В камине весело потрескивал огонь, в комнате стало тепло, а с учетом выпитого так даже и жарковато. Уже ничто не напоминало о том, что за столом сидят только что познакомившиеся люди. Со стороны могло показаться, что компания собралась в гостеприимном доме уж никак не первый раз. Андрей включил музыку, почему-то устаревшую уже 'АББА', но песни у них такие мелодичные, что, кажется, время над ними совершенно не властно, и молодежь, не обращая ни малейшего внимания на далеко не всегда медленный темп музыки, разбившись на парочки, танцевала самозабвенно.
К большому сожалению Марины, ей в кавалеры таки выпал Андрюша — как всегда, 'горячая штучка' Лариса увела наиболее интересного парня. Впрочем, Андрей был не менее симпатичен, чем Володя, да и выглядел более аристократичным и ухоженным. Но вот эта его самоуверенность, граничившая с наглостью… Марину аж передергивало, когда она ловила на себе его взгляд. Так обожравшийся сметаны кот смотрит на попавшуюся в его лапы мышку. И вроде не голоден, но и отпускать не намерен: того и гляди, скоро проголодается, а сметаны в любимой миске не окажется. Вот и играет с бедной жертвой, забавляется. Именно такой вот несчастной мышкой и чувствовала себя Марина в объятиях Андрея. А тот, бесконечно уверенный в собственной неотразимости, давно избалованный сверх всякой меры женским вниманием, то танцевал просто, вроде как по-дружески, категорически не замечая в партнерше женщину, то вдруг прижимал к себе со всею страстью и пылкостью, на которые был способен, и Марине, скромняге и простушке, все еще девушке в свои шестнадцать лет, от его чувственных объятий делалось плохо. И все реже Андрюша танцевал по-дружески, и все чаще прижимал крепко, словно пытаясь прямо в танце соединиться, срастись телами чуть пониже талии. Но Марина почему-то уже не чувствовала к нему такого отвращения. Вроде и приятны ей были его объятия, даже пугающе-приятны, аж сердце уходило в пятки, вернее, отправлялось в свободное плавание по всему телу. И в то же время кавалер чем-то неуловимо продолжал оставаться неприятен.
Дневная бессолнечная серость непогоды постепенно стала перерастать в вечерний сумрак. Марина хотела было сказать Лариске, что уже пора домой, ведь они даже не в городе, и неизвестно еще, когда придет электричка. И как-то совершенно неожиданно обнаружила, что ни Ларисы, ни Володи в гостиной нет.
— Ой, а куда Ларка с Володей подевались? — испуганно спросила она. — Нам уже домой пора, а она пропала куда-то.
— Ну что ты, детка, еще совсем рано, время детское, — проворковал Андрей, уткнувшись носом в Маринкины растрепанные волосы.
— Какое же рано, — возмутилась Марина, пытаясь сбросить с себя его тяжелые объятия. — Какое рано?! Ты посмотри за окно, уже почти темно! А нам же еще до города добираться!
Андрюша словно и не почувствовал ее попыток освободиться, все так же активно продолжал 'висеть' на жертве. Больше того, пробрался, паршивец, длинным своим носом под волосы и давай целовать девчонку, пощекатывая шею теплыми мягкими губами.
— Не волнуйся — до города всего пятнадцать минут езды, — успокоил он. — А электрички ходят до двенадцати…
Марина хотела было возмутиться, что толочься здесь до двенадцати часов, да в его настойчивых объятиях, ее совсем не устраивает, но Андрей, словно угадав ее намерения, закрыл ей рот поцелуем. Поцелуй его был так мягок и в то же время так настойчив, так горяч и требователен, что Марина помимо воли не смогла ему противиться. Лишь сделала малюсенькую попыточку вырваться из его цепких объятий, несмело стукнув его кулачком по спине, и тут же отдалась страстному поцелую, слегка откинувшись назад, на крепкие руки Андрея. Поцелуй был сладкий и долгий, и Марине почему-то уже совсем не хотелось, чтобы он закончился. Было так приятно находится в объятиях Андрея. От предчувствия чего-то запретного вверху бронхов образовался горячий шар, который все рос и рос и вдруг взорвался миллионом горячих искр почему-то аж в районе паха.
Нельзя сказать, что Марина была девушкой нецелованной. Еще как целованной! Но так ее не целовал никто и никогда. Еще ни одному из парней не удавалось вызвать в горле и там, где… в общем, там, такие брызги радости. Безумно хотелось продолжения, но Марина не была настолько пьяна, чтобы не соображать, какие последствия может иметь столь страстный поцелуй. Поэтому, лишь только Андрей разомкнул губы, Марина тут же вновь засобиралась домой:
— Куда они делись? Нам пора, нам нужно домой.
Андрей, опытный соблазнитель, нежным движением руки отвел ее волосы, поцеловал белую шейку в трепетную синюю жилку, прошелся по ней языком снизу вверх, отчего Марина вдруг почувствовала невероятную слабость в ногах и едва не упала, прижавшись к нему в страстном порыве. Андрей вновь поцеловал ее, теперь уже не так долго, но не менее сладко, подхватил на руки и понес на второй этаж без видимых усилий. Даже говорить при этом умудрялся:
— Нет, детка, нам нужно не домой, нам нужно сюда…
Пнул ногой дверь, войдя, ногою же ее захлопнул. Опустил Марину на кровать:
— Глупая, нам нужно сюда…
И вновь принялся осыпать ее поцелуями. Маринкина голова кружилась, в горле снова поселился горячий шар, не позволяя ей возражать против вероломного вторжения на свою территорию. Руки Андрея были так ласковы, так настойчивы и ловки, что Марина дико удивилась, ощутив, как нежно он целует ее грудь: о боже, и когда он успел расстегнуть блузку? Однако как приятны его ласки… Полутрезвым своим умом понимала, что это безобразие нужно немедленно прекратить, иначе его нежности могут зайти слишком далеко. Но так тяжело было отказаться от его ласковых поцелуев…
— Нет, Андрюша, нет, не надо, — таки нашла она силы сопротивляться. — Не надо! Нам действительно надо домой, уже так поздно…
— О да! Уже действительно поздно, — ухмыльнулся Андрей, ловким движением руки расстегивая Маринкины джинсы. Его длинные чувственные пальцы нагло влезли под трусики и начали прокладывать себе дорожку в неизведанное.
— Перестань! — взвизгнула Марина. — Прекрати, что ты делаешь?! Нам надо домой, отпусти меня!
— Кому 'нам'? — Андрей приподнялся над нею и самодовольно улыбнулся, взирая на распятую под собою жертву. Он даже прекратил на некоторое время 'внедрение в стан противника', однако руку так и не вытащил, нагло демонстрируя, кто здесь хозяин. — Кому 'нам'? Ты имеешь в виду Лариску? Так расслабься, твоей подруге сейчас нужно только одно. И, уверяю тебя, именно это она сейчас и получает в соседней комнате. И мы с тобой напрасно теряем время — нам уже давно следовало заняться тем же.
И он резким движением сорвал с Марины джинсы вместе с трусиками. Та заверещала что-то, пытаясь оттолкнуть нахала от себя. Но где ей-то, с ее 'метр шестьдесят в прыжке', да против его ста восьмидесяти восьми плюс девяносто пять килограммов веса?..
…Это не было грязным изнасилованием. Скорее, изнасилование — а это, без сомнения, было оно — было нежным и красивым, если такое возможно. Несмотря на все Маринкины возражения, не обращая ни малейшего внимания на ее взвизги и выбрыки, Андрей целенаправленно шел туда, куда его пускать не желали. Освободив Маринкино тело от тесных джинсов, снимать блузку не спешил. Андрей только ловко распахнул ее, оголив плечи и грудь Марины, при этом как-то хитро умудрившись обездвижить ее руки, тем самым ограничив сопротивление. А дабы несчастной жертве было уж совсем сложно освободиться, еще и скрутил их бюстгальтером. Таким образом, брыкаться Марина могла теперь только голенькими до безобразия, стройненькими ножками. Да только все ее взбрыки попадали прямехонько в воздух, так как хитрый Андрюша удобно устроился между ее хорошенькими ножками, и максимум, что ему грозило, это удары Маринкиными пятками по его мягкому месту.
Андрей не спешил к завершению процесса. Ему, казалось, игра была гораздо интереснее, чем, собственно, непосредственный половой контакт. Он со знанием дела ласкал распростертое Маринкино тело, при этом постепенно, опять же не спеша, избавлял от одежды самого себя. Ох и ловок же был, паршивец! И Маринка, испуганная и однозначно не желающая непосредственной близости, постепенно расслабилась под его ласками, поверила, что ничего страшного не произойдет, что в самый ответственный момент Андрей остановится, и она так и останется девушкой. Периодически она все еще возражала, все еще просила отпустить ее, но все чаще ее возражения высказывались непозволительно сладострастным голосом, так что даже самый законопослушный, самый скромный и нерешительный юноша не изменил бы своим первоначальным намерениям. Постепенно Марина даже позабыла, что является вроде как жертвой, даже начала тихонько постанывать под умелыми ласками Андрея. Совершенно расслабилась, от удовольствия даже закатила глаза, когда вдруг все ее тело разорвало что-то огромное и свирепо-огненное, вторглось в заветные девственные глубины наглое, совершенно беспардонное и даже враждебное инородное тело. Маринка вскрикнула: