и как, заключив мир с Уммой, покорил другие города. На основании вырезанного на «Стеле коршунов» текста, а также надписи, оставленной его племянником Энтеменой, можно сделать вывод, что Эанатум пресек поползновения эламитов на восточной границе Шумера, подчинил своей власти Киш и Акшак, а может быть, даже дошел до Мари. Трудно найти человека, более достойного титула царя, чем Эанатум!