Зашелъ разговоръ объ оружiи, и Бабенко сказалъ, что онъ, въ свое время много тренировался на фронтe въ стрeльбe изъ нагана и что на пятьсотъ шаговъ онъ довольно увeренно попадалъ въ цeль величиной съ человeка.

Этотъ "наганъ" подeйствовалъ на меня, какъ ударъ обухомъ. На пятьсотъ шаговъ наганъ вообще не можетъ дать прицeльнаго боя, и этого обстоятельства бывшiй артиллерiйскiй офицеръ не могъ не знать.

Въ стройной бiографiи Николая Артемьевича Бабенки образовалась дыра, и въ эту дыру хлынули всe наши подозрeнiя...

Но что намъ было дeлать? Если Бабенко -- сексотъ, то все равно мы уже "подъ стеклышкомъ", все равно гдe-то здeсь же {20} въ Салтыковкe, по какимъ-то окнамъ и угламъ, торчатъ ненавистные намъ агенты ГПУ, все равно каждый нашъ шагъ -- уже подъ контролемъ...

Съ другой стороны, какой смыслъ Бабенкe выдавать насъ? У г-жи Е. въ Польшe -- весьма солидное имeнiе, Бабенко -- женихъ г-жи Е., и это имeнiе, во всякомъ случаe, привлекательнeе тeхъ тридцати совeтскихъ сребренниковъ, которые Бабенко, можетъ быть, получитъ -- а можетъ быть, и не получитъ -- за предательство...

Это было очень тяжелое время неоформленныхъ подозрeнiй и давящихъ предчувствiй. Въ сущности, съ очень большимъ рискомъ и съ огромными усилiями, но мы еще имeли возможность обойти ГПУ: ночью уйти изъ дому въ лeсъ и пробираться къ границe, но уже персидской, а не финской, и уже безъ документовъ и почти безъ денегъ.

Но... мы поeхали. У меня было ощущенье, точно я eду въ какой-то похоронной процессiи, а покойники -- это всe мы.

Въ Питерe насъ долженъ былъ встрeтить Бабенко и присоединиться къ намъ. Поeздка г-жи Е. отпала, такъ какъ у нея появилась возможность легальнаго выeзда черезъ Интуристъ2. Бабенко встрeтилъ насъ и очень быстро и ловко устроилъ намъ плацъ-пересадочные билеты до ст. Шуйская Мурманской ж. д.

Я не думаю, чтобы кто бы то ни было изъ насъ находился во вполнe здравомъ умe и твердой памяти. Я какъ-то вяло отмeтилъ въ умe и "оставилъ безъ послeдствiй" тотъ фактъ, что вагонъ, на который Бабенко досталъ плацкарты, былъ послeднимъ, въ хвостe поeзда, что какими-то странными были номера плацкартъ -- въ разбивку: 3-iй, 6-ой, 8-ой и т.д., что главный кондукторъ безъ всякой къ этому необходимости заставилъ насъ разсeсться "согласно взятымъ плацкартамъ", хотя мы договорились съ пассажирами о перемeнe мeстъ. Да и пассажиры были странноваты...

Вечеромъ мы всe собрались въ одномъ купе. Бабенко разливалъ чай, и послe чаю я, уже давно страдавшiй безсоницей, заснулъ какъ-то странно быстро, точно въ омутъ провалился...

Я сейчасъ не помню, какъ именно я это почувствовалъ... Помню только, что я рeзко рванулся, отбросилъ какого-то человeка къ противоположной стeнкe купе, человeкъ глухо стукнулся головой объ стeнку, что кто-то повисъ на моей рукe, кто-то цeпко обхватилъ мои колeна, какiя-то руки сзади судорожно вцeпились мнe въ горло -- а прямо въ лицо уставились три или четыре револьверныхъ дула.

Я понялъ, что все кончено. Точно какая-то черная молнiя вспыхнула невидимымъ свeтомъ и освeтила все -- и Бабенко съ его странной теорiей баллистики, и странные номера плацкартъ, и тeхъ 36 пассажировъ, которые въ личинахъ инженеровъ, рыбниковъ, бухгалтеровъ, желeзнодорожниковъ, eдущихъ въ Мурманскъ, {21} въ Кемь, въ Петрозаводскъ, составляли, кромe насъ, все населенiе вагона.

2 Впослeдствiи, уже здeсь, заграницей, я узналъ, что къ этому времени г-жа Е. была уже арестована.

Вагонъ былъ наполненъ шумомъ борьбы, тревожными криками чекистовъ, истерическимъ визгомъ Степушки, чьимъ-то раздирающимъ уши стономъ... Вотъ почтенный "инженеръ" тычетъ мнe въ лицо кольтомъ, кольтъ дрожитъ въ его рукахъ, инженеръ приглушенно, но тоже истерически кричитъ: "руки вверхъ, руки вверхъ, говорю я вамъ!"

Приказанiе -- явно безсмысленное, ибо въ мои руки вцeпилось человeка по три на каждую и на мои запястья уже надeта "восьмерка" -- наручники, тeсно сковывающiе одну руку съ другой... Какой-то вчерашнiй "бухгалтеръ" держитъ меня за ноги и вцeпился зубами въ мою штанину. Человeкъ, котораго я отбросилъ къ стeнe, судорожно вытаскиваетъ изъ кармана что-то блестящее... Словно все купе ощетинилось стволами наганомъ, кольтовъ, браунинговъ...

