Это предписание давало капитану самые широкие полномочия.

Молодой человек горячо выразил свою признательность г. де Контркеру Один пункт тронул его особенно сильно, он гласил следующее:

«Приказываем капитану атаковать их, если это окажется возможным, и истребить (англичан) окончательно, дабы этим наказать их за убийство, которым они нарушили самые священные права просвещенных народов».

Этот намек на западню, жертвой которой пал его брат, напомнив капитану клятву отомстить врагам, преисполнил его радостью и энтузиазмом.

— Наконец-то, — сказал он, — мой несчастный брат будет отомщен! Когда прибудут твои люди, Бержэ?

— Они будут здесь через два часа, господин Луи.

— Хорошо! А ваши, вождь?

— Немного раньше.

— Отлично, друзья мои! Мы дадим им отдохнуть во все остальное время дня и вместе с тем заняться последними приготовлениями; затем, сегодня вечером мы выступим на закате солнца, луна будет освещать нам путь. Согласны?

— Да! — отвечали оба в один голос.

— В особенности присматривайте за тем, чтобы все взяли с собой необходимый запас провианта и боевых припасов. У ваших воинов есть ружья, вождь?

— У всех! — горделиво отвечал вождь, — и они покажут моему брату, как хорошо умеют стрелять из них.

— Вот это славно! Перед выступлением я сделаю смотр всему отряду, чтобы убедиться, что все в порядке.

В эту минуту к коменданту подошел сержант и прошептал ему на ухо несколько слов.

— Впустите его, — сказал комендант и затем, обращаясь к капитану, прибавил: — Вот и еще новости.

В кабинет вошел Изгнанник.

Его одежда, разорванная и в грязи, указывала на то, что он сделал длинный переход.

— Э! — сказал Изгнанник, переступая порог, — как мне кажется, я попал сюда в самую нужную минуту, господин комендант!

— Вы не могли бы попасть удачнее, — отвечал комендант с улыбкой.

— Вы пришли из форта Necessite? — спросил его капитан.

— Две минуты тому назад.

— И вы принесли известия?

— Самые свежие.

— Хорошие?

— Как и все новости, они заключают в себе и хорошее и дурное.

— Гм! — проговорил комендант. — Потрудитесь нам их передать; но сначала сядьте, вы, должно быть, сильно утомлены.

— Признаюсь вам, я очень устал… я шел очень быстро и по ужасным дорогам.

Изгнанник сел на стул, который комендант сам ему пододвинул, потому что г. де Контркер выказывал при всяких обстоятельствах самое большое уважение этому человеку, бывшему живой загадкой для всех на границе.

— Разве дороги так плохи, как вы говорите? — спросил его капитан.

— Успокойтесь, — отвечал Изгнанник, улыбаясь. — Я, как птицы… Я всегда иду по прямой линии; мои дороги — не ваши.

— Это меня немного успокаивает… Ну, а теперь мы вас слушаем.

— Англичане предупреждены о готовящемся нападении на них и поэтому вам не удастся захватить их врасплох!

— Это дурное известие! — сказал комендант.

— Э! Мне решительно все равно, знают они или нет о нашем намерении! — вскричал капитан с энергией. — Тем славнее будет победа.

— Продолжайте, пожалуйста, — сказал г. де Контркер Жан-Полю.

— А знаете кто их предупредил? — Графиня де Малеваль.

— Графиня де Малеваль! Вы в этом уверены?

— Да, она. Впрочем, вы, вероятно, будете иметь случай ее видеть, она пожелала остаться в форте.

— Вы, конечно, знаете, друг мой, — заметил тогда комендант графу де Виллье, — что графиня де Малеваль, изменившая своей родине для того, чтобы стать шпионкой наших врагов, декретом губернатора Новой Франции объявлена вне закона. Эта женщина принесла нам страшный вред. Я не знаю и не хочу знать причин, побудивших ее нас предать, но остервенение ее против всего того, что может называться французским, беспримерно… Желаю ей, чтобы она не попала в наши руки! Я буду вынужден ее повесить, а этого мне бы, признаюсь вам очень не хотелось.

— Повесить женщину! — попробовал протестовать капитан, чувствуя, что он краснеет.

