– - А разве это не так?
– - Нет, это не так. Человеческие дети улыбчивы и счастливы. И мамку любят.
Леонид вспомнил беспризорников. Дики, неопрятны. Но возразить нечего было. Ясно, что Денискин подразумевал не внешний вид и даже не манеру держаться. Он другое подразумевал. Он прав, конечно, хоть и не совсем прав…
– - А ты не замечал, что все чаще появляются среди них мальцы с сахарными устами и невинным взором, которые -- все могут? То, что нельзя делать, и то, что невозможно вообразить. Ягненочек-мучитель, насмотревшийся порно. Отличник, палящий в прохожих из газового пистолета и затем выворачивающий им карманы. Девочка-завистница, наводчица и сводня. Дебил-переросток, калечащий и убивающий сверстников. Вот тебе и эволюция.
Денискин тем временем ложечкой в чашках покрутил, кипятком крутым ошпарил, чайник пузатый на фарфор выставил.
– - Чай или кофе?
– - Ты же знаешь.
– - Ну, мало ли. Сам говоришь -- эволюция, -- подмигнул он. -- Я начал растворенку потреблять. Разболтал -- и готово. Демократичное пойло.
– - Скоро кофеиновые таблетки изобретут. Совсем избавят пользователя от трудов. Слизнул -- и порядок на кухне.
– - Вот ты о монстрах всяких рассуждал. Я их чуть не каждый день вижу. Мне лучше знать, что да как. Приходится знать… Никакие они не монстры. Что видят, то и перенимают. Верят не нам, а глазам своим. Жизнь тому способствует. Так согнет человека с самых первых лет, что потом и не выпрямишь его.
– - А я тебе о чем толкую?
– - Вот-вот: о чем? Уточни! О воспитании детей мы говорим -- или о происхождении видов? Разные совсем вещи!
– - О происхождении нашем…
– - Все эти падшие ангелы -- а иногда они появляются в прекрасных и безгрешных семьях -- все равно остаются ангелами. Я еще не встречал детей с убитой душой. Бог всегда дает ребенку шанс.
– - Ангелочек с наглыми глазенками, из скуки проткнувший ножом малыша?
– - Ну и что? Урод -- да. Но не монстр. За умственно отсталыми детьми следят, в интернаты определяют. За душевно отсталыми -- никакого контроля. В школах натаскивают, дома бьют, вот и все воспитание.
– - Жестокость проявляется раньше, чем любовь, -- это нормально?
– - Да что ты заладил: жестокость, любовь! Выйди во двор, послушай, о чем подростки между собой говорят. Таких слов они не знают. У них иные реалии. Эволюция, монстры… Человеку эволюция как мертвому припарки. Закончилась она для человека. Ее заменила способность к общественной адаптации. Сделай общество другим -- и дети станут другими. Как отражение в зеркале, понимаешь? Подойдет к нему человек -- увидит что-то; отойдет -- это что-то исчезнет…
– - Ты -- рупор общедоступных идей, -- разозлился отчего-то Леонид. -- Книгу воспитательную напиши. Назови ее "Благородный мент", и успех обеспечен. Человечество тебя не забудет.
– - Общедоступное -- чужими руками захватано. Толку от него, -- сказал Денискин. -- К тому же я не мент. Хуже. Я следователь. И благородства во мне как нежности в палаче. Профессия не та… Ну, давай чай пить.
Вечером Леонид нашел свободную минуту и затащил Киту презент. Шампанское в фольге, и кус мяса в фольге, и торт домашний, опять-таки в фольге. Кит собирался встречать Новый год вместе с беспризорниками, и ему, конечно, не хотелось потчевать ребятишек самогоном с капустой.
– - Благодарствую, псих, -- сказал он. -- С получки отдам.
Это он шутил так. Будто отдаст.
Леонид кивнул и поднялся на крышу. Неуловимые инопланетяне над головой! Растревожили пришельцы Леонида. Он ощущал себя обманутым. Предчувствие грызло мозг, как разбуженный медведь прутья клетки.
Ранний декабрьский вечер горел над домами и лесом. Воздух был чист, прозрачен и неподвижен: иголки на соснах считай. Леонид молчал, глядя на лес. Осколки видений, мучивших его год назад, дрожали в памяти, но боли не было и в помине. То безумное лето скрылось за синими горами. Молчал и лес -- вспоминал, улыбался. Скалился в тишину, в неяркое закатное сияние, в невесомость вечерней зари.
– - Здесь у меня холодильник! -- объявил Кит, выворачивая кирпич из будки своей суфлерской. -- Вечерком пир устроим!
– - А найдешь впотьмах?
– - Темнота умельцу не помеха! Спросишь! Чтоб я закусь не нашел?
– - Я другое спросить хотел. Снова про инопланетян этих. Ты что, вчера всерьез говорил? Понимаешь, есть подозрение…
– - Говорю -- видел! Той ночью. Сегодня -- не знаю, спал я.
– - Интересно стало: а вдруг они наши сны записывают и просматривают? Или сами на нас сновидения насылают. Заподозрил я, что мы для них -- стадо, домашний скот; вот и летают над нами пастухи, состригают сны и мысли.
– - Хрен им с клюковкой! На мне где сядешь, там и взвоешь! Нет, никаких снов я в последнее время не вижу. Да и мыслей, если честно, тоже. Рябь обычная, зыбь на воде. Лень наклоняться над ней.
– - А мне снова дурацкие сны снятся. Нелинейные палитры -- вот ведь бред! Как будто и не лечился. Черт их знает, может быть, это от них, а?
– - От них все может быть. Все можно свалить на чужих, на цветных, -- на зелененьких, на голубеньких. Кто им поверит? Никто… Эй, слышишь?
– - Да, Кирилл, да!
– - А я, между прочим, ребус твой решил. Решил-таки, псих! НЛО-шники летят на твои рисунки потому, что твои рисунки, лицом к звездам, -- самый первый признак цивилизации! Строить дома и тащить в них и муравьи умеют, а вот душу раскрыть… К другому обратиться -- это только человеку дано… Эй, да что с тобой?
Леонид не слушал. Он бормотал что-то -- и медленно, неуверенно шагал к краю. К оранжевой полосе, соединившей крышу и облака. Навстречу ему сквозь закатное зарево двигались багровые тени.
– - Кирилл, ты слышишь зов? Ты видишь нас? Ты вспомнил?..
Кит рванулся стремительно. Он успел бы предотвратить, задержать…
Мягкая воздушная лапа навалилась на него. Шлепнула, отшвырнула. Веером раскрылся горизонт. Взмахнуло крылом небо. На дома и крыши обрушился шквал.
Легкий полупрозрачный диск, скользнув между людьми, разорвал время.
– - Удивительная у них история, альтиец! Удивительные у них игры… Русская рулетка -- вот что такое их история. Замечал ли ты, что самые свободные из них, равные нам по зрячести и превосходящие нас по духу, объявлялись там, где и жить-то нельзя? В тюремных бараках великие книги писали. За колючей проволокой проектировали космические корабли. Чем злее судьба, тем весомее подвиг! Ты предлагаешь спасти человечество? А зачем его спасать?
– - Нет, Страж, не так. Не спасать хотим -- глаза им раскрыть!
– - А не нужно! Говорю тебе: они зрячие! Бездомный безработный -- одинокий опустившийся человек -- читает стихи беспризорным пацанам, шалеет от любви ко всему на свете и совсем не беспокоится о своей вроде бы неудавшейся жизни. Следователь, озверевший от чужой крови и нечистот, хранит веру в чистоту души. Недозревшая девчонка рвется любить, заботиться, исцелять. Чему еще ты научишь их, небесник? Оставь им шанс. Позволь им победить!
– - Слишком велик риск, -- повторил альтиец. -- Сожрут их, Леон!
– - Не сожрут. Их души защищены от Вторжения. История постаралась… Эволюция -- жестокая тетка, но дело знает! Они настолько полны жизнью, что никакое Вторжение не сделает из них Спящих. Они привыкли хранить небесный огонь в тайниках личности, до которых чужаку не добраться. Не погасить, не отнять… Опеки не будет, Илл. Я остаюсь на планете.
– - Неразумно. Оракул предсказывает…
– - К черту Оракула! Воля сильнее пророчеств. Да, они больны. Переболеют демонизмом, как ребенок корью, и никогда больше не захворают этим. Да, за закрытой Дверью, в тепле, под неусыпным оком отцов-небесников им было бы спокойнее. Никакого риска! Но кто до срока угадает нужный путь? Кто узнает цель восхождения?
– - Значит, научим плавать, бросая в водоворот? А не захлебнутся?
– - Я знаю одно: к вершинам не волокут за шиворот. Сами поднимутся!