___

Мы eдемъ въ Питеръ въ томъ же вагонe, что и выeхали. Насъ просто отцeпили отъ поeзда и прицeпили къ другому. Вeроятно, внe вагона никто ничего и не замeтилъ.

Я сижу у окна. Руки распухли отъ наручниковъ, кольца которыхъ оказались слишкомъ узкими для моихъ запястiй. Въ купе, ни на секунду не спуская съ меня глазъ, посмeнно дежурятъ чекисты -- по три человeка на дежурство. Они изысканно вeжливы со мной. Нeкоторые знаютъ меня лично. Для охоты на столь "крупнаго звeря", какъ мы съ братомъ, ГПУ, повидимому, мобилизовало половину тяжело-атлетической секцiи ленинградскаго "Динамо". Хотeли взять насъ живьемъ и по возможности неслышно.

Сдeлано, что и говорить, чисто, хотя и не безъ излишнихъ затрать. Но что для ГПУ значатъ затраты? Не только отдeльный "салонъ вагонъ", и цeлый поeздъ могли для насъ подставить.

На полкe лежитъ уже ненужное оружiе. У насъ были двe двухстволки, берданка, малокалиберная винтовка и у Ирины -- маленькiй браунингъ, который Юра контрабандой привезъ изъ заграницы... Въ лeсу, съ его радiусомъ видимости въ 40 -- 50 метровъ, это было бы очень серьезнымъ оружiемъ въ рукахъ людей, которые бьются за свою жизнь. Но здeсь, въ вагонe, мы не успeли за него даже и хватиться.

Грустно -- но уже все равно. Жребiй былъ брошенъ, и игра проиграна въ чистую...

Въ вагонe распоряжается тотъ самый толстый "инженеръ", который тыкалъ мнe кольтомъ въ физiономiю. Зовутъ его Добротинъ. Онъ разрeшаетъ мнe подъ очень усиленнымъ конвоемъ пойти въ уборную, и, проходя черезъ вагонъ, я обмeниваюсь дeланной улыбкой съ Борисомъ, съ Юрой... Всe они, кромe Ирины, тоже въ наручникахъ. Жалобно смотритъ на меня Степушка. Онъ считалъ, что на предательство со стороны Бабенки -- одинъ шансъ на сто. Вотъ этотъ одинъ шансъ и выпалъ... {22}

Здeсь же и тоже въ наручникахъ сидитъ Бабенко съ угнетенной невинностью въ бeгающихъ глазахъ... Господи, кому при такой роскошной мизансценe нуженъ такой дешевый маскарадъ!..

Поздно вечеромъ во внутреннемъ дворe ленинградскаго ГПУ Добротинъ долго ковыряется ключемъ въ моихъ наручникахъ и никакъ не можетъ открыть ихъ. Руки мои превратились въ подушки. Борисъ, уже раскованный, разминаетъ кисти рукъ и иронизируетъ: "какъ это вы, товарищъ Добротинъ, при всей вашей практикe, до сихъ поръ не научились съ восьмерками справляться?"

Потомъ мы прощаемся съ очень плохо дeланнымъ спокойствiемъ. Жму руку Бобу. Ирочка цeлуетъ меня въ лобъ. Юра старается не смотрeть на меня, жметъ мнe руку и говоритъ:

-- Ну, что-жъ, Ватикъ... До свиданiя... Въ четвертомъ измeренiи...

Это его любимая и весьма утeшительная теорiя о метампсихозe въ четвертомъ измeренiи; но голосъ не выдаетъ увeренности въ этой теорiи.

Ничего, Юрчинька. Богъ дастъ -- и въ третьемъ встрeтимся...

___

Стоитъ совсeмъ пришибленный Степушка -- онъ едва-ли что-нибудь соображаетъ сейчасъ. Вокругъ насъ плотнымъ кольцомъ выстроились всe 36 захватившихъ насъ чекистовъ, хотя между нами и волей -- циклопическiя желeзо-бетонныя стeны тюрьмы ОГПУ -- тюрьмы новой стройки. Это, кажется, единственное, что совeтская власть строитъ прочно и въ расчетe на долгое, очень долгое время.

Я подымаюсь по какимъ-то узкимъ бетоннымъ лeстницамъ. Потомъ цeлый лабиринтъ корридоровъ. Двухчасовый обыскъ. Одиночка. Четыре шага впередъ, четыре шага назадъ. Безсонныя ночи. Лязгъ тюремныхъ дверей...

И ожиданiе.

ДОПРОСЫ

Въ корридорахъ тюрьмы -- собачiй холодъ и образцовая чистота. Надзиратель идетъ сзади меня и командуетъ: налeво... внизъ... направо... Полы устланы половиками. Въ циклопическихъ стeнахъ -- глубокiя ниши, ведущiя въ камеры. Это -- корпусъ одиночекъ...

Издали, изъ-за угла корридора, появляется фигура какого-то заключеннаго. Ведущiй его надзиратель что-то командуетъ, и заключенный исчезаетъ въ нишe. Я только мелькомъ вижу безмeрно исхудавшее обросшее лицо. Мой надзиратель командуетъ: