Стены Нуманции рухнули на восьмой месяц, после того, как в городе уже начался голод, но жители не сдавались — ни один из правителей города не пришел в римский лагерь с просьбой о милости или сострадания к свободолюбивому городу.

Римские центурии растеклись по улицам и кварталам, врывались в вечерние дома, убивая всех и каждого, кто держал в руках хоть что-то чем-то издали напоминающее оружие. Горели дома, торговые лавки, метались женщины и плачущие дети, мужчины еще пытались сопротивляться, и легионеры молча и жестоко подавляли любое сопротивление; шли дальше.

Центурион Марк Марций вел свою центурию к востоку от главных ворот — здесь было тише всего, пока…

Огромный дом казался пустым, рабы попрятались по углам, при появлении солдат разбегались, как крысы, покидали комнаты, продвигались все дальше и дальше от атриума.

— Аций, веди свою декаду по правой лестнице! Виций, ваша декада пойдет следом через интервал — прикрывайте! Аспер и Факсий, вы также идете по левой!.. Поппер и Кассий, ваш второй этаж! Генор, проверь комнаты на заднем дворе, кухню и кладовые, будьте внимательны, сопротивление могут оказать и рабы!.. Даксий, поможете ему! Вар, проверьте сад и конюшни, если есть… Будьте внимательны, проверьте каждый угол!. Ларсий, остаётесь здесь, проверите комнаты атрия, все, что здесь есть… — оглядел лица своих деканусов, внимательные настоќроженные глаза. — Мужчин, подростков, кто с оружием, убивать на месте, женщин, девчонок, детей тащите на улицу, там уже наверняка скупщики рабов… Вы первые — берите, что хотите, только будьте осторожны… Все, ребята, пошли!

Легионеры бросились выполнять короткие приказы своих деканусов, ценќтурион остался в атриуме, следил, как декада Ларсия растекалась по ближайшим комнатам, сдергивая шторы, высвечивая стены пылающими звезќдами факелов.

Центурион Марций поудобнее перехватил рукоять короткого меча, направился в кабинет хозяина дома. По пути зашел еще в две комнаты, никого там не было, лишь шторы смежных комнат дрожали, может быть, от сквозняка. В кабинете он замер, тут тоже дрожала огромная штора на всю стену, но сквозняка здесь не было. Подошел и встал рядом. Штора дрогнула, и римлянин сделал шаг влево, занося руку с мечом на уровень горла. Прислушался. Почему ему вдруг показалось, что это не мужчина? Опустил руку с мечом чуть ниже…Женщина, подросток?

Штора снова дрогнула.

— Стой! Или я убью тебя… не глядя…

Уловил выдох из легких, несмотря на шум и крики с улицы. Рывком отдернул штору и выбросил руку с мечом. Лезвие замерло в нескольких сантиметрах от девичьей шеи чуть ниже подбородка.

Девчонка!

Он глядел на нее сверху в бледное испуганное лицо, огромные тёмные глаза, распахнутые губы. Оглядел ее одежду — рабыня! — полотняная туника, тоненький пояс, сандалии. Моргнул, поднимая глаза.

Симпатичная. Что ты здесь делаешь? Думаешь, спрячешься? Глупая.

Солдаты найдут и непоздоровится тебе.

— Пожалуйста… — прошептала девушка.

Ах да!

Опустил руку с мечом, и рабыня прижала левую ладонь к горлу, будто прикрывая рану, но там у нее ничего не было, кроме дрожащего страха. Да ее всю трясло от страха, комок ужаса. Конечно, его можно было сейчас бояться, после того, как они прорвались через ворота города, как выглядит лицо, если руки и кираса в брызгах крови и грязи?

Ты и должна бояться, потому что теперь ты в моей власти. От страха ты даже рта не раскроешь, что ни сделай сейчас с тобой. Я для тебя сейчас — ночной кошмар, воплощение ужаса!

Но она удивила его не на шутку. Заговорила вдруг, не без страха, конечно, дрожащим голосом, но быстро и уверенно, от чистого сердца, несомненно.

