Был, нашел толпу во всех комнатах, кучу стихов и брошюр на столе и уехал еще на вечер.

Вчера, после обедни, ходил я с Циркуром в рабочую живописца Лароша, любовался его проектами и зародышами картин его, и любезничал с его милою женою, дочерью Берне. От Лароша прошли мы к тестю его; застали его с кистью в руках, обложенного алжирскими трофеями, французскими мундирами, алжирскими и азиатскими булатами. Ученик его дописывает картину, изображающую парад Наполеона в Тюльери. Берне писал ее по заказу государя, и она скоро отправится в С.-Петербург. В ней много искусства, истины, жизни. Наполеон в толпе своих маршалов и генералов, перед строем старой своей гвардии: лицо каждого рядового характеристическое и носит на себе печать родины. Берне желал в этот строй собрать физиономии из каждой французской провинции. Портреты маршалов, генералов, принца Евгения - разительны сходством, как уверял меня их сослуживец, тут же случившийся. Берне избрал преимущественно тех маршалов для этой картины, кои умерли на поле чести или, подобно Мортье, другою насильственною смертию. Он заметил, что недаром доставалась честь быть сподвижником Наполеона. Мы угадали портреты Лана, Бертье, Мортье, Дюрока, Жюно, Мюрата, Лассаля и проч. Кони их достойны кисти отца его, Карла Берне: так и пышат огнем битвы; один белый конь Наподеона спокоен, как всадник его в сражении. Над сизою шиферною кровлею древнего Тюльерийского дворца носятся черные, разорванные облака, и ветер наклоняет перо Мюратовой шляпы. "L'orage vient du NorcU, - сказал мне значительно живописец.

За полночь. Я провел вечер у маркизы Лагранж - и необыкновенно приятный. Я нашел там сначала Апони, Мюрата, племянника экс-королевы, коего милую жену знавал во Флоренции, и Ламартина: он говорил о рентах, и все его слушали, ибо он говорил с жаром, почти красноречиво и даже понятно и для незнатоков этой финансовой специальности. Уверяют, что если министерство настоит на прежнем своем мнении, то камера перов охотно отбросит резолюцию камеры депутатов; но надолго ли? Барона д'Экштейна поблагодарил я за его прекрасный подарок: он прислал мне два экземпляра своей рецензии на статью Гизо о религии и познакомил меня с духом автора новой книги "Histoire de la vie de J. C. et de sa doctrine", которую недавно издал Сальватор. В этом же салоне долго разговаривал я с баварским посланником. К полночи съехались дамы и большею почти частию красавицы. Разговор оживился. Я заслушался одной дамы, которая очаровала барона д'Экштейна и меня мыслями вслух и сердечною исповедью о преимуществах прекрасного пола во Франции перед немецким и даже английским. Жалею, что не могу вспомнить одной сердечной мысли, превосходно выраженной или, лучше сказать, брошенной с непритворною небрежностию. Она не хотела повторить фразы, а может быть, и не умела. Завтра увижу ее у Циркура и наведу на тот же разговор: авось не будет ли второго издания этой фразы!

1 мая/19 апреля 1839. Сегодня празднуют Филиппа; в первый раз еще (по крайней мере, сколько я помню) солнце светит и греет в этот день парижан. Все вокруг меня в движении: я живу между булеваром и Тюльерийским садом. Народ рад случаю погулять и пображничать. На Елисейских полях и в других кварталах выставлены театры, но я когда-то уже описывал эти народные увеселения - и теперь все то же, хотя с 1830 года так называемая чернь, которая здесь в синих балахонах, сделала некоторые успехи в благопристойности. Из дощатых стен балаганов не льется уже вино, и толпы не рвутся уже за колбасами и окороками. {1}

