Часть 1. Мария

Часть 1. Мария

День сегодня выдался напряжённый. И откуда у детей появилось столько страхов к прививкам и уколам в целом? У меня руки так тряслись последний раз, когда ставила первый укол, выйдя на работу. И вот снова. Детский крик стоит в ушах, переливается таким звоном, что хочется включить что-то в наушниках на полную катушку, чтобы перебить. Запах спирта всё ещё щекочет в носу: либо им пропиталась кожа, либо… Взгляд падает на корзину с использованными шприцами, ампулами и спиртовыми салфетками, стоящую в углу около процедурной. Вот он источник этого «благоухания»…

Скрип входной двери отвлекает меня от ненужных мыслей. Я смотрю на список детей, которых должны были привести сегодня, вроде бы все уже были. Тогда кто это пришёл?

— Есть кто-нибудь? — слышу мягкий мужской голос в прихожей и поднимаюсь на ноги.

Это ещё кто? Явно не свой, я своих всех уже запомнила, да и голоса у наших мужиков другие: жёсткие, с хрипотцой.

Выхожу и замираю в дверном проёме, потому что передо мной стоит мужчина с экрана телевизора, ну или, минимум, с обложки журнала: статный весь, в кожаной куртке на меху, в тёмных джинсах и… У него голова разбита! По виску стекает кровь, поэтому меня на секунду охватывает паника. Уж не коллектор ли снова заявился к Копыловым? На всякий случай спешно приближаюсь к входной двери и запираю её на все засовы. Мне уже хватило одного раза, когда глава семейства гонял тут коллектора и разнёс мне весь медпункт.

— Простите, а вы что делаете? — осторожно спрашивает мужчина.

— Забочусь о вашей же безопасности. Вы не волнуйтесь так. Иваныч человек хороший, он быстро остынет… А вы снимайте куртку и проходите в приёмную… Вы двигаться можете?

Мужчина чуть приоткрывает рот и в изумлении смотрит то на меня, то на закрытую дверь. Я не знаю, что можно сказать ему, поэтому ухожу к себе и надеваю перчатки. Остаётся надеяться, что швы накладывать не придётся. Не люблю я это дело, да и слишком перенервничала сегодня.

— Простите, но я ничего не понимаю…

Незнакомец проходит следом за мной, присаживается на стул напротив меня и смотрит так, словно перед ним неопознанный летающий объект.

— Вам ведь Иваныч приложил? — осторожно спрашиваю я, поднимаюсь на ноги и приближаюсь к нему.

Осторожно убираю волосы с виска и внимательно осматриваю область повреждения. Выдыхаю с облегчением, потому что ничего серьёзного там нет, а значит, легко обойдёмся обеззараживающей обработкой и пластырем.

— Нет. Я в аварию попал. Колею не заметил, в общем, машину завертело, и я врезался в дерево недалеко отсюда. Понятия не имею, кто такой Иваныч, но я уже его боюсь, — отвечает незнакомец, и от его дыхания веет мятой.

Я отхожу к шкафчику с медикаментами, беру стерильный бинт и отрезаю небольшой кусок. Предпочитаю использовать его вместо ваты для промывки ран, хоть и получаю от этого нагоняй, вроде: «Маша, вата дешевле!». Беру раствор перекиси и возвращаюсь к мужчине.

— Чуть поднимите подбородок и поверните голову налево, — прошу его, и он послушно выполняет.

Были бы все такими податливыми… Так нет же! Нашим мужикам главное отметку поставить, чтобы в коровник или на поля следующий день не выходить, а рана и сама заживёт.

— У вас очень нежные руки, — произносит незнакомец, и меня обдаёт жаром.

Это к чему он сейчас решил сделать мне комплимент? Напоминаю себе о том, что врач — существо хладнокровное, нам так на практике говорили, и полностью игнорирую бабочек, которые внезапно решили выбраться из куколок и зашевелили лапками.

— Вы лучше опишите своё общее состояние. Медпункт не то место, где нужно красивыми словами разбрасываться! — говорю я и подношу бинт, пропитанный перекисью к его виску.

Мужчина даже не шипит, стойко перенося обработку. Вот это да… Я даже воодушевиться успеваю и забыть о крике детей, который приходилось слушать целый день.

— Да нормально состояние. Правда, машина встряла, надо будет кого-то просить помочь вытащить! Вы не подскажете, кто оказать помощь сможет?

— Вот Иваныча и можете попросить, раз вы не коллектор… — оживляюсь я. — В деревне только у него трактор есть.

— Я? Коллектор? Я точно не коллектор… — он принимается мотать головой, и бинтик падает.

Рефлекс срабатывает мгновенно, и в попытке поймать бинт, моя рука оказывается пойманной рукой незнакомца. Мы несколько секунд смотрим друг другу в глаза. Даже через латекс перчаток меня обжигает его прикосновения, а во рту резко становится сухо.

Часть 2. Мария

Я вытаскиваю руку и возвращаюсь к шкафу с медикаментами, пытаясь унять бешеные удары сердца в груди. Беру мазь, пластырь и возвращаюсь к пациенту.

— Я хоть и не коллектор, но заранее боюсь вашего Иваныча… Вы на столько замков от него закрылись, что я ненароком подумал, будто меня поймали в ловушку.

— Я и в ловушку? — смеюсь я. — Скажете тоже. Я вас даже усыпить хлороформом не смогу — сил не хватит. Какая тут ловушка?

— Ну, знаете ли… У нас поджарый парнишка в клубе такого здоровяка на лопатки уложил в первые секунды, так что меня вы своей комплекцией точно не удивите.

