— Нет, не надо! А-а-а-а! — и замолчала, понимая, что ее возражения теперь уже абсолютно бессмысленны.

Но так болезненны были вбивания 'кола', и так обидно было терять девственность вот так, за здорово живешь, что слезы моментально покатились из глаз, и Маринка, вздыхая и охая в такт наглых вторжений в сокровенные свои глубины, потихоньку начала всхлипывать и некрасиво шмыгать носом. Боль, резкая и какая-то промозглая, уступила место боли пекущей, неприятной. 'Инородное тело', ритмично вторгающееся в нее, казалось откровенно неподходящим по размеру, и Маринка, потихоньку подвывая от боли и обиды, попыталась вытолкнуть его из себя. И ей это даже удалось. Но тут обидчик, оскорбившись внезапной непокорностью жертвы, резко задрал ее ноги, забросив на свои плечи, и вновь ворвался немилосердным победителем, причинив еще большую, чем раньше, боль. Марина плакала, размазывая тушь по щекам. Но насильник не обращал на это ни малейшего внимания. Он лишь откинул голову назад, закрыл глаза и методично вгрызался в несчастную Маринкину плоть. И когда от боли она готова была взвыть во весь голос, не стесняясь уже быть услышанной Лариской и ее кавалером, Андрей вдруг зачастил, вбивая себя в нее еще глубже, чем раньше, еще больнее и грубее, закудахтал в такт движениям:

— О, маленькая, о, детка, о, о, о, моя сладкая…

Вдруг резко остановился, обмяк и, наконец, оставил в покое истерзанное Маринкино тело. Лицо его, еще несколько мгновений назад сосредоточенное на удовольствии, расплылось в блаженной улыбке:

— Ну вот, киска, а ты говорила 'Не надо', - гаденько произнес он. И в этот момент взгляд его упал на 'инструмент'. — Эт-то чё?

И тут же обнаружил растекшееся пятно крови под Маринкой.

— Твою-у-у-у мать! — разочарованно и с неприкрытой злостью протянул Андрей. — У тебя что, месячные? Ну и что я теперь буду делать с этим покрывалом?!

— Сволочь ты, Андрюша. И дурак. Нет у меня никаких месячных!

— А это что, — бесстыдно продемонстрировал Андрей еще 'несдувшийся' орган, щедро окрашенный потеками крови. — Или ты хочешь сказать, что это у меня месячные начались? Твою мать! Предупреждать надо! Теперь иди вот, отстирывай.

Марина ответила с неприкрытой злостью:

— Я тебе еще раз говорю — это не месячные!

— А что это, по-твоему? Сперма?!

— Да ты, Андрюша, не просто дурак. Ты еще и полный идиот. А вот следы моего позора уберешь сам.

— Чего? — возмутился было Андрей. — С какой стати я должен…

Наконец поняв-таки причину появления кровавых пятен, сменил тон на удивленный:

— То есть? Ты имеешь в виду… О, блин!

Сел на край кровати, по-прежнему не стесняясь наготы, удивленно и недоверчиво разглядывал кровь на своем теле:

— Что, правда, что ли? А какого ж хрена ты поехала? Ты что, совсем глупая, не понимаешь, для каких целей мальчики везут девочек на дачу? Романтики захотелось?! Блин, а мне что теперь делать с этим долбаным покрывалом?! Это ж родительская спальня!

— Уж что-нибудь придумаешь, ты, насколько я понимаю, парень предприимчивый, — холодно ответила Марина. — Покрывало — не девственность, можно восстановить.

— Ой, подумаешь, девственность, — возразил Андрей. — Да кому она сейчас вообще нужна, твоя девственность? Кто на нее внимание обращает? Но если ты хотела мужу непременно чистенькой достаться, то какого хрена сюда приперлась? Неужели сразу непонятно было, что вас снимают для определенных целей? Лариска твоя, вон, в момент смекнула, и, заметь, Вовке ее даже уламывать не пришлось, сама как миленькая в постельку поскакала! Только не говори мне, что и она была девственницей — вот уж вовек не поверю!

— А я и не говорю, — тихонько пробурчала Марина, слезая с кровати и стыдливо прикрываясь руками. — Где я могу помыться?