Завтра пять академий собираются в ротонде института; но я не успею уже отдать вам отчета в чтениях. Жалею, что не описал вам последних чтений Шатобриановых "Загробных записок" (d'outre-tombe). В них современная история не одной литературы. Статья о смерти герцога д'Энгиенского написана пером Тацита-Боссюета. Много новых откровений об участии некоторых лиц в сей кровавой ошибке Наполеона. С правосудием историка, с высоким беспристрастием христианина, судит автор генерала Гюлена - председателя, судей-губителей, Савари - слепого исполнителя приговора, Талейрана - советника Наполеонова и самого Наполеона. Он сообщает несколько слов из письма Талейрана, кои удалось ему упомнить. Шатобриан после этого политического злодеяния вышел в отставку и уехал в южную Францию. Он нашел в Лионе Баланша и с ним посетил древний монастырь ордена Молчания (ordre du Silence, la Chartreuse), близ Гренобля, гостил в Колете у m-me Сталь и прекрасно описал ее тоску по парижским салонам, в ссылке на Женевском озере: "Mais elle aimait le monde! L'exil lui etait impossible! Quel malheur: d'avoir de la gloire et la vue des Alpes! Elle conservait sa royaute et sa couronne, tandis que sont devenues les filles des rois, etc. etc. Il en est des douleurs comme des patries! chacun a la sienne!".

В этом же чтении познакомил он нас с своей умершей сестрою и прочел нам несколько из ее прелестных писем, глубоким чувством проникнутых. В них "вся душа ее слышна". Она скончалась в аббатстве, в Париже, в произвольном заточении. Ее похоронили с бедными - и Шатобриан не мог отыскать ее могилы, не знает и теперь, где скрыт прах ее. "Dieu saura reconnaitre ma soeur". В ее эмблеме и в девизе - вся жизнь ее: "une lune dans le nuage", с надписью: "souvent obscurcie, jamais ternie". Вот последние слова в статье Шатобриана о сестре: "Soyons doux, si nous voulons etre generalement regrettes".

Вот еще новое явление в документальной истории Франции. Martin Boisy издал рукопись Лудвига XVIII. В предисловии говорится о политической жизни короля до обнародования хартии 1814 года. Оригинал сей рукописи, рукою короля писанный, хранится в здешней публичной библиотеке, для всех доступной. Fac-simile в изданной книге совершенно сходно с теми собственноручными рукописями короля Лудвига XVIII, которые сам я видел в Московском архиве, в разряде Affaires des princes. Нельзя сомневаться и легко удостовериться в истине (authenticite) этой рукописи. Вследствие поверхностного обозрения мне показалось, что некоторые из них читал я также в Московском архиве. Эта рукопись должна разочаровать либералов насчет Лудвига XVIII. "Le manuscrit que nous publions, говорит издатель, apporte un document inattendu a l'histoire: il vient renverser les versions ecrites et les traditions les plus accreditees sur le compte de Louis XVIII". {2}

Не вхожу в область политики и возвращаюсь к невинным поэтам. "Les recueillemens poetiques" Ламартина вам уже известны; по крайней мере строго-добродушный Ste Beuve познакомил вас с ними в "Revue des Deux Mondes". Разбор его огорчил, кажется, Ламартина; но кто не согласится с критиком в его упреках поэту-депутату за презрение к первой славе его, по крайней мере к первой виновнице славы его - к поэзии? A propos de "la Revue des deux mondes": читаете ли вы "Кесарей" Шампаньи, умного сына бывшего наполеоновского министра? {3} Укажу еще на примечательные литературные явления. Туркети - преимущественно поэт католицизма; Роншо - певец первых впечатлений и природы; с своими думами и с планом поэмы он уединился на границе Швейцарии, в Вогезские горы; Фудра - новый баснописец. В романах - m-me Ансело; в поэтических легендах - m-me d'Hautefeuillee, автор "Le lys d'Israel": она кажется, забыла, что есть предметы, которые должны быть и в истории неприкосновенными - цветы поэзии блекнут перед простотою евангельского повествования. В философии - психология аббата Ботеня; примечательно в нем рассмотрение разных, так называемых систем философии, в XVIII и XIX веках господствовавших, от шотландской школы до мнимого эклектизма Кузеня и проч. (Две части, а после выйдут и другие). Лакордер издал "Sur l'ordre des precheurs", который он намерен восстановить во Франции, приняв благословение папы в Риме, куда он недавно отправился. NВ. В протестантском журнале "Le Semeur" надобно прочесть рассмотрение "Le Lys cTIsrael" de m-me d'Hautefeuillee и брошюры Лакордера о Доминиканском братстве: audiatur et altera pars, особливо в истории!