В каком клубе я решаю не спрашивать: мне до этого не должно быть дела. Кроме того, по мускулатуре, которая чётко прослеживалась даже через свитер, сразу можно было сделать вывод, что этот мужчина — спортсмен.

Осторожно приклеив пластырь к его ране, я отхожу от него на пол шага.

— Пожалуйста, посмотрите мне в глаза.

Он смотрит и улыбается.

— Вы прямо как строгая мама, которая решила устроить допрос.

— Да при чём тут строгая мама? Вы разбили голову, а значит удар был не слабый. Нужно убедиться, что у вас нет сотрясения. Голова не кружится? Покраснения глаз не вижу.

Я возвращаюсь за стол и беру документы, чтобы зафиксировать факт оказания помощи. Ну мне ведь нужно отчитываться, что перекись не пью, а бинты не использую вместо носков.

— У меня ничего не кружится… Я чувствую себя прекрасно. Я сюда, собственно, и не за помощью зашёл, хотел спросить вот, кто помочь может… С машиной.

— Иваныч. Вот только… Он с пилорамы вернётся через… — я смотрю на часы и поджимаю губы. — Часа два придётся подождать, а потом он поможет, если только не выпьет там больше, чем обычно.

— Мда… Ваши слова не внушают энтузиазма.

— Назовите ваши фамилию и имя.

Он смотрит на меня с ухмылкой на губах, словно я познакомиться тут пытаюсь.

— Печорин Григорий, — отвечает серьёзным голосом.

— Очень смешно, — вздыхаю я. — А теперь назовите, пожалуйста, настоящие…

— Ну ладно… Думал, что вы улыбнётесь, а то сидите смурная такая.

Я выдавливаю улыбку, только бы быстрее со всем этим разделаться и пойти домой. Мне ещё кашку сварить успеть нужно.

— Разин Евгений Кириллович.

Я записываю, ставлю галочки об использовании препаратов и протягиваю мужчине.

— Пожалуйста, поставьте подпись, что помощь получили и претензий не имеете.

— Не имею? — Его вопрос заставляет широко распахнуть глаза. — Ну сейчас-то не имею, а вот что будет завтра… Вдруг меня убьёт мазь, которую вы использовали?

— Боже… Это просто Ба…

— Тише! Не волнуйтесь! Я снова хотел пошутить и, видимо, получилось неудачно.

Я слышу, как дёргают дверь, а потом начинают стучать в неё кулаком. В очередной раз вздохнув, поднимаюсь на ноги и иду в прихожую. Кого принесла нелёгкая к закрытию?

Открываю все задвижки и оказываюсь в объятиях, отдающих холодом. Меня всю пробирает до мозга костей. Ну, Лёшка! Догадался тоже мне!

— Лёш! Холодно же! — ворчу я на него и передёргиваю плечами, выбравшись из объятий.

Парень стоит с раскрасневшимися щеками и улыбается, глядя на меня. Мы с ним встречаемся около шести месяцев, и всё это время он смотрит на меня с такой нежностью, что начинает казаться, словно ответить такой же любовью я не в состоянии, потому что всю себя Петьке посвящаю.

— А ты закрылась уже? Может я погреюсь, а потом мы прямо тут? По-быстрому? Я соскучился, а твой белый халат только распаляет желание! — он утыкается носом мне в волосы, а из-за спины слышится покашливание.

Я оборачиваюсь и вижу Евгения, скрестившего руки на груди. Он смотрит на нас, словно застукал за преступлением и готовится сдать властям. От такого хмуро-ехидного взгляда становится как-то не по себе.

— А что это за хрен такой? — спрашивает Лёша, резко отстраняясь от меня. — Он откуда тут вырисовался?

— За оскорбление я могу оторвать тебе язык и засунуть в одно место, — огрызается Евгений. — При даме, правда, не стану этого делать.

— Лёша, послушай, не кипятись! Ладно? Это просто пациент! Он врезался в столб и пришёл за помощью, вот и всё… — пытаюсь исправить ситуацию я, хоть и понимаю, что если он начал заводиться, то уже не остановится, пока не перекипит злость.

— За помощью пришёл, и потом вы тут на все замки закрылись? Ну, Машка, ну даёшь! Не ожидал я от тебя такого! Не ожидал! Если городской явился, то ноги перед ним надо раздвигать?

Рефлекс снова срабатывает прежде, чем успеваю всё обдумать, и по помещению эхом разносится звонкая пощёчина, прилетевшая Лёше. Парень тут же разворачивается и уходит, широко распахивая дверь, а мои глаза начинает щипать от слёз, причиной которых становится обида.

— Лёша, подожди! — кричу я вслед, стоя у открытой двери, откуда меня с головы до ног обдаёт холодом. Всё-таки мороз на улице крепкий. Новый год как-никак скоро.

Хлопок двери заставляет опомниться. Лёша всегда был ревнивым и вспыльчивым. Он отойдёт… Главное, чтобы не натворил глупостей.

— Вы не стойте на холоде! — слышу голос Евгения и перевожу взгляд на него. Он стоит рядом с дверью, видимо, он её и закрыл. — Если хотите, я догоню парня и объясню ему, что я просто приезжий, и что между мной и вами ничего нет.

— Не надо! Он остынет! — выдавливаю я улыбку. — Послушайте, мне нужно уже закрываться и домой идти… Вам следует…

— А где же я смогу несколько часов переждать Иваныча? — хмурится Евгений.