Поиск
Осень
С. Щипачеву
Утиных крыльев переплеск.
И на тропинках заповедных
Последних паутинок блеск,
Последних спиц велосипедных.
И ты примеру их последуй,
Стучись проститься в дом последний.
В том доме женщина живет
И мужа к ужину не ждет.
Она откинет мне щеколду,
К тужурке припадет щекою,
Она, смеясь, протянет рот.
И вдруг, погаснув, все поймет —
Поймет осенний зов полей,
Полет семян, распад семей…
Озябшая и молодая,
Она подумает о том,
Что яблонька и та — с плодами,
Буренушка и та — с телком.
Что бродит жизнь в дубовых дуплах,
В полях, в домах, в лесах продутых.
Им — колоситься, токовать.
Ей — голосить и тосковать.
Как эти губы жарко шепчут:
«Зачем мне руки, груди, плечи?
К чему мне жить и печь топить
И на работу выходить?»
Ее я за плечи возьму —
Я сам не знаю, что к чему…
А за окошком в первом инее
Лежат поля из алюминия.
По ним — черны, по ним — седы,
До железнодорожной линии
Протянутся мои следы.
Из окна самолета
В мире друзей, в мире транспорта долгого,
Что ты там делаешь в мире, где дождь?
Делишься с кем мандаринными дольками?
Что за экзамены снова сдаешь?
Или запальчивая, запальчивая,
Снова блистательно завалясь,
Ты пробегаешь цимбальною палочкой
Мимо перил, мимо пилястр!
Ой, вокалисточка, снова за шалости?
Или озябшая, бросив постель,
Бродишь босая и взять не решаешься
Трубку тяжелую, точно гантель…
Замужем ты. Все забылось и зажило.
Что же ты стынешь, свежо и светло,
Как над несущимися пейзажами
Стынет
пристальное
крыло?
Б. А
Дали девочке искру.
Не ириску, а искру,
Искру поиска, искру риска,
Искру дерзости олимпийской!
Можно сердце зажечь, можно — печь,
Можно
землю
к чертям
поджечь!
В папироске сгорает искорка.
И девчонка смеется искоса.
Шахты
Здесь у парней
Умный закон:
Уголь черней —
Чище огонь!
Руки черней —
Сердце честней.
Здесь у девчат
Косы, как жгут.
Выйдут — дичась.
Ночью — сожгут.
Кротче ручья? —
Кровь горяча!
Лезу, как в сон,
С ними
в забой,
Медведица
ковшом
Звенит над головой.
Снаружи — день-деньской,
А в шахте —
звездопад.
Округлый и большой.
Как лезвия лопат.
Так вот загвоздка в чем!
Высь —
это глубина.
Я вижу
звезды
днем
С шахтового
Дна.
Кузбасс.
Грузинские дороги
Вас зá плечи держали
Ручищи эполетов.
Вы рвались и дерзали, —
Гусары и поэты!
И уносились ментики
Меж склонов-черепах…
И полковые медики
Копались в черепах.
Но оставались песни.
Они, как звон подков,
Взвивались в поднебесье
До будущих веков.
Их горная дорога
Крутила, как праща.
И к нашему порогу
Добросила, свища.
И снова мёртвой петлею
Несутся до рассвета
Такие же отпетые —
Шоферы и поэты!
Их фары по спирали
Уходят в небосвод.
Вы совесть потеряли!
Куда вас занесет?!
Из горного озона
В даль будущих веков
Летят высоким зовом
Гудки грузовиков.
Художник
(Письмо К. Л. Зелинскому)
В век разума и атома
Мы — акушеры нового.
Нам эта участь адова
По нраву и по норову.
Мы — бабки повивальные,
А век ревет матеро,
Как помесь павиана
И авиамотора.
Попробуйте при родах
Подобных постоять
Сгорать на электродах,
И в руки радий брать.
Когда душа-актиния
К скелету приросла.
О, радиоактивная
Основа мастерства!
Слова, как кварц, лучатся.
Они разят и лечат,
Чтоб людям
улучшаться…
Чтоб людям было
легче…
Чтоб опухоли раковые
Спадали с душ и тел.
Чтоб Коммунизм,
как раковина,
Приблизившись, гудел…
И, счастлив этой долей,
Художник в мастерской
Стоит
бессмертно
болен
Болезнью лучевой!
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: