Только для Александра Арчиловича отсутствие собственных московских палат значения не имело. Его жизнь проходит в непосредственной близости к Петру. Вместе с Петром уезжает он в 1697 году в составе Великого посольства в страны Западной Европы и задерживается в Гааге для обучения бомбардирскому – артиллерийскому делу.

По возвращении в Россию имеретинский царевич получает сразу чин генерал-фельдцейхмейстера и руководство Пушкарским приказом. Его задачей было обновить этот род войск по новейшим западным образцам. Удовлетворенный познаниями товарища детских игр, Петр не забывает и его отца, который в виде поощрения успехов царевича становится владельцем села Лыскова Нижегородской губернии.

Служба Александра Арчиловича оказалась недолгой. При осаде Нарвы он командовал всей русской артиллерией, и неудачно – оказался в плену вместе со всем вооружением армии. Весь остаток жизни он проведет в качестве пленного в Стокгольме. Шведское правительство категорически отвергало все попытки Петра обменять или выкупить своего ближайшего соратника. Первый генерал-фельдцейхмейстер умер в 1711 году. В Москву был возвращен только его прах.

В «Истории Москвы», выпущенной к 800-летию столицы, приводилась еще одна связанная с грузинскими выходцами подробность – факт передачи Петром I Арчилу Имеретинскому Донского монастыря, ставшего культурно-просветительским центром и одновременно усыпальницей выдающихся деятелей Грузии.

Предположение о размещении в монастырских стенах первой грузинской типографии оставалось только предположением: документальных подтверждений его не приводилось. Зато документы свидетельствовали, что в течение XVIII века неоднократно поднимался вопрос о переводе в Донской монастырь духовной академии Заиконоспасского монастыря. Мешало его положительному решению отсутствие необходимых помещений и нехватка средств на их строительство. Русская духовная академия и грузинское культурно-политическое землячество – подобное совмещение в одних стенах представлялось маловероятным. Да и так ли точны сведения той, старой «Истории Москвы»?

Судя по монастырским архивам, деятельная связь Арчила II с монастырем устанавливается после перевоза в Москву из Швеции останков сына. Именно тогда Арчил выхлопотал разрешение построить под алтарем главного собора семейную усыпальницу имеретинских царей, куда перенес прах и двух других своих сыновей, ранее похороненных в Новодевичьем монастыре. Вряд ли можно считать достаточным доказательством передачи Петром Арчилу целого монастыря тот факт, что настоятелем его с 1706 года становится архимандрит Имеретинский.

Как и все остальные московские монастыри, Донской располагал обширным внутренним кладбищем, где в XVIII – первой половине XIX века были погребены семьи Сухановых, Протасовых, Хвощинских, Петрово-Соловово, Свербеевых, Глебовых-Стрешневых, Паниных, Вяземских, Бобринских, Долгоруких, Урусовых, Толстых, рядом с которыми постепенно появляются фамильные захоронения купцов и промышленников, вроде Лепешкиных, Лукутиных, Сазиковых.

По сторонам Большого собора располагались могилы «патриарха русской поэзии», баснописца И. И. Дмитриева, историков Н. И. и Д. И. Бантыш-Каменских, последнего из рода князей Одоевских – Владимира, одного из виднейших представителей русского романтизма, известного автора детских сказок «Дедушки Иринея».

Донское кладбище, как ни одно другое в Москве, богато превосходными памятниками. Один из таких монументов – плачущий ангел над урной – отмечает место погребения Кожуховой и снабжен характерными для того времени стихами:

У самой стены Старого собора сохранялась плита с надписью: «Петр Яковлевич Чаадаев – кончил жизнь 1856 года 14-го апреля». Человек, которому Пушкин посвятил строки:

В нескольких шагах покоится прах куратора Московского университета знаменитого в свое время поэта М. М. Хераскова с эпитафией, написанной его супругой, также известной поэтессой. Здесь же могила дяди Пушкина – поэта Василия Львовича.

Среди пушкинских мест Москвы не принято приводить замоскворецкие адреса, между тем поэт бывал и в этом районе. На Большой Калужской находилась городская усадьба Полторацких, родственников и Анны Петровны Керн и Анны Алексеевны Олениной. Если первой поэт увлекался, на второй он мечтал жениться. Браку не мешало ничто, кроме… равнодушия избранницы. Дальше легкого, ни к чему не обязывающего флирта Оленина заходить не собиралась, между тем надежда не оставляла Пушкина. Он встречается с кузеном Анны Алексеевны в марте 1829 года, а середине августа 1830-го снова оказывается в Москве. Восемнадцатого он навещает умиравшего Василия Львовича, а через пять дней присутствует в Донском монастыре на его похоронах. По существу, Донской монастырь – семейное кладбище поэта, где покоятся его дед и бабка по отцу. Но бывает здесь поэт редко, да и похоронами дяди пользуется для того, чтобы вместе с М. П. Погодиным отыскать могилу Сумарокова.

Это сюда московские актеры принесли на руках скончавшегося драматурга и поэта. Для них, «московских лицедеев», он был богом. Сколько лет они играли в его пьесах, знали все житейские перипетии покойного, как и то, что он не оставил после себя никаких средств. Руки товарищей по сцене заменили слишком дорогой катафалк и все атрибуты траурной процессии, хотя идти пришлось с Новинского бульвара. По словам современника, «мы предали земле все лучшие свои надежды на новые спектакли и дивные роли».

И как здесь не упомянуть соседней могилы – любимейшего московского зодчего Осипа Ивановича Бове, кому старая столица обязана своим новым обликом после пожара 1812 года. Итальянец по происхождению, он был выучеником Архитектурной школы Кремлевской экспедиции, затем работал помощником М. Ф. Казакова и К. И. Росси, а после 1812 года стал главным архитектором «фасаднической части» Комиссии для строения Москвы. Он реконструирует Красную и Театральную площади (впоследствии переделаны), Александровский сад, декорирует Манеж, проектирует Триумфальные ворота, 1-ю Градскую больницу, колокольню церкви Всех Скорбящих Радости на Большой Ордынке, множество жилых домов и, в конечном счете, определяет так называемый ампирный облик Москвы.

Могилы историка В. О. Ключевского, философа С. Н. Трубецкого, первого избранного ректора Московского университета «эпохи краткой весны» 1904–1905 годов, по выражению современников, композитора С. И. Танеева на старом кладбище дополняются надгробиями членов Государственной думы первого созыва и ее председателя профессора С. А. Муромцева – «первого гражданина» России, языковеда и писателя Ф. Е. Корша, директора Технического училища А. П. Гавриленко, художника Валентина Серова и многих других на новом монастырском кладбище. Они – как страницы истории нашей культуры, разные и единые в своем служении не государству и не правительству – всегда и только народу.

Октябрьский переворот привел к упразднению монастыря, и только с 1934 года в нем разместился Музей архитектуры Академии архитектуры, а с 1964-го филиал Научно-исследовательского Музея архитектуры имени А. В. Щусева.

И еще одна подробность. На территории нового кладбища Донского монастыря в 1927 году был открыт первый в Москве крематорий, просуществовавший до 1973 года, где рядом с урнами старых большевиков в колумбарии существуют и массовые захоронения пепла «врагов народа», в том числе В. Э. Мейерхольда.