Скажут, что Академия не церковь, что там не проповедуют и что певец Орлеанской девы был красой ее - но с тех пор Cuvier исполнял строгое завещание добродушного Монтиона, и Академия навсегда приняла на себя сию обязанность. Скажут, что Гюго образцовый муж, образцовый отец семейства, но Академия, но публика знают его по некоторым пьесам, по множеству стихов, кои не могут быть образцовыми в нравственном отношении.

22 февраля. Я не успел кончить дневника моего, ибо с утра до вечера был три дня в хлопотах. M-me J приняла меня в своей уборной, которую убрала она во вкусе маркизши Лудв‹ига› XV, и обещала отправить с Лебуром несколько книжек, о коих уведомлю в конце письма. От нее прошел я к б‹аронессе Мейендорф›, которая познакомила меня с прелестными стихами гишпанскими и с адвокатом-оратором Berryer, коего по сие время знавал я только au Palais de Justice и в камере депутатов. Она учится по-гишпански и перевела мне несколько оригинальных стихов, кои хотелось бы мне запомнить. К ней сбирается весь высший* круг, по воскресеньям, до обеда; но немногих принимает она в тот же час по субботам. Я рад был встретить Берье и поболтать с ним о деле и о музыке. Он любит жить и любит жизнь в большом свете и с артистами; страстен к итальянской музыке и в связи с Россини и проч., но охотник говорить и о делах государственных; несмотря на легитимизм, видит его с высока, так, как и все вещи и людей, имеющих влияние на были и небылицы века сего. От любезной ветреницы прошел он к С‹вечиной›, которая не надивится универсальности и его глубокомыслию и таланту, с коим и то и другое выражает он в речах своих и в разговоре. Возвращаясь от М‹ейендорфши›, встретил я (полуотставного тогда, а сегодня уже совершенно отставного) министра Гизо; мы пожали друг другу руку, и он приглашал меня в свой скромный домик Rue Ville TEveque, где я видал его чаще, нежели в министерских палатах его Сен-Жерменского предместья. Вечер провел у С‹вечиной› и кончил у Ш‹ленкур› с русскими дамами и с литератором St. Felix; но один из примечательнейших дней в моей парижской жизни - воскресенье первое поста, 21 февраля. В одно утро слышал я две проповеди: одну в соборе Notre-Dame, где молодой (34 лет) Лакордер проповедовал или, лучше сказать, импровизировал с необыкновенным красноречием, с чувством непритворным и с верою истинною и внутреннею. Я приехал туда в одиннадцать с половиною и нашел уже почти всю церковь полною; кое-как пробрался я поближе к кафедре, у коей приятель заготовил для меня стул. В час вся церковь, огромная и пространная, с хорами и переходами, наполнилась большей частию молодежью; на хорах были и дамы. Парижский архиерей с причетом и четверо других епископов прибыли к проповеди. Лакордер, хотя слабый грудью и расстроенный потерею недавно матери, говорил час, с искренним, сильным убеждением. Я еще ничего подобного во французских церквах не слыхал. В Берлине слыхал я часто Шлейермахера, в Англии и в Шотландии других знаменитых проповедников, но католического сильного оратора слышу я в первый раз, и какого же? Не подражателя другим образцовым французским ораторам, а самобытного, оригинального. В Лакордере есть много боссюетовского, но это Боссюет, прочитавший Ламене и знающий умственные буйства нашего века, рационализм и мистицизм Германии, сен-симонистов и проч. Иногда он удивляет глубокомыслием, как Паскаль, и смелыми, оригинальными оборотами и выражениями, кои в другом показались бы площадными. Он приводил слушателей в какой-то энтузиазм и точно поражал их словом своим. С каким глубоким знанием натуры и характера некоторых систем философских обозрел он их хотя бегло, но достаточно для убеждения слушателей. Он характеризировал рационалистов и мистиков. Первых находит уже в веке Августа, а потом за три столетия до нас. Последних доводит он до самого пункта, где они прикосновенны, так сказать, самой церкви, и здесь остановился он в сей блистательной и верной характеристике, до следующего воскресенья. Были движения истинно ораторские, но как их упомнить! Я записал некоторые обрывки, кои напоминают мне только мысль его, но порывы красноречия неосязаемы и должны быть представлены в связи с главною мыслию. В заключении прекрасно сказал он, кажется, о слове божием, в коем красоты неистощимы. "Il n'y a rien de nouveau sous le Soleil, mais le Soleil est tous les jours nouveau". Мне хотелось передать вам хотя несколько красот его ораторства, но невозможно. Боюсь так же испортить, как записки Шатобриана.

Из собора, проникнутый и растроганный Лакордером, прошел я в другую церковь в Сен-Жерменском предместье: St. Thomas d'Aquin; самая модная аристократическая. Там проповедует Revellion, иезуит, поступивший в орден из генерал-адвокатов и даже живший на испытании и в уединении более 10 лет. Он пользуется большим кредитом у легитимистов, и церковь так же была полна, как Notre-Dame, но преимущественно аристократками и легитимистами. И здесь едва нашел место близ кафедры. Иезуит декламировал sur les malheurs du terns, sur la societe ebranlee dans ses bases et sur des lieux communs dans ce genre; parce qu'il n'y avoit que peu d'elus, и эти избранные едва ли не в Сен-Жерменском предместье. Он сравнивал этот остаток немногих верных с плодами, оставшимися на дереве, которое уже отрясено бурею и садовниками. Но эти плоды, кои, несмотря на потрясение дерева, не спали с него, не дозрели и обыкновенно кислы. "Се sont des fruits peu murs et aigres", - прошептал я вслух. Соседка моя поморщилась. Выслушав проповедь, я сказал: "C'est un sermon pour le Faubourg". Соседка моя отворотилась от меня, а я поспешил на обед к Лукуллу Т‹юфяки›ну; mais l'impression produite sur mon ame etoit encore toute vivante; j'ai bien senti et je l'ai su apres que tous les sermons de Lacordaire sont improvises; il n'en fait prealablement que la charpente et puis il parle d'inspiration, sans s'embarrasser du public qui l'ecoute, ne poursuivant que la pensee, et produisant des emotions qu'il eprouve lui-meme; il presente le Christianisme comme la face la plus lumineuse, que la verite ait revetue, apres avoir trace en grands traits les ombres du Paganisme, dans toutes ses revolutions. Lacordaire prechera encore sept fois, jusqu'apres Paques, et puis une fois dans la chapelle de l'institut Chateaubriand. Puis il compte partir pour Rome et у rester, deux, trois et peut-etre meme cinq ans, pour se remettre et у etudier. Il n'aura pas de grands maitres pour l'eloquence chretienne, mais il sera a la source de grandes inspirations, et apprendra a connaitre l'eglise de Rome sous d'autres points de vue. La derniere fois il у a ete avec Lamennais.

Mrs. Trolopp parle aussi d'un sermon de Lacordaire, mais elle dit encore moins de celui qu'elle a entendu: elle se borne a decrire le temple et la foule et ne cite que son propre bavardage.

После таких духовных предметов как описывать обед Т‹юфяки›на и трюфли и страсбургскую говядину? Вечер у С‹вистуновой› с милой Л‹абори›, с отцом ее; der Alte ueberall und nirgends! Он был всем и при всех и во все эпохи французской истории, после революции. Помнит все, знает всех - и охотно рассказывает, что видел, слышал за*-годами.

Вы уже знаете о новом министерстве: маленькие журналы, распределяя по местам старых, рассадили кого в банк, кого в иное место, Mr. Persil au Jardin des Plantes.

24 февраля. Вчера слушал я еще одного превосходного проповедника в церкви Успения богородицы, также модной и аристократической: это аббат Кёр (Соеиг), 29 лет. Он говорит с неприятным напевом, но с такою возвышенностию в мыслях, с такою силою и определительностию выражений, что многие - но не я - ставят его выше Лакордера. Il est toujours a la meme hauteur. Откуда взялись все эти таланты? С тех пор, как правительство не покровительствует им - кафедры наполнены прекрасными духовными витиями и церкви слушателями. Кёр проповедует три дня в неделю, и в конце поста из проповедей его составится нечто целое, полное. К сожалению, в воскресенье он говорит в одно время с Лакордером. Любители духовного ораторства делятся здесь на лакордеристов, равиньонистов, кёристов и проч. У первого больше молодежи и публика несравненно многочисленнее. Mrs. Trolopp обманывает, говоря, что он жестикулирует: нельзя быть проще и непринужденнее. От проповеди прошел я к Рекамье, где встретил в первый раз жену Шатобриана, худощавую, умную старушку - супруг обращается с нею с большою и искреннею почтительностию. Тут был и Т. H, секретарь здешнего Государственного совета, который накануне представлялся своему начальнику, новому министру юстиции, Sauzet, сказав ему: "Que c'etait au 27 garde des Sceaux qu'il faisait son compliment"; a H не старик.