— Ты имеешь в виду к твоей тете, Ник? Ты хочешь, чтобы я сказал твоей тете, что видела твой член? Потому что именно она руководит отделом кадров. В компании твоего дяди. Где ты мой босс. Или ты предпочитаешь, чтобы я обсудила это с другим сотрудником нашего отдела кадров? Так уж получилось, — я делаю паузу для драматического эффекта, хотя мы оба прекрасно понимаем, кого я имею в виду, — что это твоя сестра.

— Технически ты подчиняешься Сэму, — указывает он. Как будто сейчас самое подходящее время или место указать на это.

— Технически это делает тебя боссом моего босса.

— Да, Холли, это так. — Теперь он кажется раздраженным. — Рейнди — Фолс небольшой город. И мне жаль, что мы работаем в одном месте, — сухо добавляет он.

О, да ладно! Он что, только что намекнул, что в Рейнди — Фолс небольшой выбор женщин? И ему пришлось довольствоваться тем, что есть? Может, я и не очень искушенная европейка, но я бывшая «Принцесса леденцов», и это немаловажно.

Да, окей, это прозвучало нелепо даже в моей голове. Я скрещиваю руки на груди и злюсь на Ника. Злюсь на себя.

В таком случае, прошлой ночью ему просто нужно было переспать с какой — нибудь старой голой подругой из Нюрнбергера, если он так придирчив к ассортименту в Рейнди — Фолс. Шакал.

Остальная часть поездки — и день, если уж на то пошло — проходит не намного лучше. Мы более раздражительны, для людей, у которых прошлой ночью был замечательный секс, чем должны быть. Ник снова стал похож на Скруджа. Оставшийся путь он отправляет голосовые сообщения разным людям, которые живут в штатах, где сейчас ранее утро. Как только мы оказываемся на встрече, я чувствую себя бесполезной, потому что игрушечные поезда компании «Фридриха» не являются моей компетенцией, и в моем присутствии здесь нет никого смысла. Я приехала в Германию ради встречи с «Баварскими Медведями», но сегодняшнее утро не было похоже на то, что мне дозволено, провести весь день для себя, расслабляясь. И это факт подтверждается, когда мы приезжаем в «Поезда Фридриха», и Ник указывает мне на то, что я должна делать заметки во время встречи, чтобы потом передать Сэму. Что я, конечно, и сама собиралась сделать, но теперь я снова чувствую себя секретаршей, благодаря нему.

А я ненавижу себя чувствовать секретаршей.

И, если бы я могла, то убежала бы к чертям подальше от «Поездов Фридриха». В «Летающих Оленях» за эти игрушки отвечает Гарольд. Он один из тех менеджеров, которые громче всех возражали против предоставления отчетов о гендерных предубеждениях, которые мы делали несколько месяцев назад. Неудивительно, что он считает, что мальчики по собственной воле являются основными потребителями этих игрушек, а не потому, что исторически на это нацелена реклама. Я не согласна с этим. Все любят поезда. Если бы этот проект был мой, то я бы разработала поезд, который предназначался для всех и был своего рода семейной реликвией. Он бы лежал в красивом наборе, который доставался каждое Рождество, когда приходило время ставить елку. Железная дорога выкладывалась бы идеальным кругом, а елка помещалась бы ровно посередине. Еще, я бы разработала подобный набор из дерева специально для молодых родителей, которым нравится винтажное искусство. И я бы продавала эти игрушки и мальчикам, и девочкам.

Кое — что из этого я рассказываю Нику на обратном пути в отель. После двадцати минут тишины, я не выдерживаю и вываливаю на него свои идеи. Не только потому, что я сильно увлечена всем, что делает наша компания «Летающих Оленей», но и потому, что я больше не могу выносить это неловкое молчание.

— Уверен, что ты бы так и сделала, — отвечает он. Вот и все. Видимо, это весь ответ, который я заслуживаю.

Мне хочется прибить его! Что, черт возьми, это значит? Что он бы этого не стал делать? Что мои идеи ужасны? Он тоже думает, что поезда только для мальчиков? Аааггррр!

Я откидываюсь на спинку и обдумываю его кончину. Я слишком остро реагирую. Знаю, знаю.

— Это хорошие идеи, — наконец выговариваю я сквозь стиснутые зубы.

— Я никогда не говорил, что это не так, — отвечает он так, словно ему все равно.

До конца поездки мы больше ничего не говорим. На вечер у нас запланирован ужин с представителями местной крупной компании. Боже, спасибо за то, что этот ужин на большое количество персон, потому что, когда мы прибываем в ресторан, я с огромным удовольствием направляюсь к противоположному концу стола. Я оказываюсь между скучным парнем, который пытается обсудить со мной американский бейсбол, и женщиной, которая хочет обсудить со мной Ника. Но все же, это того стоит, потому что мне все еще необходимо расстояние между нами.

Но в тоже время, это ужасно. Потому что пару раз, когда я смотрю в его сторону, ловлю на себе его взгляд, и это пытка.

— Ты не знаешь, он с кем — нибудь встречается? — женщина, сидящая рядом, спрашивает меня. Она явно влюблена в него, судя по тому, что каждый ее вопрос на тему Ника.

— Он помолвлен, — отвечаю я, не совсем понимая, почему эти слова срываются с моих губ. Но, если честно, разве моя работа заключается в том, чтобы найти ему пару на вечер? Я так не думаю. — С милой девушкой из Рейнди — Фолс. Он говорит о ней без остановки. Свадьба этой весной. Абсолютный подкаблучник.

— Подкаблучник? — Брови женщины взлетают вверх, и я задумываюсь о том, что она, скорее всего, немного не верно истолковала значение этого слова (Слово «whipped» в английском языке имеет два значения, и одно из них, это глагол: пороть). Я перевожу взгляд на Ника. Он снова смотрит на меня, наклонив голову в сторону, чтобы слышать, о чем говорит человек рядом с ним. — Ага, — отвечаю я, изо всех сил стараясь скрыть улыбку. — Таким всегда занимаются самые тихие люди, верно?

— Наверное, — соглашается она и, бросив последний, но уже слегка озадаченный взгляд на Ника, обращает свое внимание на мужчину, сидящего по другую сторону от нее.

Я делаю глоток вина и улыбаюсь. Это самодовольная улыбка. Можете подать на меня в суд.

* * *

— Тебе было комфортно рядом с Гансом, — комментирует Ник после ужина на обратной дороге в отель. Ресторан, в котором проходила встреча, находится всего в двух шагах от нашего отеля, поэтому мы идем пешком.

— С кем?

— С парнем, который весь ужин не отводил взгляда от твоего декольте, — сухо отвечает Ник.

— А, с ним? Да, он был довольно милым. — Если вам нравятся подобные вещи. — Мария хотела узнать твой номер, — добавляю я вопреки здравому смыслу. Зачем я это говорю? Хочу узнать, что он ответит? Не все ли мне равно?

— Мария?

— Женщина, которая сидела рядом со мной и весь вечер трахала тебя глазами.

— Ммм. Ты дала ей мой номер?

Он немного отстал от меня, чтобы пропустить пару, которая шла нам навстречу, поэтому я не могу посмотреть на выражение его лица. И из всех сил сдерживаюсь от того, чтобы не ударить его локтем прямо в ребра.

— Нет. Я сказала ей, что ты импотент, и, чтобы она не тратила свое время.

— Хм, — бормочет он, его тон ничего мне не говорит. — Интересно.

— Ты хочешь, чтобы я вернулась обратно и дала ей его? Я могу сбегать.

— Нет, ты права. Это было бы пустой тратой ее времени.

— Не можешь втиснуть ее в свой график до нашего утреннего рейса?

Мы входим в отель, и я поворачиваюсь к нему. Но он смотрит не на меня, а на большую рождественскую елку, украшающую вестибюль.

— Так вот что ты обо мне думаешь? — наконец говорит он, встречаясь со мной взглядом. Я испытываю искушение протянуть руку и провести кончиком пальца по его нижней губе, просто чтобы снова почувствовать его прикосновение к своей коже, но останавливаю свою предательскую дергающуюся руку. — Что я с радостью трахну любую, кто предложит?

— Вряд ли она любая. Ты видел ее, она довольно симпатичная. — Честно говоря, мне нужно было сказать ей, что он импотент в дополнение к намекам о доминировании, чтобы подстраховаться.

— Холли, — бормочет он, и я возбуждаюсь. Потому что слышать, как он произносит мое имя вместо «мисс Винтер», всегда ассоциировалось у меня с сексом, а теперь у меня есть сопутствующие этому визуальные эффекты.

— Не знаю… — Я отвожу глаза, чувствуя себя неловко под его взглядом. — Не знаю, что на меня нашло. Это было грубо. И непрофессионально. Прошу прощения.

— Все в порядке. — Он убирает руки в карманы в уже знакомой раздражающей манере. — Мои слова тоже были непрофессиональными.

— Не беспокойся.

И вот так мы заканчиваем наш разговор. Кто вообще говорит: «Не беспокойся»? Только пожилые люди. Одинокие старушки с кошками, и именно так я и закончу, потому что теперь все остальные мужчины для меня мертвы. Ни один из них никогда не сравнится с Ником. И что еще хуже, я больше никогда не смогу относиться к Рождественскому календарю так же, как раньше. Или к рождественским огням. Или к запаху корицы и гвоздики.

«Баварские Медведи». Вкус глинтвейна. Вся нация Германии.

Теперь все это чушь собачья.

Глава 12

— Значит, он рассказал тебе о своих чувствах, а ты его отвергла?

— Я его не отвергала. И он ничего подобного не делал. — Я качаю головой, перебивая Джинджер.

Осталась неделя до Рождества. Я зашла к ней в гости, чтобы отдать пряники, которые купила в Нюрнберге, и рассказать о нашей поездке с Ником. С тем самым Ником, которого я не видела с тех пор, как мы вернулись в Рейнди — Фолс. В понедельник он снова отправился в командировку. В незапланированную командировку. Мой рождественский календарь лежит в ящике стола с нетронутыми дверцами, потому что на этой неделе он должен был быть в офисе.

— Холли, ты сошла с ума? Что именно ты хотела от него услышать? Что он влюблен в тебя? Ты спросила его, почему он поцеловал тебя, и он ответил, потому что захотел. Он сказал, что хотел этого с первого дня знакомства. ПРОСНИСЬ, ХОЛЛИ! — Добавляет она с криком.

— Ты очень взвинчена из — за своего пряничного конкурса.

— Я взвинчена из — за твоего идиотизма.