Минут через семь Том глубоко вздохнул, откинул шлем на спину, потер покрасневшие глаза и сделал еще один глоток.

— И что поделывает наша полицейская машина? — спросила Нэлл.

— Да то же, что и утром: накручивает круги вокруг Ио, — улыбнувшись, ответил он.

— Поднимая орбиту?

— Ну а как же.

— А я выяснила, что в составе Точки совсем нет дейтерия, — сообщила Нэлл. — Ну, или его так мало, что я не смогла его обнаружить. Зато очень много кислорода-18. Странно, правда?

Том посмотрел на нее с интересом.

— Ты совсем не боишься, — заметил он.

— Точку? А чего ее бояться?

— Рой. Но на самом деле это не важно. Я имел в виду «бояться» как общее состояние организма.

Нэлл улыбнулась и покачала головой.

— Нет, я не боюсь, — ответила она. — Если я умру здесь, это будет лучше всякой другой смерти. Здесь я счастлива, и моя жизнь полна смысла. А там, — она неопределенно махнула рукой в стену, обращенную в сторону Солнца, — ничего этого не будет. Если уж и падать, то с самой высокой вершины.

— А как же семья? — тихо спросил Том. — Твой муж, твоя дочь?

— У меня нет ни мужа, ни дочери, — жестко ответила она. — Джон ушел от меня два года назад. Сейчас он снова женат и, если верить слухам, они уже ждут ребенка.

— Прости, Нэлл. Я не знал.

— Чепуха, Том. Мое сердце не разбито.

Она помолчала, собираясь с мыслями.

— Конечно, мне было очень жаль его терять, особенно в первый год. Нельзя прожить с человеком двадцать лет, а потом просто выкинуть его из головы. Но сейчас я не вернулась бы к нему, даже если бы он попросил. Прошлое осталось в прошлом.

— А дочь? Она осталась с ним?

— Нет, — ответила Нэлл и надолго замолчала.

Она больше не была кошкой на кашемировом платке. Привычная боль стала острой, как будто она невзначай укусила что-то больным зубом. Том тоже молчал, не сводя с нее глаз, и что-то внутри нее требовало взломать это молчание, рассказать, наконец… и может, что-то понять самой.

— Моя дочь ушла к этим… последователям Бо Тяня, — вымолвила она наконец. — Назад к природе, стать как животные, «раздели с ними мир» и прочее. Уже больше трех лет у меня нет от нее никаких известий. Она не ответила ни на одно мое письмо.

— Я что-то слышал о Бо Тяне, — нахмурившись, сказал Том. — Но мне казалось, что это такой чудаковатый исследователь дельфинов. Или это другой Бо Тянь?

— Он помешался на своих дельфинах! — гневно выкрикнула Нэлл. — И детей с ума свел! Элис была разумная девочка, хорошо училась в колледже, собиралась поступать в Институт Моря во Флориде… и чем все это закончилось? Жизнью на атолле в шалаше из банановых листьев, сбором ракушек на завтрак и вечерними танцами под тамтамы! Без книг, без интернета, без связи с внешним миром… И если их еще не поймали на наркотиках, далеко не факт, что они их не употребляют!

— Мы с Джоном, конечно, тоже наломали дров, — добавила она тихо. — Пытались вернуть ее силой, судились… нанимали детектива. Все закончилось тем, что она выплюнула нам в лицо, что ненавидит нас обоих и наш образ жизни, и не желает иметь с нами ничего общего. Ей уже исполнилось восемнадцать — имела право.

— Мне очень жаль, Нэлли, — сочувственно сказал Том, беря ее ладонь в свои. — Мне правда очень жаль.

Нэлл глубоко вздохнула и закрыла глаза.

— Сейчас я бы все сделала иначе, — тихо сказала она. — Мэри Митчелл сказала мне потом: дети приходят в мир через нас, но не от нас, и принадлежат не нам, а себе, мирозданию, Богу и своей судьбе. Сейчас я отпустила бы ее даже к Бо Тяню, если бы знала, что она может вернуться… и если бы она знала, что я все равно люблю ее.

— Она вернется, Нэлли, — сказал Том. — Ты сможешь ее вернуть.

— Это вряд ли, — с горечью ответила та. — Я упустила свой шанс.

