— Ну, хотя бы у кого — то из нас есть рождественское настроение. — Я облокачиваюсь на стол, подперев ладонью подбородок и надув губы.
— Секс был настолько ужасен? Секс, после самого романтичного поцелуя на церковном балконе, который произошел, вероятно, за всю историю человечества? — и на случай, если я забыла ее позицию по этому вопросу, она бормочет себе под нос, — ты слепая летучая мышь, — но достаточно громко, чтобы я услышала.
— Почему ты ругаешься, как старуха из 1940–х годов?
— Холли. — Произнося мое имя, она вздыхает и загружает пряничную смесь в духовку, затем присоединяется ко мне за столом. — Расскажи мне все сначала. Во всех деталях.
— Знаешь, я не настолько безнадежна в плане романтики. Я старше тебя, — подмечаю я. — Маленькая любительница покомандовать.
— Итак, он поцеловал тебя на балконе в церкви, — начинает Джинджер, игнорируя мое замечание. — И ты потеряла голову.
— Я не теряла голову!
Она бросает на меня взгляд.
— Холли, я потеряла голову, а это даже был не мой поцелуй.
— Ладно, — фыркаю я. — Так и было. Он потрясающе целуется. А в постели он все делает еще лучше. Он внимательный, щедрый и… веселый. — И может быть, только может быть, он не такой полный придурок, как я думала.
— Ну вот. — Джинджер машет рукой в воздухе, как будто пытается что — то доказать. — Он поцеловал тебя на балконе. — Она поднимает один палец, потом снова сгибает его и хмурится. — Нет, подожди. Давай вернемся к началу. Он привез тебя на Рождественскую ярмарку, Холли! Он показал тебе чертов Рождественский рынок. И это именно тот способ, каким бы я соблазнила тебя, если бы пыталась это сделать.
— Хм, это было совсем не ужасно.
— Я высказываю свою точку зрения. Не отвлекайся. — Она снова поднимает палец в воздух, готовая перечислить свой список доводов из пальцев. — Он повел тебя на Рождественскую ярмарку. Он гулял с тобой, пока ты ходила за покупками. — Она делает паузу, чтобы махнуть рукой в сторону пряничных изделий, разбросанных по ее кухонному столу, и одарить меня многозначительным взглядом. Затем она поднимает третий палец. — Потом он отвел тебя в церковь, поднялся с тобой по множеству ступеней, чтобы показать потрясающий вид, и поцеловал! — Джинджер прижимает руку к сердцу и делает драматическое движение, сидя на стуле, будто она падает в обморок. И я начинаю беспокоиться, что она действительно сейчас упадет, только на пол.
— Ладно, хватит, — ворчу я. Она тут же садится обратно, размахивая четырьмя пальцами перед моим лицом.
— И тогда вместо того, чтобы сказать: «Спасибо за поцелуй, сэр», ты спросила, почему он поцеловал тебя.
— Спасибо за поцелуй, сэр? Ты серьезно? — Я смеюсь. — Кто так говорит? В твоей духовке утечка газа или чего — то похуже? У тебя все в порядке с головой?
Джинджер игнорирует меня.
— А потом он ответил, потому что хотел этого. Потому что он хотел поцеловать тебя, Холли Омела Винтер!
Это правда. Мое второе имя — Омела. И даже я признаю, что моя мама, возможно, слишком далеко зашла в своем Рождественском фетише.
— Пять. — Теперь она агрессивно размахивает своими пальцами. — У тебя был секс. И он был отличным.
— Спасибо за то, что не стала вдаваться в подробности.
— Шесть! На следующий день ты напомнила ему, что он твой босс.
— ОН МОЙ БОСС!
— Благодаря тебе, он почувствовал себя жутким мудаком.
Хммм. Может, она в чем — то права?
— Разве он был таким? Неужели он переступил какую — то черту? Тебе было некомфортно?
— Нет. Нисколько.
— Семь. — Джинджер начинает выглядеть слишком самодовольной для моей младшей сестры. — Ты сказала ему, забыть обо всем, что случилось. Ты сказала, что вам нужно притвориться, что этого никогда не было. Восемь! Во время ужина, ты не позволила его члену познакомиться с другой женщиной, хотя, якобы ты больше его не хочешь, но в тоже время, ты и другим не позволяешь иметь его.
Что ж. Это до ужаса точное описание.
— Десять!
— Подожди, а что насчет девяти?
— Без разницы, — пожимает плечами Джинджер. — Уверена, что ты все испортила дюжиной других способов, о которых мне даже не говоришь.
Я громко вздыхаю и закатываю глаза.
— Десять. — Она раскрывает и закрывает свои маленькие ладошки, резкими рывками, растопырив все десять пальцев, как будто этим пытается еще больше акцентировать внимание на моих неудачах. — Ты обвинила его в том, что он кобель.
— Я этого не говорила!
Хотя… Хотя, скорее всего, это именно то, что я сделала, не так ли?
— Ладно. Но технически я извинилась за это, — оправдываюсь я.
Джинджер это не впечатлило.
— Почему ты себя так ведешь? Нас воспитали хорошие люди. У тебя нет никакой трагической предыстории, Холли. Ник не злодей. Ну да, он твой босс. Ну и что? У вас общие цели. Вы оба любите «Летающих Оленей» сильнее, чем любые два взрослых человека во всем мире. Ты сама все осложняешь.
— Я нормально себя веду! И я не пытаюсь все осложнить! Влюбленность сбивает с толку, черт побери!
Джинджер вздыхает.
Я вздыхаю.
— Ты сама это сказала. — Она показывает на меня, а на ее лице ясно читается победа.
— Черт побери? Да. Твоя странная манера ругаться действует мне на нервы.
Джинджер хмыкает и бьет себя ладонью по лбу.
— Нет, не это. Ты сказала про любовь. Ты сказала, что влюбилась в Ника. И не смей брать слова обратно!
Я хочу посмеяться над тем, как она запретила мне забрать мои же слова, но мое сердце бьется слишком быстро, и мне не до смеха.
— Да, думаю, что я это сказала.
— Итак. Что ты теперь собираешься делать? — Джинджер расслабляется в своем кресле, снимая обертку с очередного пряничного угощения, которое я привезла ей из Нюрнберга. Очевидно, она решила, что ее вмешательство в мою личную жизнь почти закончилось.
— Я не знаю. — Затем ко мне возвращается еще одно воспоминание, и бьет меня по голове. Хотя нет, это скорее, как удар под дых. — Он хотел, чтобы я призналась ему, что он мне нравится. Во время… ну, ты знаешь. Пока мы были…
Джинджер смотрит на меня так, словно я какая — то ненормальная идиотка.
— Ты ненормальная идиотка, — подтверждает она.
— Да.
— Исправь это, Холли. Исправь это немедленно, пока не поздно. Не дай этому стать лишь воспоминанием, которое будет преследовать тебя всю оставшуюся жизнь. Потому что именно так и будет. Если ты оставишь все как есть, то вопрос о том, что могло бы быть, будет преследовать тебя, как призрак прошлого Рождества, до самой смерти. И не только это, держу пари, что каждый день, пока вы не вместе, будут умирать ангелы. Прелестные, стеклянные, винтажные. Убитые горем ангелы будут падать с вершин рождественских елок в отчаянии.
— Все не совсем так драматично.
Она пожимает плечами.
— Просто пытаюсь объяснить тебе все на твоем языке.
Я киваю. Она права. Ее слова прозвучали достаточно громко и ясно, думаю, что теперь, я знаю, что мне нужно делать.
— А как же ты? — Спрашиваю я, пристально глядя на нее.
— А что со мной? — Спрашивает Джинджер с полным ртом пряников, сморщив нос в замешательстве.
— Как обстоят дела с твоим сексуальным шеф — поваром?
— Он не мой, — фыркает Джинджер. — Он приехал сюда только ради съемок «Грандиозного конкурса по выпечке пряников», а потом он вернется обратно. Кроме того, он оказался придурком, ворующим пряники.
— Может, тебе стоит дать ему повод остаться, — предлагаю я, игнорируя ее замечание о том, что Келлер — придурок. Не думаю, что он на самом деле такой, каким его считает Джинджер.
— Если бы. Он не из тех людей, кто будет жить в Рейнди — Фолс. Он англичанин. И знаменит. На кулинарном канале у него есть собственное шоу!
— Ну и что?
— Ну и что? Он не откажется от всего ради меня.
— Почему обязательно нужно выбирать? Он все еще может быть британцем в Мичигане.
— Это мило с твоей стороны. Но такие парни, как он не остаются строить свою жизнь в маленьком городке в Мичигане. А моя жизнь здесь. Моя пекарня здесь. Он сбежит, как только шоу закончится.
— Хм. Может быть. А может, и нет. В любом случае, мне пора идти.
— К Нику? — Джинджер выглядит взволнованной, она отряхивает руки от крошек и встает рядом со мной.
— Нет, пока нет. Сначала мне нужно в канцелярский магазин.
— Конечно… — Джинджер растягивает слова, глядя на меня как на сумасшедшую. — Это звучит правильно…
Глава 13
После быстрого посещения канцелярского магазина, я провожу остаток вечера, занимаясь рукоделием. И размышляя. И мечтая. Создаю своего рода доску желаний в голове.
А потом я выбрасываю свой Рождественский календарь.
Ладно, сначала я вытаскиваю оттуда все конфеты. Но это все равно считается.
В понедельник я рано прихожу на работу, с новым календарем, засунутым в сумку, и в полной решимости. Потом я жду Ника. Сегодня он должен вернуться в офис, и это хорошо, потому что мне необходимо его увидеть. Сегодня, сейчас. Я не могу больше ждать ни минуты. Потому что Джинджер права: каждый день, когда я веду себя, как настоящая трусиха, ангелы падают и разбиваются.
Меня пробивает дрожь из — за нервов, но так и должно быть. Держу пари, Рудольф тоже нервничал, когда ему предложили быть в упряжке саней Санты. И, конечно же, Гринч был в ужасе от того, когда осознал, что его сердце выросло до нормального размера. И, бьюсь об заклад, Скрудж был очень встревожен, когда наконец — то понял, что в его жизни настало время больших перемен.
Я готова познать истинный смысл Рождества.
Любовь, какая бы она не была. Даже если это любовь к слегка сварливому, но слишком привлекательному боссу. Даже если отношения с упомянутым боссом — не самая умная идея в мире. И даже, если у ваших с ним свиданий есть потенциал быть очень неприличными. Я собираюсь признаться во всем и рискнуть ради нас.
И, возможно, это самый огромный шанс, который выпадает раз в жизни. И, скорее всего, всем, кроме меня, было известно, что Ник заинтересован во мне. Или был заинтересован. Есть вероятность, что сейчас он изменил свое мнение и решил, что я не стою хлопот. Или может ему не интересно то, что важно для меня. Например, ходить куда — нибудь ужинать. Или смотреть рождественские фильмы в июле. Или постоянные поцелуи.