— Пожалуйста!.. Прошу вас… Все мы люди, и вы, и я… Прошу вас, заклинаю… Отпустите меня… Сделайте доброе дело, ведь вы не убили меня сразу, что-то остановило вас, значит, что-то есть у вас в душе, значит, вы — благородный человек… Возможно у вас тоже есть сестра, жена или девушка, может быть, вы любите… — перевела дыхание, и слеза сорвалась с ресниц, поползла по щеке. Это возбуждение, страх, нервы, но не истерика. Такая не будет биться головой об стену. — Я не знаю…но уж мать-то у вас точно есть, не упали же вы с неба… О, боже, что я говорю?.. — Но он не обиделся, смотрел прямо. — Прошу вас, взываю к вам, к тому благородному, что есть у вас, отпустите меня… Прошу вас… Отпустите… — Она замолчала, поджимая дрожащие губы, смотрела на него влажными глазами, наверное, думала, что не тронула центуриона и попробовала зайти с другой стороны:- Если хотите, я… я могу заплатить вам, — склонила голову, вынимая из мочек ушей тяжелые золотые серьги с красными камнями, протянула центуриону, говоря:- Возьмите… Возьмите, пожалуйста…

Марций долго глядел на нее, рассматривая тонкое лицо, большие темные глаза. Рабыня… Откуда у нее такие серьги? Украла, пока хозяева дома безразличны?

— Украла?.. — усмехнулся, дрогнув губами. — На краденое пытаешься свободу себе купить?

Она замотала головой, выбившиеся волосы у висков колыхнулись, на щеках выдавился румянец.

— Нет, нет, это мое… Поверьте мне… Прошу вас…

Почему он верит ей? За что доверяет? Видит в первый раз…

Слабость! Все это слабость!

Хорошо, что он один здесь, и рядом нет солдат его центурии…

Медленно убрал в ножны меч, не сводя с нее глаз, девчонка подтянулась, вжимаясь в стену, хрипло задышала, пряча ладони за собой, глядела в упор с жемчужинами слез на ресницах.

Рабыня. Что толку с тебя? Выкупа за тебя не предложат, а свободу ты хочешь купить на серьги, которые где-то, наверное, заработала честным путем. Любовник подарил? Если ты их не украла, то где тогда взяла?

Поджал губы:

— Уходи отсюда… — Плечи ее враз поникли, она-то думала, зачем он руки освобождает? — У атриума охраны нет, пройдешь аккуратно — никто не заметит… Через Главные Ворота не иди — там сейчас жарко… Ищи другие пути и беги, беги отсюда подальше…

Она даже ничего не смогла сказать, спазм перехватил горло, бросилась мимо него вон, а центурион постоял, кусая губы. Слабость все это… Души или тела?.. Все одно — слабость…

* * *

После сожжения Нуманции рабов было хоть отбавляй, скупщики с каждым днем снижали цены на живой товар, а он не иссякал. Воины за дни грабежа натащили на потеху много женщин, а теперь потихоньку избавлялись от них, не зная, на что прокормить.

Колонны рабов уходили далеко на северо-восток, к Риму, там они будут востребованы. Местные сутенёры скупали самых смазливых и молодых, потом, когда все воины избавятся от своей добычи, они станут приносить своим хозяевам небольшой, но постоянный доход.

Центурион Марций к женщинам был равнодушен, поэтому не захватил себе добычи такого рода, хотя солдаты его центурии приволакивали ему двух женщин на выбор — он отказался! Зачем они ему? Даже если и одна, что с ней делать? Проще заплатить за одну девушку и за одну ночь, чем жить с женщиной под одной крышей. Ее нужно терпеть, одевать и кормить, да еще какая попадется — не знаешь. Одному в этой жизни всегда проще.

Возвращаясь из Нуманции, его центурия попала в засаду. Воинов в Нуманции было немного, но они уже оправились от первой растерянности, сумели организовать достойное сопротивление римской центурии, расслабившейся, с награбленной добычей и с женщинами. Каждый думал, как сохранить свой трофей — мальчишки! Недавнее пополнение… Многие полегли, а виноватым остался один — их центурион, не сумевшей вовремя организовать оборону.

Сейчас, через несколько дней после боя, когда начали приводить армию в порядок, стали ясны потери, центурион не досчитался многих и ждал вызова к легату. Ждал каждое мгновение. От тяжести на душе играл в кости.

Играл он редко, но ему всегда везло, кости шли ему, словно живые, и многие в легионе были его должниками. Больше всех должен был ему центурион Овидий — игрок, кутила и пьяница, любитель женщин. Он словно поставил себе цель: обыграть Марция, и с каждой их встречей долг становился больше.