— Удобства в конце коридора, — съязвил Андрей. — Так что, милая моя, хочешь отмыться от грязи, сначала придется с голой жопой по этажу пройтись. Или одеваться на грязное тело. Да ты не стесняйся, там все свои — твоя подружка еще та шлёндра, ее ты своим видом не удивишь, она только обрадуется, что теперь ей куда как веселее будет коротать ненастные деньки!

Марина игнорировала его слова. Вернее, сделала вид, что не слышала оскорбления. На самом деле обидно было до слез. Ну что за мерзавец! Гад, изнасиловал несчастную девчонку, а теперь еще и измывается. Недолго думая, стянула покрывало с постели, обвернула вокруг себя и вышла из комнаты, направляясь в душ. Однако Андрей не остался в комнате, пошел вслед за нею.

— Ладно, извини. Я тебя прикрою.

— Спасибо, уже не надо. Я уж как-нибудь сама, — холодно ответила Марина. — Ты б лучше свои причиндалы прикрыл.

Андрей не отреагировал на ее замечание, шел за нею, не отставая. Больше того, не позволил Марине закрыться, втиснулся вслед за ней в небольшую ванную комнату. Та уставилась было на него возмущенно, категорически отказываясь принимать водные процедуры при нем. Да нахал безапелляционно сорвал с нее покрывало:

— Ладно тебе, ты еще стесняться меня будешь после всего.

Схватил ее на руки и поставил в ванную:

— Не дергайся, я тебе помогу. Сам натворил, сам и помою. Как, говоришь, 'следы твоего позора'? Да ты прям поэтесса!

К бесконечному Маринкиному удивлению, на даче имелось не только электричество, но и вода. И даже горячая! Удивительно, да и только: в городе горячее водоснабжение не всегда имеется, а тут — на даче! Да еще и телефон. Чудеса, да и только.

Андрей открыл краны, отрегулировал их так, чтобы вода была приятно-теплой, и пустил струю душа на Маринкино измученное тело. Сначала просто поливал ее, потом стал поглаживать рукой, отмывая следы крови. Да только кровь-то была свежая, не засохшая, и оттирать ее не имелось ни малейшей необходимости, сама смывалась, растворяясь в воде. Просто ему приятно было купать ее, как ребенка.

Андрей далеко не в первый раз привозил девочек на дачу, а в городскую квартиру, пожалуй, приводил подружек еще чаще, но никогда ни одной из них не помогал смывать 'следы позора'. На удивление, ему самому это оказалось безумно приятно. И не только в физическом плане, хотя, естественно, не без этого — вон как 'орел' напрягся, хоть снова в бой. Нет, еще и в душе его что-то шевельнулось, что-то непривычное, щемяще-нежное. Какая-то вдруг жалость проснулась к глупой девчонке и почему-то благодарность за подаренную девственность. Вообще-то у него и раньше случались чистые девочки, правда, уже довольно давно, да и не так уж и много. И происходило все совсем не так, с гораздо большим трепетом и даже некоторой торжественностью, а вот поди ж ты, никогда чувства благодарности не испытывал. Ну отдалась и отдалась, ну была девочкой — стала женщиной. Это еще она сама пускай спасибо скажет за то, что он ее во взрослый статус возвел. А тут… Одновременно поражался глупости, с которой Маринка рассталась с взлелеянной своею девственностью, и радовался, что именно ему она подарила первенство.

Все гладил Маринку, гладил, пробираясь пальцами в самые недоступные места, якобы с целью получше промыть, чтобы и следа от крови не осталось. А сам получал такое небывалое удовольствие, что непреодолимо захотелось продолжить 'банкет' прямо здесь, под упругими теплыми струями воды. И так кстати вспомнил, что и с себя не мешало бы смыть 'следы Маринкиного позора'. Влез в ванну, благо раздеваться не было необходимости — так и прошагал через весь коридор в чем мать родила.

— Нет, зачем, уходи, — засопротивлялась Марина, пытаясь увернуться от его вездесущих рук. Как будто бы только что не наслаждалась его ласковыми прикосновениями, как будто неприятны ей были его наглые внедрения туда, где как раз и должно было, по идее, собраться больше кровавых потеков. Ведь даже немножечко расставляла ноги, чтобы Андрею легче было туда добраться…

— Расслабься, — прошептал Андрей, прижавшись к ее мокрой спине и смело шагнув под струи. Руки его жадно, но ласково гладили небольшую упругую Маринкину грудь, по-хозяйски опускались ниже, наглые и требовательные…