Следующие несколько дней прошли без особых происшествий. Станция работала как обычно — по крайней мере, на первый взгляд. Ставились и приносили свои результаты запланированные эксперименты, писались отчеты. В облаках Большого Красного Пятна летело третье «Крыло». Один из зондов типа «Путник» исследовал Гималию, второй с облетной траектории изучал мелкие спутники группы Пасифе. Бурильная установка на Канамара Чаос проходила по 3 сантиметра льда в сутки. Многочисленные биологические эксперименты также шли своим чередом.

И все эти дни прошли в напряженном ожидании — неизвестно чего. Угольный Рой ежесуточно поднимал свою орбиту на 800-900 километров, оставаясь при этом компактным образованием с резким краем. Узкое кольцо, густо-черное на фоне яркой Ио и серое на фоне космоса, все расширялось, приближаясь к той незримой границе, что отделяла область преобладания гравитационного поля Юпитера от локального поля его спутника. И пока кольцо просто расширялось, пока его поведение «сегодня» было таким же, как и «вчера», это давало иллюзию его предсказуемости — хотя бы на ближайшую пару дней.

Каждый день завтраки, обеды и ужины превращались в поле жарких дебатов. Каждый раз, когда в кают-компанию входил кто-либо из бортинженеров, все разговоры разом смолкали и все головы поворачивались к вошедшему с немым вопросом. «Что нового?» — спрашивали они друг друга по десять раз на дню и лично, и в «кейки». И каждый думал, что же будет потом, когда Рой таки окажется на орбите вокруг Юпитера. Куда он двинется дальше? Какова его цель?

Как-то под вечер Нэлл получила очередное письмо от Майкла Бейкера.

— Сегодня прошло совещание стран участниц Космического клуба на уровне министров обороны, — сообщил он. — Меня там не было, но по слухам, обсуждалась стратегия на случай, если Рой двинет на Землю. Поговаривают об отмене моратория на испытания гамма лазера и даже о возобновлении финансирования платформы «Нимиц». Я могу ошибаться, — желчно добавил он, — но, на мой взгляд, военные пребывают в приятном возбуждении от этой ситуации. Симпатии общества теперь на их стороне, не говоря уж про финансирование всяких небесспорных исследований и прочие бонусы.

Тем же вечером они обсуждали эту новость в кают-компании.

— Я очень надеюсь, что дальше разговоров дело не пойдет, — мрачно говорил Пол. — Если «Нимиц» таки будет построен, от политического равновесия в его нынешнем виде ничего не останется. Хуже того — мы сами повесим над собой дамоклов меч.

— А какие у нас есть альтернативы? — возражала Линда. — Если частицы Роя — «живые» по Гавиле, то, добравшись до земной биосферы, они легко могут устроить нам…э-э… — она стрельнула взглядом в Макса, — как это говорят русские, полярную лисицу.

Макс хмыкнул.

— Полярную лисицу? — недоуменно спросил один из японцев, Кэндзи Куроки. Второй что-то быстро ответил по-японски, и тот бледно улыбнулся.

— Нет, это вряд ли, — покачивая в руках стакан с соком, возразила Нэлл. — В отличие от Ио, на Земле есть кислородная атмосфера. При попытке пройти сквозь нее они попросту сгорят.

— Если они будут тупо ломиться по баллистической траектории, то да. А если нет?

— Неважно, по какой траектории они войдут, — нетерпеливо ответила Нэлл, — Углеродные наноструктуры быстро окисляются в присутствии свободного кислорода и фотонов даже видимого света, я уж не говорю про ультрафиолет. Атмосфера Земли для них ядовита в любом случае.

— Это твои умозаключения и не более того, — хмуро заявила Линда.

— Все, что есть у каждого из нас — это только умозаключения и не более того. Никто из нас не имеет опыта боевого столкновения с Роем.

— Пока, — сказала Линда.

— Пока, — согласилась Нэлл.

— Мне кажется, мы слишком ослеплены любовью к своей родине, — вдруг мягко сказал Кэндзи Куроки. — Изо всех планет Солнечной системы Земля нам кажется самой привлекательной. И мы невольно поддаемся иллюзии, что все остальные должны чувствовать это так же, как и мы. Но ведь у каждого своя родина и свои представления о прекрасном. Что нужно существам, живущим в недрах Ио? Ио, не Земля.

— Я бы согласилась с тобой, Кэндзи, — подала голос Марика, — если бы Угольный Цветок остался там, где он возник. Но, как видишь, он стремится куда-то еще…