— Чего вы ждете, капитан? — шепнул ему на ухо дон Руис. — Почему не приступаете к уничтожению этого сброда?

— Их еще мало в мышеловке, — сверкнув лукавой улыбкой, ответил капитан. — Подождем, пока наберется побольше. И в самом деле: словно отвечая желанию старого солдата, еще человек двадцать бандитов перелезли через ворота. Теперь между двумя стенами собралось уже с полсотни людей. Решив, что этого достаточно, они устремились на приступ. В ту же минуту в бойницах сверкнули зловещие огоньки, и град пуль обрушился на осаждающих; те же со своей невыгодной позиции не могли ответить на огонь мексиканцев. От сознания своей ошибки, в результате которой они так глупо попались в ловушку, бандиты поддались панике; теперь они помышляли только о бегстве. Трижды кидались они к изгороди, пытаясь выбраться из западни, и трижды отбрасывал их назад жестокий огонь мексиканцев. Отчаяние несчастных возросло до предела, когда они услышали топот конницы, удалявшейся в направлении прерий, и поняли, что им нечего больше рассчитывать на помощь своих товарищей, оставивших их на произвол судьбы.

А мексиканцы, охваченные жаждой мести, продолжали без жалости обстреливать своих врагов. Только немногим из бандитов удалось добраться ползком до основания стены и прильнуть к ней под самыми бойницами. Здесь стрелки не могли накрыть их своим огнем, не высунувшись из бойницы и не подставив тем самым себя под ответную пулю. Из пятидесяти человек, пробравшихся в промежуток между двумя стенами, уцелели только четырнадцать; остальные были убиты. Ни одному бандиту не удалось пока вырваться из западни.

— Ну, не скоро же они забудут этот урок! — вскричал капитан, потирая от удовольствия руки. — Здорово мы их проучили!

Уступая, однако, настоятельным просьбам дона Руиса, наш достойный капитан, который, в сущности, и сам не отличался жестокостью, приказал предложить разбойникам сдаться, на что степные пираты ответили оглушительным гиканьем. Эти четырнадцать человек, растратившие патроны, но сохранившие свои длинные мачете, были отменными бойцами, справиться с которыми было нелегко. Мексиканцы отлично знали, что в рукопашной схватке эти люди, исполненные решимости биться насмерть, будут опасными противниками. Но покончить с ними все же надо было. По приказу капитана распахнулись крепостные ворота, и человек двадцать кавалеристов во весь опор ринулись на разбойников. А те, не дрогнув, приняли бой. Схватка была жестокой, но короткой. Три мексиканца были убиты, пятеро тяжело ранены. Из степных пиратов только один, воспользовавшись тем, что внимание стрелков у бойниц было отвлечено рукопашной, успел уйти, проявив при этом чудеса ловкости и решимости. Этот единственный, выскочивший из побоища бандит был не кто иной, как знакомый уже читателю Кидд. Очутившись в степи, он на мгновение остановился, погрозил солдатам выразительным жестом руки и, вскочив на первого попавшегося коня, умчался в прерию, преследуемый градом пуль, не причинивших ему никакого вреда.

Как только кончилось сражение и в крепости водворился обычный порядок, капитан поручил лейтенанту убрать тела убитых врагов. По приказу коменданта мертвецов обезглавили и, повесив их за ноги на ближайших к форту деревьях, оставили на съедение диким зверям.

Головы же убитых, насаженные на колья, были выставлены на крепостных стенах для устрашения бандитов на случай, если бы они снова дерзнули появиться в окрестностях форта.

Отдав все эти распоряжения, капитан вернулся к себе. Дон Маркос сиял от радости; ему казалось, что он одержал окончательную победу над пограничными бродягами. Ценой незначительных потерь он дал им примерный урок, который надолго, думал он, отобьет у них охоту приближаться к стенам вверенного ему форта.

Но Твердая Рука придерживался, очевидно, другого мнения. Каждый раз, когда капитан вспоминал какой-нибудь эпизод битвы и с радостной улыбкой потирал от удовольствия руки. Твердая Рука хмурил брови. Это повторялось так часто, что в конце концов капитан обратил на это внимание.

— Что с вами? — произнес он веселым голосом, в котором звучала, однако, нотка раздражения. — Клянусь, я в жизни не встречал еще такого чудака! Всегда вы чем-то недовольны и вечно не в духе! Право, не знаю, как с вами быть… Ну, скажите сами: разве плохо мы вздули этот сброд? Отвечайте же!

— Не отрицаю.

— Гм! И на этом спасибо! Надеюсь, вы согласитесь также, что мы имели дело с храбрым противником?

— Охотно; но именно это и пугает меня.

— Не понимаю вас.

— Все дело в том, что степные пираты призваны сыграть самую незначительную роль в готовящейся трагедии.

— Да говорите же, наконец!

Оба собеседника уселись в кресла, и капитан жестом пригласил Твердую Руку начать разговор, которым дон Маркос интересовался гораздо больше, чем об этом можно было бы судить по его наружному спокойствию.

— Месяца два назад, — начал Твердая Рука, — я приехал в Сан-Эстебан по своим личным делам. Эта крепость, расположенная на расстоянии двухдневного перехода отсюда, — весьма важный стратегический пункт. Она служит, как вам хорошо известно, связующим звеном всех фортов, разбросанных вдоль индейской границы.

Капитан утвердительно кивнул головой.

— Я очень близко знаком с комендантом крепости, полковником доном Грегорио Охоа, — продолжал Твердая Рука. — В последнее свое пребывание в Сан-Эстебане я часто бывал у него. Но вам ведь знаком мой дикий нрав, известно мое органическое отвращение к городской жизни, и вы, вероятно, уже догадываетесь, что, едва управившись с делами, я стал готовиться к отъезду. По своему обыкновению, я рассчитывал выехать рано поутру. Но мне не хотелось покинуть город, не простясь с комендантом. Я застал его в сильнейшем волнении. Видимо, чем-то встревоженный, а может быть, и взбешенный, дон Грегорио шагал взад и вперед по комнате.

— Пожаловали наконец. Твердая Рука! — воскликнул полковник. — Где вы пропадали? Вот уже два часа, как десять моих солдат разыскивают вас, но ни один не напал еще на ваш след.

— Удивительно! Ведь я находился почти рядом, и найти меня было совсем просто.

— Оказывается, нет, — ответил полковник. — Не будем, впрочем, спорить об этом. В конце концов, мне не так уж важно знать, где вы были и что делали. Вы явились — вот что важно… — Потом, внезапно изменяя тон, он спросил: — А долго вы еще намерены пробыть в Сан-Эстебане?

— Нет, полковник, все мои дела закончены, и завтра на рассвете я намерен уехать. Да я, собственно, и пришел проститься с вами.

— Вот как! — радостно воскликнул дон Грегорио, но, спохватившись, тут же добавил. — Только не поймите меня превратно, не подумайте, что я хочу удалить вас отсюда. Все дело в том, — продолжал он, глядя на меня в упор, — что вот уже несколько дней, как в нашем городе передаются из уст в уста самые тревожные слухи, до источника которых я никак не могу докопаться.

— И что же это за слухи? — спросил я.

— Говорят… но заметьте, что я сказал «говорят», я это подчеркиваю, ибо сам я ничего не утверждаю… итак, говорят, что против нас готовится всеобщее восстание щитоносцев[16], что из лютой ненависти к нам индейские племена, забыв на время взаимные счеты и раздоры, объединились для захвата всех наших пограничных укреплений. Говорят, что вслед за падением наших крепостей последует вторжение в наши штаты. Говорят, что индейцы полны решимости изгнать нас из Соноры и Синалоа и водвориться там на вечные времена.

— Слов нет, это тревожные слухи, — ответил я полковнику. — Однако до настоящего времени ничто, кажется, не подтвердило вам их достоверность?

— Верно, но ведь дыма без огня не бывает.

— О каких же индейских племенах упоминают?

— О многих. В частности, говорят о папагосах, то есть о великой лиге апачей, акуасов, хиленосов, команчей, опатосов и Бог его знает еще каких! Но особую тревогу внушает союз индейцев, — заметьте, речь все еще идет о том, что говорят, — с пограничными метисами и степными пиратами. И те и другие собираются помочь индейцам в их походе против нас.