— Женщина бывает часто опаснее мужчины, друг мой; кроме того, я получил на этот счет определенное приказание от г Меннесвиля и, если это случится, я не колеблясь исполню свой долг.

Граф де Виллье отвернулся, чтобы скрыть свое замешательство.

— Интересно знать, — продолжал г де Контркер, — какие еще известия принесли вы нам?

— Когда англичане узнали, что им грозит нападение, они отправили четырех курьеров по четырем различным дорогам, причем каждый из них нес губернатору Виргинии просьбу о скорейшей присылке подкреплении людьми, провизией и боевыми припасами.

— Черт возьми! Но ведь все это очень печально! — сказал г. де Контркер.

— Да, если бы эти курьеры исполнили возложенное на них поручение, — продолжал Изгнанник с оттенком иронии, — но, по странному стечению обстоятельств, все четверо попали в руки наших индейских лесных бродяг и депеши их погибли вместе с ними.

— Вот это немного лучше!

— Это еще не все: в форте чувствуется недостаток как в провианте, так и в боевых припасах; между прочим, порох попорчен, самое оружие тоже в довольно плохом состоянии; кроме того, что бы они ни говорили, а эти герои боятся нашего появления.

— Так что? — сказал капитан.

— Так что я убежден, что если напасть на них быстро и в особенности с сильным отрядом, они не устоят против натиска наших войск и будут разбиты.

— Браво! — вскричал капитан. — Я и сам думаю точно так же Мы отправляемся сегодня же вечером! Жан-Поль, когда вы закончите с комендантом, будьте настолько добры дойти до моей комнаты, мне хочется с вами поговорить.

— Сейчас, если хотите; мне больше нечего говорить и, если только господин комендант во мне не нуждается.

— Нисколько, вы совершенно свободны. Итак, до вечера, господа Затем г де Контркер проводил своих посетителей до дверей кабинета.

Жан-Поль последовал за капитаном.

У двери своей комнаты граф де Виллье застал Золотую Ветвь, которому отдал приказание никого к себе не впускать; потом, затворив дверь и предложив стул Изгнаннику, он тотчас же вступил с ним в разговор, как человек, который спешит покончить с делом, гнетущим ему сердце.

— Милостивый государь, — сказал он Изгнаннику, — я не знаю кто вы такой, но я этого у вас и не спрашиваю, это меня даже почти и не интересует. Но с тех пор, как случай свел нас друг с другом, вы всегда являлись ко мне на помощь и при этом проявляли такую преданность, которой я с вашей стороны ничем не заслуживаю и которую не знаю, чему и приписать.

— Виноват, капитан, восстановите, пожалуйста, факты Мы в первый раз встретились с вами в ту минуту, когда вы спасли мне жизнь.

— Согласен, — сказал капитан, улыбаясь, — но так как вы с тех пор успели оказать мне такую же услугу, значит, мы с вами квиты.

— Может быть… Продолжайте.

— У меня есть к вам просьба, от которой зависит счастье моей жизни. Я честно иду к цели: я люблю вашу дочь!

— Я это знаю, — отвечал Изгнанник совершенно серьезно, — она мне это говорила. Впрочем, я это заметил и сам.

— Ни в ее, ни в мои интересы не входило хранить от вас в тайне эту любовь; она скромна и совершенно искренна. Я происхожу из старинной и почетной семьи.

— Я знаю вашу семью. Да, я ее знаю, — добавил Изгнанник, вздыхая.

— Как?! — вскричал удивленный граф.

— Как и все, — поспешил ответить отец Анжелы с деланым равнодушием.

— Я прошу у вас руки вашей дочери.

— А вы знаете, какое мне здесь дали прозвище?

— Мне до этого нет дела. Вы человек сердечный, прямой и честный; г. де Контркер питает к вам большое уважение. Если вы и совершили какой-нибудь проступок-это касается только одного вас… Если с вами случилось какое-нибудь несчастье, я могу только вас жалеть. Мы не в Европе. Здесь человека уважают только за то, каков он есть на самом деле. Ваша дочь ангел, я люблю ее и прошу у вас ее руки.

— Вы твердо решились, граф де Виллье?

— Да.

— И вы никогда не сделаете мне ни одного вопроса о моем имени или о моем прошлом? — спросил Изгнанник, как бы нарочно растягивая слова.