Потекли минуты. Нэлл, оцепенев, смотрела, как Виночерпий ползет вокруг Четырнадцатой, вычерчивая в неярком льду ослепительно белую линию-канавку. Синхронно движению Виночерпия вычерчивался конус на модели ледяного монолита. Десять сантиметров в минуту. Половина дуги окружности в час. Нэлл не слышала, но живо представляла себе пронзительный оглушающий визг, дробящий лед.

Наконец, конус замкнулся, и резак, помедлив, выдернул свои зубья из канавки.

— Том, у меня нет слов, — сказала Нэлл. Ее больше не трясло от напряжения — напряжение легло тяжелым комом где-то внутри, кольцом стянуло желудок.

— Не хвали раньше времени, — пробурчал тот. — Сейчас начнется самая стрёмная часть нашего плана. Я такое только на тренажерах делал.

Из Виночерпия плавно выдвинулась тяжелая штанга противовеса. Многосуставчатый манипулятор, похожий на костлявую шестипалую руку, медленно опустился на Точку сверху и вогнал острые зубья в рыхлую белую канавку. Мощность излучения Четырнадцатой тут же скакнула вниз, и Нэлл чуть не подпрыгнула в ложементе. Через мгновенье она поняла, что так оно и должно было быть — манипулятор Виночерпия закрыл Точку от Солнца.

Пару минут ничего не происходило — и Нэлл уже шумно выдохнула воздух, когда стальные зубцы медленно поползли вверх, крепко вцепившись в выпиленный ледяной конус. Ледяная крошка посыпалась вниз, в черную яму. Заходящее солнце бросило на неровную поверхность конуса молочно-белый свет, разбившийся на тысячи крошечных радуг.

— Том, — прошептала Нэлл.

— Тихо, — хрипло ответил тот.

Манипулятор плавно поднимал ледяной конус с Точкой верх — с каждой секундой все увереннее и быстрее. Когда острый конец конуса показался из ямы, суставчатая рука согнулась, перенося конус на полтора метра правее. Еще три минуты — и острие конуса стукнулось о дно контейнера Виночерпия.

Нэлл услышала, как Том чертыхнулся сквозь зубы. Стальная рука дрогнула, приподнимая свою ношу на пару сантиметров вверх, потом снова опустила. И еще раз. И еще. Нэлл поймала себя на том, что сидит, вцепившись обеими руками в подлокотники. Наконец, ледяной конус замер на несколько секунд, и гибкое дно контейнера плотно обхватило его, зафиксировав намертво. Крышка контейнера закрылась.

Нэлл услышала долгий глубокий выдох.

— Мы сделали это? — вроде как удивленно сказал Том. — Охренеть.

— Ты сделал это, — возразила Нэлл. — Я лишь путалась под ногами, отвлекала и мешала.

Он прислал смайл: два бокала с шампанским чокнулись с тихим звоном.

— А мне нравится, как ты путаешься под ногами.

Виночерпий между тем втянул противовес и собрал в короткий ежик выдвигающиеся «пальцы» манипулятора.

— Не сходить ли нам пообедать, а, Нэлл? Тележка теперь и сама доедет, дорога проторена.

— Страшно ее оставлять, — жалобно ответила она. — А вдруг с ней что-нибудь случится?

— А ты убережешь ее силой своего взгляда, да? — добродушно усмехнулся Том.

Виночерпий плавно развернулся и двинулся обратно к посадочной платформе, следуя точно по своему следу. Солнце стояло совсем низко, и от любой неровности почвы к горизонту тянулись длинные черные тени. Бесконечная тень Виночерпия ползла вслед за ним, как диковинный призрачный хвост.

В кают-компании было людно и шумно. Биологи сдвинули столы и снова жарко спорили, поминутно повышая голос и размахивая вилками. У Марики пылали щеки, кудрявые черные волосы торчали в разные стороны. Даже невозмутимые японцы больше не выглядели невозмутимыми.

— Пару раз в месяц Мелисса балует нас настоящей говядиной, — объявил Том, открывая свой контейнер. Нэлл повела носом — пахло действительно очень вкусно.

Они сели за свободный столик, спиной к остальным.

— Мне и креветки очень нравятся, и салат, — улыбнулась Нэлл. — Вообще, когда я летела сюда, то думала, что на Юноне питаются одним планктоном.

— Да, это известная фишка Флоридского центра: напугать клиента заранее, чтобы не расслаблялся. Хотя, — добавил он, уже жуя, — планктоном питаться тоже приходится.

Они ели в молчании, посматривая друг на друга, и молчание это было спокойным и легким. Спокойствие исходило от Тома, как свет от солнца, как тепло от камина, и Нэлл чувствовала, что свинцовое напряжение последних дней медленно тает, растворяется в пушистом ощущении уюта. Она подумала, что неплохо бы уговорить Майкла Бейкера включить Тома в число соавторов их исследования, а если не получится, то как-то иначе отметить его вклад, и стала мысленно сочинять слова благодарности Тому в конец своей пилотной статьи.

Потом в кают-компанию вошел Дэн Венфорд, взял свой контейнер и подсел к ним.

— Ну, как оно? — спросил он, улыбаясь.

— Полный порядок, — ответил Том. — А у тебя?

— Завтра к вечеру выведу шестнадцатый Ио-Орбитер на базовую полярную орбиту, — ответил тот. — Удачный экземпляр попался, провел самодиагностику без единого замечания.

— Ну, Бог в помощь.

Дэн перевел глаза на Нэлл.

— А у вас как дела? — с любопытством спросил он.

— Как, как, — проворчал Том. — Розги уже мокнут в соленой воде. После ужина нас депортируют за кражу и высекут, как полагается.

Дэн с упреком посмотрел на него.

— Ты бы не шутил так, капитан, а то, знаешь ли, Создатель любит тонкую иронию...

Нэлл рассмеялась.

— Все у нас отлично, Дэн. Через пару часов доберемся до стартовой платформы — и можно будет взлетать. Послезавтра к вечеру она будет здесь.

— Уважаю твою выдержку, Нэлл, — сказал Дэн, принимаясь за еду. — Я бы плохо спал ночами, честно.

«Много ты знаешь про мои ночи», — подумала она.

Биологи зашумели еще громче, потом засмеялись. Застучали отодвигаемые стулья, кто-то уронил на пол вилку. Нэлл обернулась и встретилась взглядом с сияющей раскрасневшейся Марикой. Та показала ей два пальца, сложенные буквой V. Нэлл, улыбнувшись, приподняла свой стакан с соком и сделала вид, что чокается.

«Вечером обязательно поймаю ее и расспрошу, что у них случилось», — подумала она.

Отловить Марику получилось только поздно вечером, после взлета «Виночерпия» с Ганимеда.

— Строго говоря, про подледную биосферу Европы мы до сих пор ничего не знаем, — рассказывала она. — Даже под Пвиллом толщина льда превышает пять километров. Все, что нам доступно для изучения — это местные экстремофилы, обитатели трещин и водных карманов. Судить по ним об обитателях глубинного океана — все равно, что судить о земной биосфере по каким-нибудь термофильным прокариотам, обитающим у жерла «черных курильщиков».

— Значит, глубоко подо льдом могут быть и высокоразвитые существа? Даже разумные?

— Разумные? — Марика засмеялась. — Да нет, это вряд ли.

— Почему вряд ли? — спросила Нэлл.

Марика на пару минут задумалась.

— Понимаешь, это очень сложный вопрос. Происходит ли глобальное развитие каждой биосферы одинаковым образом, повторяя определенные этапы, или же нет. Если повторяет, то современная биосфера Европы грубо соответствует земной биосфере примерно полтора миллиарда лет назад. Так считает группа Токахаши, и Линда склоняется к тому же мнению. Сначала прокариоты, потом, через симбиоз нескольких прокариотов — сложная эукариотная клетка, потом, через колонии эукариотных клеток — многоклеточный организм, и лишь потом — развитие нервной системы и в отдаленной перспективе — разум. Пока мы не нашли на Европе ни одной эукариотной клетки. Все шестнадцать экзобактерий, известных на данный момент, грубо аналогичны древнейшим бактериям и археям Земли.

— Погоди. А разве красные нитевидные водоросли Европы — не многоклеточные? Я помню, пятнадцать лет назад эти водоросли стали настоящей мировой сенсацией, их даже на кошачьих форумах обсуждали…

— Нет никаких водорослей, это очередная журналистская утка, упрощение для обывателя. То, что было названо красными нитевидными водорослями, на самом деле не единый многоклеточный организм, а замкнутая колония нескольких видов микроорганизмов, в определенном смысле — замкнутая мини-биосфера, не нуждающаяся в обмене веществ с окружающей средой, а только в притоке энергии.